Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор - Страница 62

Но более всего тревожило место России среди Объединенных Наций.

В новогодний день, когда президент, Черчилль и другие сидели за обеденным столом, разговор зашел о России. В это время немцы и русские сошлись в решающей схватке к западу от Москвы. Черчилля, служившего военным министром в правительстве Ллойд Джорджа во время Первой мировой войны, хозяину Белого дома не превзойти в роли рассказчика военных историй. Сообщения с русского фронта напомнили ему о времени, когда он руководил британской военной интервенцией против пришедшего к власти большевистского режима. Войска интервентов дошли до Тулы, расположенной вблизи Москвы к югу. Но сейчас, по словам Черчилля, он простил бы русских «в соотношении к числу гансов, которых они уничтожат».

— Простят ли они вас? — задал встречный вопрос колючий Гопкинс.

— В соотношении к количеству танков, которые я им посылаю, — ответил Черчилль.

Рузвельт не согласился — сказал, что, по его мнению, русские не простят Черчилля. И возможно, был прав. Даже в начале сотрудничества в рамках Объединенных Нации, когда Англия и Соединенные Штаты выступали единым фронтом с Россией против «Оси», слишком очевидны были трещины в коалиции. По мере того как немецкие войска все больше угрожали главным городам СССР, Сталин жаловался на задержки в поставках оружия. Во время атаки на Пёрл-Харбор Иден поехал в Москву для совещаний со Сталиным и Молотовым. Черчилля крайне обеспокоили поступившие от него из Москвы сообщения. Сталин предложил Идену немедленно заключить секретное соглашение о возвращении России балтийских государств, границ 1941 года с Финляндией и Румынией и границы с Польшей по старой линии Керзона. Иден уклонился от соглашения на том основании, что Рузвельт просил Англию не вести секретных переговоров по вопросам послевоенного устройства Европы без консультаций с ним. Такое соглашение противоречило бы к тому же Атлантической хартии.

Сталин был раздражен и озадачен. Как может существовать военный альянс, если различны цели его участников? Черчилль тоже возмущался в Вашингтоне. Даже сейчас, через шесть месяцев героического сопротивления советских войск, он не мог забыть равнодушное и даже враждебное отношение России к британским интересам до июня 1941 года, — она стала сражаться с нацистами, когда на нее напали. Однако возражения Черчилля против соглашений о послевоенном устройстве проистекали больше из стратегических расчетов, нежели из обиды или какого-нибудь принципа.

— Нельзя предвидеть, как сложится баланс сил или где будут стоять победоносные армии в конце войны, — наставлял он Идена.

Англия и Америка окрепнут в экономическом и военном отношениях, русские будут нуждаться в их помощи. Черчилль откладывал послевоенные мероприятия до того времени, когда отойдет от власти.

Сложную проблему представлял собой второй фронт. В критические дни конца 1941 года Сталин просил англичан предпринять действия, которые ослабили бы невыносимое давление немецкой военной машины. Черчилль поручил Идену обсудить вопрос о направлении британских войск на Кавказ и в расположение русских войск, сражавшихся на юге. Однако наступление нацистов в Африке заставило Лондон взять назад это предложение, а осторожное предложение направить эскадрилью Королевских ВВС отпало после Пёрл-Харбора. В конце декабря ход войны изменился. Как раз в то время, когда японцы громили Пёрл-Харбор, русские предприняли мощное контрнаступление под Москвой. За несколько дней Красная армия добилась впечатляющих успехов.

Теперь настала очередь Москвы сообщать об окружении десятков тысяч солдат противника, колоссальных военных трофеях, освобождении крупных городов, включая Калинин и Тулу. Через несколько дней русское наступление замедлилось из-за снега и холода, недостатка транспортных средств, вооружений, из-за упорного сопротивления немцев и просто усталости. Но в дни, когда Иден и Сталин встречались в Москве, а Черчилль и Рузвельт — в Вашингтоне, советский лидер больше не настроен просить. У него появилась возможность заглянуть подальше в будущее. Он сказал, что больше нет нужды просить американские войска прибыть на русский фронт. Но в одном вопросе он не изменит своей позиции, никогда не изменит. Он все еще требовал открытия второго фронта, с тем чтобы ослабить мощные удары, задуманные Гитлером, как он предвидел, в новом году.

Что касается Дальнего Востока, Сталин проявлял в этом отношении холодный прагматизм. Он не готов к удару по Японии. Сталин напомнил Идену, что был вынужден перебросить много дивизий из Сибири на Западный фронт. Более того, война с Японией была бы «непопулярной в народе, если инициатива военных действий будет исходить от советского правительства, — сказал он Идену. — Если, однако, нас атакуют, то настроения советских людей будут совсем другими». Сталин предположил даже, что японское нападение на СССР весной вполне возможно. Иден предупредил собеседника, что Япония постарается уничтожить своих противников одного за другим, включая Россию, но Сталин заметил, что Англия едва ли сражается с Японией в одиночку.

Рузвельт попытался действовать менее прямолинейно. В середине декабря он телеграфировал Сталину, что предложил Чану немедленно созвать в Чунцине конференцию китайских, советских, английских, голландских и американских представителей для совместного планирования операций на Дальнем Востоке. Сталин быстро откликнулся замечанием, что президент не прояснил цели такой конференции. Чтобы отделаться от президента, он сказал, что ждет «разъяснений». Затем добавил:

— Желаю вам успеха в борьбе против агрессии в Тихоокеанском регионе.

Рузвельт был столь привержен стратегии «приоритет Атлантики», что в эти напряженные дни не собирался рассматривать всерьез единственную альтернативу, которая могла бы вовлечь Россию в войну на Дальнем Востоке, — стратегию «приоритет Тихоокеанского региона». Эта стратегия напрямую связала бы США с Советами через северную акваторию Тихого океана, создав второй фронт против Японии. Такая стратегия столкнулась бы с огромными трудностями и имела явно небольшое число сторонников. Тем не менее в духе этой стратегии Макартур замыслил план. Он телеграфировал в военное ведомство, что чрезмерное продвижение японцев на юг дало бы «золотой шанс» нанести «эффективный удар», если бы Россия была вовлечена в войну в Тихом океане. Президент предложил Сталину обсудить «совместное планирование» с послами США, Англии и Китая в Москве, но тот ответил на это неясное предложение столь же сдержанно, как и на идею конференции в Чунцине.

Таким образом, Советский Союз оставался полусоюзником — членом Объединенных Наций, главным противником Германии, но не участником войны на Дальнем Востоке. Не входил он и в Объединенный комитет начальников штабов. Рузвельта удовлетворяло такое положение, по крайней мере на данный момент. Он понимал причину осторожности Сталина в Сибири. Президент считал, что ход событий сам принудит союзников к единству. Советский лидер, говорил он друзьям на обеде в новогодний день, вынужден управлять весьма отсталым народом, это многое объясняет. Президент сказал, что Гарри Гопкинс по возвращении из Москвы сообщил ему: Сталин обладает чувством юмора. Это означает, заметил Рузвельт, он располагает и чувством пропорции.

Очевидно, что в эти дни президент менее склонен работать над большой стратегией, чем укреплять связи, определять приоритеты, обмениваться взглядами, намечать краткосрочные планы. Вашингтонским встречам присвоили кодовое название «Аркадия». Казалось, они проходили в идиллической атмосфере. Их решения, рассчитанные на перспективу — кроме подтверждения стратегии «приоритет Атлантики», — не сыграли решающей роли. Значение конференции состояло в укреплении англо-американского единства, создании совместного рабочего механизма, обсуждении тактических планов. «Аркадия» более чем когда-либо сблизила двух лидеров на основе согласия и товарищества.

Степень англо-американского сотрудничества и «военно-промышленного комплекса» двух стран ярко проявилась позднее, когда Маршалл передал Харви Банди слух, что Черчилль собрался сместить в Вашингтоне Дилла. Дилл так тесно сотрудничал с администрацией, что перспектива его ухода вызывала у американцев большое сожаление. Маршалл предложил Банди обговорить в Гарварде присвоение Диллу почетного ученого звания на специально созванном по этому случаю университетском совете и таким образом повысить его престиж в Лондоне. Банди попытался ходатайствовать об этом через своих друзей в Гарварде, но ему сказали, что университет никогда не проводит советы по специальному поводу. Ходатайство через друзей в Йельском университете дало аналогичные результаты. Но затем в Йеле нашли выход: что, если наградить Дилла призом за укрепление англо-американского сотрудничества? Дело устроили, и главный духовой оркестр Пентагона вылетел вместе с Диллом в Нью-Хейвен для участия в церемонии. Речь Дилла поместили на первой странице «Нью-Йорк таймс». Позже Маршалл сообщил Банди, что все эти мероприятия произвели на Черчилля сильное впечатление. Во всяком случае, Дилл сохранил свой пост.