Дочь Севера - Берристер Инга - Страница 15

Амели с сердитым видом отвела взгляд.

— Ты это не одобряешь. Нет, не отрицай, я все вижу в твоих глазах. Они сверкают от сдерживаемых чувств, совсем как у твоей матери!

Ком в горле помешал Амели что-либо ответить ему.

Она была ошеломлена тем, каким хрупким он выглядел. Она знала, что он стар, ему было уже за сорок, когда родилась ее мама, но она привыкла думать о нем, как о сильном и горячем мужчине из маминого детства. Амели ожидала увидеть именно такого человека, а вовсе не белобородого старца, чьи темные глаза с таким участием и пониманием смотрели на нее.

Почему-то все горькие слова, которые она собиралась ему сказать, все объяснения, которые собиралась потребовать, вся высокомерная жалость и цинизм, приготовленные заранее, все это куда-то испарилось.

Вместо этого…

Когда она подняла руку, луч солнечного света, проникший в щелку между занавесями, заиграл на ее золотом браслете. Дедушка замер, внимательно глядя на руку Амели.

— Ты носишь браслет Амиры, — прошептал он. — Мой последний подарок ей. У меня есть ее фотография, когда она носила его.

К удивлению Амели, дедушка достал откуда-то из складок покрывала огромный альбом и пригласил ее присесть на диван, чтобы она могла получше рассмотреть фотографию.

Пока его слегка дрожащие руки перелистывали страницы альбома, Амели почувствовала, как ее сердце переворачивается в груди. На всех фотографиях была ее мать, и некоторые из них…

Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, когда она разглядела одну из фотокарточек. На ней мама нежно обнимала свою новорожденную дочь. У папы в кабинете стояла точно такая же фотография!

Амели положила руку на страницу, чтобы дедушка не мог ее перелистнуть, и дрожащим голосом спросила:

— Откуда у вас эта…

— Твой отец прислал ее мне, — ответил он. — Он присылал мне много твоих фотографий, Амели, и много писем.

— Мой папа?

Амели совсем ничего не знала об этом, и несколько минут сидела молча, переваривая новости. Было сложно принять то, что папа писал дедушке письма, но еще удивительнее было то, что ей он об этом ничего не сказал. А маме? Говорил ли он об этом маме? — подумала Амели, и ей внезапно стало холодно. Конечно, нет. Но ведь папа знал, как сильно дедушка обидел маму, зачем же он так поступал?

Когда она встретилась с дедом взглядом, то поняла, что он догадывается об ее мыслях. Немного неловким движением он пригласил ее сесть поближе. Когда она заколебалась, он сказал:

— Вот там лежит шкатулка. Я хочу, чтобы ты принесла ее мне.

Шкатулка стояла на столике, украшенном замысловатой резьбой, ее поверхность была на ощупь гладкой и теплой, когда Амели взяла ее в руки.

— Эта шкатулка принадлежала еще отцу моего отца, — сказал дедушка, когда она принесла ее. — Он был торговцем и повсюду возил ее с собой. Мне он рассказывал, что первоначально эта шкатулка была сделана для одного из султанов великой Оттоманской Империи. — Дедушка слегка улыбнулся. — Он был великим рассказчиком, и много раз в детстве я убегал с уроков, чтобы посидеть на скамеечке у его ног и послушать его истории о нашей семье, которая сражалась с крестоносцами в Иерусалиме, о предке-алхимике, чье привидение до сих пор бродит по пустыне. Он рассказывал мне много историй, я так любил их, и мне было неважно, были ли они правдивыми или нет!

Говоря это, он перебирал большую связку ключей. Его пальцы, потерявшие гибкость с возрастом, с трудом вставили крошечный ключ в замок и повернули его. Когда он откинул крышку, Амели почувствовала запах сандала и древности, поднимавшийся из шкатулки. Она не могла видеть, что лежит внутри, и стала терпеливо наблюдать, как дедушка, тихо шепча что-то, перебирает содержимое коробки, пока он не нашел то, что ему нужно.

— Прочитай это, — повелительно сказал он, передавая ей потертый конверт. — Это письмо твоего отца, в котором он сообщает о твоем рождении.

