Тысяча и один день - Громов Александр Николаевич - Страница 3

– Все в порядке, дорогая. Это свой.

Мама Клава. Вовремя.

Она толстая, с вечно потным мясистым лицом, кое-где покрытым нездоровыми лиловыми пятнами. У хозяйки аттракциона «Смертельная схватка» неизлечимая аллергия на запах мужского пота. Но дело свое она не продает, хотя любое появление в гимнастическом зале оканчивается для нее сущей пыткой. Подозреваю, что атавизмы тут ни при чем – просто она, как добропорядочная квочка, не мыслит своей жизни без патронажа над цыплятами-несмышленышами, шумными, бестолковыми и не всегда послушными. Можно добродушно покудахтать, а можно и хлопнуть крылом неслуха. Педагога из нее не получилось, вот она и пестует бойцов.

Эту аналогию я, естественно, держу при себе. Числиться у Мамы Клавы цыпленком в выводке не так уж плохо. В случае чего она и прикроет тем же крылом – от всего, кроме противника на ринге. Тут уж как сложится судьба. Иные везунчики ухитряются удержаться в аттракционе свыше десяти лет и выйти в отставку относительно целыми, еще пригодными для какой-нибудь простой и необременительной работы. Поломанные и плохо сросшиеся кости, травмированные внутренности, надорванные щеки и уши, разумеется, не в счет.

– В чем дело, Мама? Замена?

Охранница все слышит, каменеет веснушчатым лицом и заведомо готова прямо сейчас обеспечить мне один-два перелома в воспитательных целях. Но хозяйке обращение «Мама», давно и навеки сросшееся с именем, не кажется фамильярностью.

– Саблезубый споткнулся на лестнице, увезли с сотрясением мозга. – В голосе Мамы Клавы искреннее сопереживание. – Ладно, об этом потом… Дуй в раздевалку, оттуда сразу на ринг. Выручи Маму, за ней не пропадет.

Стало быть, для массажа перед боем нет времени. Ладно, не впервой. Перетерпим.

– Я должен сделать Тамерлана? – интересуюсь.

– Умница, – восхищается она. – Успел посмотреть букмекерские ставки?

– Конечно, Мама.

Она треплет меня по щеке:

– Ну давай, ноги в руки. Тамерлан уже на ринге, публика волнуется.

Бегу, послав охраннице воздушный поцелуй. Та в тихой ярости. Еще секунда – и она исчезнет, чтобы тут же появиться передо мною, да так, чтобы я сам напоролся на электрошокер. Мама Клава, ухмыляясь, берет ее под руку и начинает обычную воркотню насчет специфических особенностей местного контингента. Слыхали, знаем. «Привыкайте, милочка, привыкайте. Не обращайте внимания на их выходки. Эти бойцы, конечно, с виду не сахар, но на самом деле они все хорошо выдрессированы, уж вы мне поверьте… Наказать?! Что вы, дорогая! Если бы я наказывала их за каждую глупую проделку, смотреть мое шоу было бы невозможно, это я вам говорю. Всякое живое существо должно иметь отдушину, иначе оно перестанет работать как следует. Кнут и пряник, а как иначе? Покажите им мельком хотя бы крошку от пряника, и можете быть спокойны, они вас не подведут…»

Эта воркотня, впрочем, еще не значит, что по окончании боя мне не грозит чувствительный электрический удар или что-нибудь в этом роде, – у охранниц свои понятия. У нас тоже. Не знаю, кто из бойцов ввел в стародавние времена эту глупую традицию, но послать охраннице воздушный поцелуй – дело святое. Нас бьют и током, и просто по морде, а случается, и по гениталиям, но традиция живет.

Уж что-что, а выделяться на общем фоне мне не следует ни в коем случае. Я рядовой питомец Мамы Клавы, только и всего. Боец по кличке Молния. Гладиатор.

Добежать до раздевалки, запереть в шкафчик городскую униформу, натянуть трико, накинуть на плечи канареечно-желтый халат с ветвящейся молнией по спине – на все про все три минуты. Амфитеатр ревет, как вулкан, сейчас там начнется извержение. Пока что Тамерлан ублажает публику картинной игрой мышц и демонстрацией того, что и как он сделает со своим противником, но публика и без того достаточно разогрета, чтобы начать крушить все подряд, если второй боец сию минуту не появится на ринге.

Охранницы возле канатов и в проходах напряжены. Они хорошо знают, как это бывает, и готовы мгновенно телепортировать на ринг. Три тысячи перевозбужденных зрительниц – это серьезно. Галерка еще так-сяк, а первых рядов надо бояться: там сплошь юницы с повышенной от рождения агрессивностью – за счет мозгов и прочих женских добродетелей. Угроза немедленного удаления с территории комплекса при первом нарушении запрета на телепортацию в его стенах (на персонал этот запрет не распространяется) плохо фиксируется в их головах.

Случалось, и не раз, что охранницы не успевали взять бойцов в живое кольцо, столь тесное, чтобы внутрь него нельзя было телепортировать. Бывало и так, что охрану просто сминали, несмотря на электрошокеры и слезоточивый газ. О судьбе иных гладиаторов напоминают лишь прокорябанные ими надписи на личных шкафчиках в раздевалке.

Иду.

Под объявление о замене участника иду танцующей походкой по специальному подиуму, вокруг меня гвалт и свист. Эй вы, смотрите на меня! Хорош? Хорош. Прожектора ловят меня и держат цепко, как бульдоги. Какая-то юная стерва, самозабвенно визжа, пытается схватить меня за край халата и получает по рукам. Охрана пока на высоте.

Это радует.

А еще – то, что мною заткнули дыру во второй схватке, а не в пятой. Публика пока еще сохраняет толику рассудка. Она даже немного разочарована: ожидала боя Тамерлана с Саблезубым, а теперь вместо одного из ветеранов вынуждена довольствоваться недавним новичком, еще не сделавшим себе имя на ринге, вдобавок сущим цыпленком в сравнении с Тамерланом. Много ли стоят мои восемьдесят пять килограммов против его ста тридцати? Передо мной монстр, вулкан, торнадо – подвижная гора мышц без единой жиринки.

Тамерлан не дает мне поднырнуть под канаты – рычит и дергается под одобрительный вой публики, изображая, будто намерен прямо тут разорвать меня голыми руками и разбросать куски по амфитеатру. На то я и Молния, чтобы обмануть его ложным движением, извернуться, проскользнуть на ринг и, оказавшись за спиной своего противника, легонько похлопать его ладонью по бритой блестящей макушке. Для этого мне приходится подпрыгнуть.

Вой и смех. Аплодисменты.

Разумеется, Тамерлан ревет разъяренным быком, перекрывая шум амфитеатра, и кидается на меня. На нем виснут секунданты, он стряхивает их (один, к восторгу публики, улетает за канаты), но на ринг телепортируют сразу две охранницы, и рефери удается уговорить моего противника немного повременить с моим расчленением.

Привычная игра, с незначительными вариациями повторяющаяся в тысячный раз. Но публике не надоедает.

Халат долой – его подхватывает мой секундант.

– Мама велела протянуть до седьмого раунда, – шепчет он мне на ухо.

Киваю: понял.

– Интересно, Тамерлан об этом знает? – полушутя говорю я.

– Обижаешь…

Вскинув руки, приветствую публику. Рев, свист и жидкие хлопки. Охрана улетучивается с ринга. Эксмены – секунданты и рефери – подлезают под канаты. Бой без правил не бокс, судью на ринге могут и зашибить ненароком.

Тут же кто-то довольно метко запускает в рефери огрызком яблока. Точно в ухо. Публика рада.

Внимание, сосредоточиться… Вопли и визги болельщиц мне не подмога, не тот случай. Во время боя нельзя обращать внимание ни на что, кроме противника, и уж меньше всего на публику. Этот бой – не до смерти, это просто шоу, но и во время шоу случается всякое…

Нет амфитеатра. Трех тысяч зрительниц не существует. Охранницы – забытый мимолетный сон. Кроме меня, во всем мире нет ничего, за исключением огороженного канатами квадрата и моего противника.

Гонг.

Мы с Тамерланом «прощупываем» друг друга. Неважно, что мы уже не раз встречались на ринге, знаем сильные и слабые стороны друг друга, изучили увертки и отработали взаимодействие. Тут другое: определить, в какой форме твой противник и какой трюк можно себе позволить, а какой нет.

Кажется, Тамерлан сегодня не заторможен, да и я тоже, несмотря на безмассажие. Мама Клава будет довольна.

Первые удары, хваты, броски не достигают цели. Так надо. Затем я должен несколько раз подряд огорчить Тамерлана, что я и делаю, угодив ему ногой в живот, ребром ладони по шее и «вилкой» в глаза. Да еще роняю его на ринг красивым броском.