Тысяча и один день - Громов Александр Николаевич - Страница 12

– Госпожа, – напоминает она.

– Так точно, госпожа.

Она смотрит на меня с большим интересом, и этот интерес мне совсем не нравится.

– А скажи мне, Тимофей Гаев, он же Тим Молния, не было ли у тебя личной причины быть уволенным из конструкторского бюро?

– Э… простите, госпожа?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, – улыбается дама. – Ты был там на хорошем счету. Кое-какие твои идеи используются до сих пор. Дисциплинированный, думающий технарь. Красивый и здоровый спермодонор первого разряда… сексуально привлекательный для людей с атавизмами в психике… Верно?

Под ее взглядом в упор я стараюсь выглядеть уже не растерянным дебилом, а клиническим олигофреном. Может, она поверит, что на ринге мне вышибли последние мозги?

Верьте мне. Боец же. Уже полгода. С утолщенной по Ламарку лобной костью за счет мозгов.

Ага. Мечтай, мечтатель.

– Ты умный парень, Тимофей Гаев, – с удовольствием говорит дама. – Умный и осторожный. А при случае – решительный. Когда твоя непосредственная начальница проявила к тебе нездоровый сексуальный интерес, ты испугался. Когда же этот интерес стал чересчур настойчивым, ты не вообразил, будто кривая вывезет, а с помощью друзей провернул хитрую комбинацию, в результате которой был переведен в другой отдел. Когда же твоя бывшая начальница – не беспокойся, она сейчас на принудительном лечении – распалилась яростью и ждала только случая подставить тебя по-крупному, ты сумел это понять и упредил – украл технический спирт, надрался свинья свиньей и расколотил прибор, вследствие чего вышел из опасной ситуации с наименьшими потерями. Умно. Глупцу, принявшему роль, от которой ты отказался, повезло куда меньше…

В этом сомневаться не приходится. Не хочется даже думать о том, какая участь уготована мужику, уличенному в сексуальной связи с настоящим человеком. Эксмен, ставший настоящим самцом, обречен и может считать себя счастливчиком, если уйдет в ничто без мучений.

Бедный глупый Шурка Костяков… Мир праху. А ведь предупреждали его, внушали открытым текстом, едва не кричали: не жди удава, кролик, беги во всю дурь – все равно куда, но беги! А он только вздыхал да демонстрировал тоскливую обреченность: куда, мол, убежишь…

Нет, не глупый он был. Просто нерешительный, с атрофированной волей. Типичный эксмен. Трудно такому не плыть по течению в мире, где все продумано и выверено за столетие до твоего рождения. Но даже в прекрасно зарегулированной реке встречаются опасные водовороты.

Можно верить, что течение само пронесет мимо. Можно – не верить и грести. Разумеется, не против могучего потока – это бесполезно, – а наискось.

И тогда, быть может, водоворот останется позади.

– Ты знал об этом?

– Нет, госпожа.

– Ты не поддерживаешь связь со своими старыми товарищами?

– Нет, госпожа. А надо?

Похоже на невольную дерзость – от избытка простодушия. Уже зря. Моя маска врожденной тупости отваливается кусками, пора стряхнуть с себя ошметки.

Дама пропускает мою реплику мимо ушей.

– Почему ты не доложил куда следует о поведении своей начальницы?

– Кто поверит эксмену, госпожа? Возьмут только на заметку. Мне это надо?

Обе спутницы холеной дамы настораживаются – моя маска сброшена. Пусть думают, что под ней лицо.

– Не хочешь привлекать к себе внимание, Тим?

– Мне не нужны неприятности, госпожа.

– А работа тебе нужна?

– Кхм. Простите, госпожа?

– Мы собираемся предложить тебе работу, Тим. Новую работу, отчасти связанную с твоей основной специальностью и очень ответственную. Согласен обсудить детали?

Последняя соломинка для утопающего:

– Мама Клава?

На нее страшно смотреть. Нет, в данной ситуации она ничего не сможет для меня сделать.

– Молния у меня лучший боец, – хрипит она, бессмысленно пытаясь прикрыть крылом желтенького пушистика. Беспардонно врет, конечно: я вовсе не лучший боец в ее шоу. Даже в своей весовой категории.

Жаль, что у нашей квочки не стальные легированные крылья. Эти ястребы попросту не обращают внимания на Маму Клаву.