Амели нерешительно взяла конверт. Она не была уверена, хочет ли читать это письмо. Всю свою жизнь она считала своего отца человеком твердых принципов и бесконечного сострадания, человеком, с которого она брала пример. И если то, что она прочитает, изменит это мнение…

— Читай, — нетерпеливо сказал дедушка.

Глубоко вздохнув, Амели вынула письмо из конверта и начала читать.

«Уважаемому Шихабу ад-дину, отцу моей возлюбленной жены Амиры!

Я рад сообщить Вам, что стал гордым отцом самой прекрасной дочери на свете. Когда Амира вошла в мою жизнь, я думал, что мое сердце навсегда занято любовью к ней одной, но я ошибался. Сейчас я пишу Вам, чтобы сказать, что рождение Амели было самым лучшим подарком для нас обоих. Я также хочу сказать Вам, что мы теперь оба отцы, и нам обоим Господь даровал дочерей.

И, как отец, я прошу вас передумать и не исключать более Амиру из семьи. Сделайте это не ради нас, а ради Вашего собственного блага. Я поклялся окружить Амиру всей заботой и любовью, на которые только способен, и намерен выполнить это обещание. Теперь у нас есть мы и наша прекрасная дочурка. А как же вы? Вы отвернулись от собственной дочери и лишили себя ее любви и любви Вашей новорожденной внучки.

Я молю Вас еще раз подумать о Вашем решении. Я знаю, что для Амиры Ваше мнение очень много значит, особенно сейчас.

Вне зависимости от результатов Вашего решения, я, стоя над колыбелью своей дочери, дал обещание, что и Вы, и вся остальная семья будете получать письма, в которых я буду сообщать Вам о ее жизни.

Искренне Ваш, Анри Лоррен ».

В конце письма стояла папина подпись, которую Амели едва смогла разобрать, потому что тряслись ее руки, державшие письмо, и глаза застилали слезы. Ей было стыдно, что она хоть на секунду могла усомниться в своем отце.

Дедушка взял у нее письмо, бережно вложил его обратно в конверт и вернул в шкатулку. Потом он хрипло сказал:

— Твой отец был хорошим человеком, хоть и не тем, кого бы я выбрал для моей Амиры.

— Если бы мне пришлось выбирать отца, я выбрала бы только его! — с гордостью сказала Амели.

Знала ли мама о том, что папа писал письма дедушке? Если да, то почему она никогда не говорила об этом? Амели вдруг обрадовалась, что все-таки приехала в Зуран. Ее прошлое стало раскрываться с новых, совершенно неожиданных сторон.

— Он понимал мои отцовские чувства, — признал дедушка.

Амели пришлось закрыть глаза и перевести дыхание, чтобы не выдать обуревавших ее эмоций.

— Ты говоришь это слишком поздно! Ты сказал, что любил мою маму, но ты никогда не пытался связаться с ней и… — Слово «простить» Амели произносить не хотелось, потому что она была убеждена, что это ее матери следовало прощать деда, а не наоборот. — Ты не мог не знать, как она была бы рада примирению!

Она больше не могла сдерживать свои чувства, свою боль и знала, что дедушка слышит все это в ее голосе, но ничего не могла с собой поделать.

— Когда она уехала вместе с папой, ты распорядился, чтобы ее имя не произносилось в твоем присутствии. Ты сказал, что она мертва для тебя и для всей семьи, и что ты запрещаешь связываться с ней. Ты позволил ей умереть…

Амели начала всхлипывать, как маленький ребенок.

— Ты позволил ей умереть, так и не узнав, что ты по-прежнему любил ее! Как ты мог, дедушка?

Взглянув в его глаза, Амели увидела в них боль, ей показалось, что он вдруг как-то съежился, еще больше постарел и стал выглядеть очень усталым.

— Я не могу сказать ничего, что бы облегчило твою боль. Никакие слова не могут облегчить твою ношу или мою собственную, — печально сказал он. — Еще слишком рано. Может быть, через какое-то время. Но в моем возрасте время перестает быть другом или врагом. Мне очень жаль, что нам не удалось сразу поселить тебя здесь, в доме твоей матери, но теперь, когда этот старый дурак, который зовется моим доктором, прекратил суетиться вокруг меня, я распоряжусь, чтобы для тебя приготовили комнату. Нам так много надо обсудить!