Хитрые уловки - Берристер Инга - Страница 20

— Мне иногда тоже так казалось. Но я держала свои подозрения при себе…

— Вы сообщали в полицию об исчезновении?

— Пока нет.

— А у Гарри спрашивали? В конце концов, он ведь кузен Хилды.

— Нет…

— Что мы знаем про того человека?

— Ну, когда Джинджер представила его Мэри, она назвала его своим другом и сказала, что его зовут Мартин…

— А фамилия?

— Понятия не имею. Мэри не помнит.

— Знаешь, я думаю, все обойдется. Не такой Джинджер человек, чтобы подруге представлять преступника и называть его другом. И к тому же Джинджер застенчива и осторожна. Она бы нервничала, и Мэри бы заметила это.

— Но вдруг это все-таки был Бакстер? Когда Мэри приехала, они с Джинджер разыгрывали приятелей, по плану Хидды, а потом что-то пошло не так, как надо, и он понял, что Хилда и Джинджер заманивают его в ловушку…

— Хорошо, первое, что мы можем сделать, это связаться с Хилдой и выяснить, знает ли она что-нибудь о планах Джинджер и этого ее таинственного друга. И не паниковать раньше времени…

— Ты не говорил, что живешь в замке. Я представляла себе обычный сельский дом.

На Джинджер произвела впечатление внушительная каменная ограда и тяжелые витые ворота, через которые они проехали во внутренний двор дома Мартина. Все сооружения подавляли бы своим величием и массивностью, если бы не веселая зеленая лужайка внутреннего двора и не яркие цветы, высаженные перед входом в дом.

— Дом… Крепость… Разве это не одно и то же? — сказал Мартин, обходя автомобиль и распахивая перед Джинджер дверцу.

Воздух здесь оказался заметно холоднее, чем в городе.

Джинджер потянула носом воздух. Как рыжий сеттер, подумал Мартин и, догадавшись, что удивило Джинджер, объяснил:

— Дело в том, что мы сейчас на несколько сотен метров выше, чем были днем. Дом ведь на холме. Его построило как крепость семейство богатых торговцев шерсти из Йорка. Он почти полвека простоял пустым, прежде чем я купил почти что развалины. Дом пострадал от бомбежек в войну, а хозяева поскупились на реставрацию. Теперь вот посмотри, какая красота. И уединение.

— Ты любишь одиночество? — задала Джинджер давно мучивший ее вопрос. Она обратила внимание, что они проехали через мили почти необжитой сельской местности, поднимались безлюдной дорогой, а теперь стояли посреди пустынного двора. Дом тоже казался не вполне жилым. Однако стоило признать: что-то бодрящее и волнующее таилось и в огромной пустоте неба, и в девственности невозделанных долин вокруг.

— Я не поощряю случайных посетителей, — согласился Мартин, и Джинджер заметила, что не без гордости.

Если бы это был мой дом, подумала Джинджер, я бы украсила фасад вьющимися растениями…

Мартин тем временем выгрузил ее багаж из машины и широко распахнул перед ней тяжелую, очень старую дубовую дверь.

Коридор оказался узким и темным, камень источал ледяной влажный холод. Джинджер пробил озноб, пока она дожидалась, когда Мартин включит свет/ Лампы вспыхнули, и Джинджер увидела безукоризненно чистые строгие стены и дубовые двери огромного холла, почти лишенного мебели, зато с гигантским камином. Только одна дверь оказалась открытой — в коридор, ведущий к большой, хорошо оборудованной кухне. Посредине стоял дубовый стол внушительных размеров, каменный пол застилали мягкие пестрые ковры, кажущиеся пришельцами в этом помещении.

— Как хорошо… — покривила душой Джинджер.

— Благодаря моей матери, — гордо признался Мартин. — Она сказала, что не переступит порога кухни, пока я не приведу ее в порядок. Раньше здесь все было закопченным и сальным. Но мы поставили новое оборудование, и очаг теперь только для красоты. Я приготовлю тебе ужин, но сначала, если не возражаешь, покажу дом.

Джинджер не возражала. Она сама себе казалась бессовестно любопытной. А есть ей совсем не хотелось, они остановились закусить на пути к Йоркширу.