– Разве требуется мое согласие? – резонно спрашиваю я.

– Представь себе, нам желательно его получить, Тим. Повторяю: работа крайне ответственная, сложная… и, возможно, опасная. На такую работу не гонят из-под палки, на нее нанимают заинтересованных людей, подходящих по всем статьям. Ты подходишь. Мы намерены тебя заинтересовать. Все равно эта мордобойная контора, – следует кивок в сторону Мамы Клавы, – доживает последние дни, так что тебе прямой смысл подумать о будущем. У тебя здесь не осталось ничего ценного?

Подумав, качаю головой:

– Нет, госпожа, ничего. Но…

– Что «но», Тим?

Делаю судорожный вдох.

– Если это от меня зависит – я отказываюсь.

– Боишься риска, Тим?

– Предпочел бы обойтись без него, госпожа. Насколько это возможно.

Федеральная безопасность в секундной растерянности. Краем глаза замечаю, что Мама Клава уже не столь похожа на разлагающегося покойника, как полминуты назад. Что, мол, федералы, получили свое?

Она их просто плохо знает.

Углы рта холеной дамы трогает всепонимающая улыбка:

– Ты постоянно рискуешь на ринге, Тим. Ты участвовал в двух… да-да, в двух смертельных схватках без правил на потеху развлекающейся публики. Ты убил одного противника и покалечил другого, но и тебе досталось… Тебя ведь тоже могли убить, тем более учитывая твой тогдашний малый опыт, верно, Тим? Даже теперь, когда смертельные бои запрещены, ты рискуешь случайно получить на ринге травму, несовместимую с жизнью. Тебя ведь не сам риск пугает, верно? Ты по психологическому портрету не заядлый игрок, но все же игрок. Ты игрок рассудительный, поэтому предпочитаешь не играть там, где не видишь шанса выиграть. Сейчас ты, конечно, вообразил, что от тебя потребуют несуразно много, взамен чего посулят столь же несуразную оплату – чересчур громадную, чтобы имело смысл платить, когда проще убрать претендента по завершении его миссии. Не отпирайся, Тим, ты ведь подумал об этом?

Она читает мои мысли. Неужели у меня все на лице написано?

Стою столбом, молчу. Что вам надо от меня? Душу? Не продаю. Нечего там продавать – нет у меня души. Высунулась однажды, поглядела на мир и сбежала неведомо куда.

– Ты ошибаешься. Сейчас мы проедем в одно место, там тебе подробно растолкуют суть нашего предложения и дадут необходимые гарантии. Уверена, ты отнесешься к ним с предельным вниманием. Это, кстати, в твоих личных интересах.

– Ваш слуга, госпожа.

У меня снова деревянное рыло. Если уж от меня ничего не зависит – надо быть проще. Все равно что расслабиться и получить удовольствие.

С деревяшки можно снять стружку. Можно расколоть ее колуном. Можно сжечь. В любом случае деревяшка бессильна возразить – так, чтобы ее палач отказался от своего намерения. В лучшем случае она может воспользоваться неосторожностью палача и посадить ему занозу. Но это уже от крайности… пропадать, так с музыкой.

Холеная дама поднимается с кресла, идет ко мне, по-прежнему улыбаясь.

– Рада, что ты это помнишь, Тим. Хороший слуга исполняет приказы быстро и без раздумий. А потом искренне радуется справедливо полученной награде. Право, жаль, что ты пока еще не очень хороший слуга… Ты подвергаешь сомнению слова своих хозяев и не хочешь исполнять даже их просьбы, не говоря уже о приказах. Но ты захочешь… ты очень захочешь их исполнить, глупый эксмен Тимофей Гаев. Это совсем не трудно – заставить захотеть…

Она усмехается прямо мне в лицо:

– Не советую тебе телепортировать, Молния…

Последнее, что я вижу в кабинете Мамы Клавы, – ее мясистое лицо с ярко пылающими багровыми пятнами, отпадающей челюстью и отечными веками, распахнувшимися сейчас до крайнего предела. Она начала понимать…

Я проваливаюсь в Вязкий мир и пытаюсь бежать в нем, чего нельзя делать, – вернее, можно, как можно делать все бесполезное. Лиловый кисель не понимает, когда сквозь него прут дуром, как лось через тайгу. Выигрыш в скорости ничтожный, зато сил тратится уйма. Ох, как мне нужны сейчас эти силы!..