Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор - Страница 25

Таким образом, Лондон остался верным своим обязательствам перед Грецией. Но 6 апреля, в день, когда англичане высадились в Югославии, германские войска вторглись в эту страну с северо-востока.

Было нечто возвышенное в поведении страны, верной обязательствам перед малым союзником, в то время как она сама подвергалась опасностям войны. Благородно, но в военном отношении не особенно эффективно. Гитлер, как обычно, следовал стратегии ударов превосходящими силами на решающих участках фронта. Стратегическая инициатива позволяла ему проявлять тактическую гибкость. Он выставил 14 дивизий — 4 из них бронетанковые — для быстрого и мощного удара. Чтобы одолеть такую силу, отваги и натиска недостаточно. Вскоре британские войска и их греческие союзники стали стремительно отступать на юг в кошмарной обстановке скрипящих телег, горящих автомашин, забитых войсками горных дорог, пыли и грязи. Британский флот принял на борт кораблей у южного побережья Пелопоннеса военнослужащих, выживших в ходе отступления. Погибших, раненых и взятых в плен насчитывалось 12 тысяч.

Между тем в Северной Африке намечались еще одни «клещи» для британских войск. Гитлер отнюдь не планировал фронтальное наступление на Каир, но снова выбрал подходящий участок фронта для удара превосходящими силами. Проводя разведку боем оборонительных линий англичан и австралийцев, Роммель вскоре обнаружил их слабые места, появившиеся в результате отвлечения части войск в Грецию. Затем серией блестяще выполненных боевых операций он опрокинул левый фланг армии Уэвелла, отбросил англичан от Бенгази и осадил Тобрук. Результаты великого победного перелома, обеспеченные Уэвеллом в минувшем году в войне против Италии, были ликвидированы.

Надвигался третий, и наиболее суровый период испытаний для Англии — Крит. После захвата немецкими войсками Греции и Югославии Герман Геринг поставил для своих пилотов, планеристов и парашютистов дерзкую задачу — осуществить первую в истории крупномасштабную десантную операцию. Германское командование выделило для нее 16 тысяч парашютистов и горных егерей, 1200 самолетов. Удар был нанесен 20 мая: защитники Крита уничтожили сотни германских солдат и офицеров в небе и на земле. В одну ночь британский флот потопил немецкий конвой с 4 тысячами солдат на борту кораблей. Но немцы продолжали операцию по воздушному мосту. В течение недели англичане совершили еще одно чудо эвакуации. Гитлер же праздновал свою самую блестящую победу.

Теперь стратегия Черчилля подвергалась жесточайшей критике. Его бывший шеф в годы Первой мировой войны старый Дэвид Ллойд Джордж поставил в палате общин под сомнение способность премьера единолично руководить военными операциями. Он припомнил неблагоприятные периоды в минувшей войне: «Правда, тогда нам пришлось терпеть крупные поражения и отступать три-четыре раза». Нет сомнений в блестящих способностях Черчилля, продолжал Ллойд Джордж, но премьеру требуется окружение из людей не столь одаренных — «людей, на которых он смог бы проверить правильность своих задумок, обладающих независимым мышлением, способных возразить премьеру и высказать все, что думают...». Критику поддержали десяток других парламентариев. Выступив перед затаившими дыхание членами палаты общин, Черчилль дал эмоциональный ответ на «не особенно ободряющую речь» Ллойд Джорджа. Итак, бывший премьер хочет, чтобы нынешнего главу правительства «окружали люди, которые стояли бы передо мной и говорили мне в лицо: „Нет! Нет! Нет!“ Затем Черчилль продолжал с пафосом:

— Боже мой, почему он не думает о том, сколь глубоко укоренен в конституции негативизм, и о функционировании британской военной машины. Проблема состоит не в торможении, а в недостатке скорости. В любой момент нас могут попросить, чтобы мы превзошли немцев в дерзости и напоре, и в этот момент премьер-министра будут окружать люди со своими «нет».