Полчаса спустя, когда Джинджер в основном познакомилась с домом, она не знала, очарована она или разочарована. Дом, несомненно, прекрасно обставили — удобно, дорого, со вкусом. Но ни один уголок в нем — даже такое интимное место, как спальня Мартина, — не выдавал характера хозяина, умалчивая о его привычках и пристрастиях. Над домом потрудился опытный декоратор. Это Джинджер как профессионал почувствовала сразу. Пространство в комнатах распределено разумно, мебель, редкая и хорошего качества, расставлена с соблюдением всех законов перспективы. Но дом… Он бесплоден. В нем не чувствуется никакой жизни, нет теплоты… В нем нет обаяния родового гнезда или просто любимого дома. И Мартина, как внезапно показалось Джинджер, ничто не удерживает в нем.

Если бы это был ее дом… Джинджер разрешила себе помечтать несколько минут.

И обивки, и обшивки, и даже этот имперский алый бархат в спальне — она бы заменила все! Разом! Дому на холме больше подходят бирюзовые и голубые тона отделок, а не золотая тяжесть украшений на малиновых и пурпурных тканях.

Маленькие, теплые светильники она бы повесила и расставила вместо помпезных люстр. Большая простая белая ванная нуждается в толстых, пушистых полотенцах. Унылый коричневый ковер необходимо заменить на что-то полегче, насыщенное цветом. Большая просторная кровать тоже нуждается в богато декорированном покрытии; диваны в гостиных она бы засыпала грудами подушек: треугольных, круглых и квадратных. Голые стены уныло смотрятся без картин, пустые поверхности мебели существуют для семейных фотографий, и цветов, и разных безделушек.

Семейные фотографии! Нет, она слишком далеко зашла в своих мечтах…

Да, кстати, чего этому дому явно не хватает, так это жизни семьи, обитающей под его крышей.

Мартин наблюдал за лицом Джинджер. И в какой-то момент ему показалось, что взгляд, полный любви и сострадания, которым Джинджер отозвалась на его взгляд, ему давно знаком, с детства. Так на него смотрела мать.

— Можешь не поверить, но я люблю свой дом. Он удобный и надежный, как сейф. Твоя комната — та, что с окном во двор. У нее своя ванная. Скажи, если что-то нужно поставить для Пупси и Наполеона.

Он поселяет ее в гостевую комнату. До Джинджер не сразу дошел смысл сказанного. Она даже не думала о том, где будет спать в доме Мартина. Само собой разумелось, что в его постели.

— В деревне и уклад немного старомоден, -объяснил Мартин, — не хочу, чтоб Кэтти неправильно истолковала наши отношения.

В конце концов, он сказал правду. Кэтти уже не первый год наушничает матери. Разумеется, из самых лучших побуждений. Мать хочет, чтобы сын вновь женился и обрел наконец заслуженное счастье. Но аскетическая жизнь сына, о которой регулярно докладывала прислуга, не оставляла надеждам ни одного шанса.

— Мы давно выросли, Мартин, мы взрослые люди, — мягко напомнила она Мартину, — и оба свободны в выборе.

Она серьезно посмотрела на любимого мужчину, ожидая, что он одумается и переменит решение. Она прекрасно знала, как без труда заставить его сделать это: достаточно просто обнять его, поцеловать… Но она хотела, чтобы Мартин, вместо того чтоб прятаться от прислуги и прятать ее от деревенских жителей с их замшелым общественным мнением, объявил во всеуслышание о тех отношениях, в которых они состоят.

Возможно, они знают друг друга недавно, но, если бы Мартин попросил ее руки, она сказала бы «да». Джинджер не сомневалась, что так оно уже и произошло в один из тех дней, что она забыла.

— Куда бы нам направиться завтра? — сменил Мартин щекотливую тему.

— Разве ты не хочешь остаться дома? Джинджер помнила, что у Мартина накопились дела, и не хотела мешать ему. К тому же они уже потеряли три дня на Йоркшир, а потом еще день провели в Йорке. Мартин устроил прекрасное путешествие через долины Харрогата, восхитившее Джинджер, и с его знанием этого по-домашнему уютного графства каждый день превратился в праздник. Великолепные ранние ужины с чаем в Йоркшире и самом Иорке, восхитительные завтраки в традиционных деревенских пабах, маленькие селения, роскошные обеды в ресторанах, прославленных своей кухней на всю Англию и гордившихся престижными наградами. Но самым восхитительным для Джинджер было то, что Мартин всегда оказывался рядом.