Только три члена палаты общин голосовали за вотум недоверия правительству, но нападки усилились после потери Крита. Черчилль роптал в парламенте, что ни Гитлера, ни Муссолини не вызывали в законодательное собрание отчитываться за ошибки. Он напомнил членам палаты общин, что немцы могли свободно перемещать свои войска по внутренним воздушным и железнодорожным коммуникациям в Европе, в то время как Англии приходилось «упаковывать самолеты в ящики, затем грузить их на корабли и уж потом отправлять их через бескрайние океанские пространства к мысу Доброй Надежды, оттуда посылать оборудование в Египет, там вновь собирать самолеты, производить подгонку и поднимать их в воздух...». Он говорил, что не будет вдаваться в тактические детали. Поражение — горькая вещь. Ответом на поражение должна быть победа.

Черчиллю удалось одолеть своих критиков в парламенте, но его озадачивали доброжелатели. После Греции Рузвельт телеграфировал премьеру соболезнования в связи с потерями и восхищение героизмом англичан в ходе «совершенно оправданного отступления». Дальнейший текст телеграммы выглядел довольно зловеще: «В будущем, если потребуются новые отступления, они станут частью плана, который предусматривает на этой стадии войны сокращение протяженности британских линий фронта и увеличение протяженности линий фронта стран „Оси“, а также вынуждение противника мобилизовать большие массы войск и военной техники. Мне доставляет большое удовлетворение, что общественное мнение нашей страны и Великобритании все больше приходит к пониманию того, что, даже если будут дальнейшие „отходные маневры в Восточном Средиземноморье, вы не допустите окончательного поражения или капитуляции и что в конечном счете господство британского флота в Индийском и Атлантическом океанах поможет со временем выиграть войну“.

Черчилль едва сдержался, чтобы не дать резкую отповедь Рузвельту за его совет, способный посеять отчаяние. Утрата Египта и Ближнего Востока была бы серьезной потерей, предостерегал он Рузвельта. В этой войне значило приобретение каждой выгодной позиции, — «сколько еще из них нам придется утратить?». Премьер хотел быть предельно откровенным. «Единственный способ преодолеть растущий пессимизм в Турции, странах Ближнего Востока и в Испании состоит в немедленном присоединении к нам Соединенных Штатов в качестве воюющей державы».

Поражение — горькая штука. После потери Балкан Черчилль стоял перед банкротством своей стратегии. Где можно было остановить Гитлера? В эти тревожные недели его солдаты разбили итальянцев в Восточной Африке, одолели французов Виши в Сирии. Но они ничего не могли поделать с нацистами. В июне премьер перешел к тактике отчаяния: в целях укрепления обороны против Роммеля он пошел на отчаянный риск, послав корабли с танками на борту прямо через Гибралтарский пролив к Уэвеллу. Это ослабило бронетанковую оборону на островах и было чревато угрозой потопления судов в Средиземном море. Авантюра удалась, но Уэвелл все еще не мог обратить вспять наступление Роммеля. С большой неохотой Черчилль решился на отстранение Уэвелла от командования войсками на Ближнем Востоке. Казалось, уже ничто не исправит положения. В мае немцы подвергли Лондон самой массированной бомбардировке из всех, разрушив большую часть палаты общин. На развалинах парламента Черчилль плакал.

Ему становилось яснее, чем когда-либо: Америка осталась его единственной надеждой. До сих пор, говорил он в своем выступлении в палате общин 7 мая, его правительство не делало ошибок в отношениях с Вашингтоном.

— Мы не досаждали им ни бахвальством, ни просьбами.

Теперь нужно ожидать полного развертывания сил могущественной демократии с населением 130 миллионов. Каждый понимал, что время уходит, могущественная демократия пробуждается крайне медленно. Черчилль заключил свое обращение к народу по радио стихами: