Таня Гроттер и трон Древнира - Емец Дмитрий Александрович - Страница 5

– Ты как, к экзаменам-то готовишься? – поинтересовался Тарарах.

– Да вроде, – не очень уверенно ответила Таня, невольно задумываясь, правду сказала она или нет.

С одной стороны, до учебников они с Ягуном и Ванькой еще так и не добрались. С другой – уже неделю пытались вылупить из малахита духа всеведения, поливая его драконьими слезами и держа на холоде. Дух действительно вылуплялся, но всякий раз получался таким идиотом, что не только не был способен подсказывать, но не помнил даже, как его зовут.

– Ты, Танюх, смотри хорошо учись… Чтоб от зубов отскакивало! Чтоб в любую секунду, хоть ночью тебя разбуди, все в башке стояло… Оно, конечно, искрой запулить и без знаний можно. Тут и профессором-то быть не нужно, а просто головастым. Иной профессор, как до дела дойдет, такого наворотит, что только и останется от него, что нос… – Спохватившись, что сам себя опровергает, Тарарах замолчал и застенчиво зашевелил пальцами ног. Он всегда ходил босиком, утверждая, что в башмаках чувствует себя как носорог на протезах.

«Что-то мне все это не нравится. Про учебу заговорил… Вдруг у него снова все аспиды расползлись, а собирать некому?» – опасливо подумала Таня.

Собравшись с духом, питекантроп набрал полную грудь воздуха, выдохнул с такой силой, будто задувал свечу, горевшую где-то в другом конце зала, и приступил к сути:

– Я, Танюха, хочу сегодня к избушкам на ночь пойтить. Интересно мне поглядеть, как они там. Гнездо свивают или, может, стоя спят.

– Сходи. Почему бы и нет? – сказала Таня.

– Опять же – вдруг повезет, и какая-нибудь избушка яйцо снесет. Я бы его к птице Сирин в гнездо положил – она бы мне избушонка вывела. А я бы его потом Ягге подарил… – продолжал бубнить Тарарах.

– Здорово. Ягге обрадуется.

Пока Таня не понимала, в чем тут секрет. Разве что Тарарах опасается, что она проговорится Ягуну, а он – своей бабусе, и тогда не будет сюрприза.

– Во-во! И я говорю: здорово! – воодушевился Тарарах. – Так, значит, ты согласна? Ты посидишь со Спящим Красавцем?

– С кем, с кем? – переспросила Таня.

Тарарах поднес палец к губам:

– Тшш! Потом узнаешь. Только учти: сидеть придется всю ночь. Иначе не пойдет.

– А кто это такой – Спящий Красавец?

– Потом узнаешь. Пока не могу сказать. Так да или нет? Я тебя давно ни о чем не просил.

– Ну ладно, – уступила Таня.

– Значит, да? – недоверчиво переспросил питекантроп.

– Да, да, да, да! – уныло повторила Таня.

Она уже прикинула, что пирог можно будет взять с собой. К тому же Красавцы, даже и спящие, тоже на дорогах не валяются. Интересно будет на него посмотреть. Если же Красавец внезапно проснется и будет надоедать, его всегда можно будет спихнуть Верке Попугаевой или Гробыне.

Тарарах просиял.

– Я знал, что ты согласишься! Ты не пожалеешь! – выпалил он. – Тогда через десять минут у меня в берлоге! Постучишь вот так: раз-два-три, раз-два…Только запомни – чтоб ни гугу!

Таня вернулась к столу. Баб-Ягун и Ванька с любопытством покосились на нее, но ничего не спросили.

– Мне нужно отлучиться… Я не могу ничего рассказать, потому что… Ну, короче, за завтраком увидимся! – сбивчиво проговорила она.

– Угу, – Ванька равнодушно отвернулся. Таня, отлично его знавшая, поняла, что он не на шутку разобижен.

Она виновато развела руками, завернула в салфетку большой кусок пирога и выскользнула из Зала Двух Стихий. Поднявшись по лестнице атлантов, она свернула в первый же темный коридор. Это был не самый короткий путь к берлоге Тарараха, однако девочка надеялась, что здесь она точно никого не встретит. Факелы неприветливо шипели и сыпали искрами. Где-то в закоулках дребезжала расшатанными спицами Инвалидная Коляска. Таня, не останавливаясь, запустила в нее «дрыгусом».

Она была уже на полпути к берлоге Тарараха, когда внезапно из ниши, преградив ей дорогу, выплыл темный силуэт. Таня завизжала. От ее визга погасли два факела. Где-то наверху треснуло стекло.

Уж что-что, а визжать малютка Гроттер умела и делала это мастерски. Уроки ей давала сама Пипа. Здесь же, в Тибидохсе, она совершенствовала мастерство у Кати Лотковой и Верки Попугаевой – двух знаменитых паникерш. Фигура отшатнулась и, зажав руками уши, издала птичий крик. Одновременно ее лицо попало в лунный луч, голубоватой струйкой вливавшийся сквозь витраж. Таня узнала Поклеп Поклепыча.

Бесцветные глазки завуча замораживали девочку с головы и до самых пят. Тане почудилось, что у нее в желудке начинает образовываться ледяной ком. По телу забегали колючие искры.

– Гроттер, немедленно закрой рот! Ты меня оглушила! Что ты тут делаешь? – прошипел завуч.

– Гуляю!

Поклеп недоверчиво осклабился:

– Здесь? А что, нет более подходящих мест для прогулок?

– Есть, – машинально ответила Таня.

– Тогда что ты тут делаешь? – прищурился завуч.

– Э-э… Везде полно народу. А тут мне никто не мешает сосредоточиться. Я обдумываю сочинение на тему «Использование протухших медуз в магических целях». Можете спросить у профессора Клоппа. Это он нам его задал! – поспешно нашаривая первое попавшееся объяснение, сказала Таня.

– Хорошо, я обязательно поинтересуюсь у Клоппа, разрешает ли он шататься по коридорам, – с угрозой пообещал Поклеп.

Его глазки липкими червячками проползли по Таниным рукам и остановились на салфетке:

– Тэк-с. Сверток. Что в свертке?

– Пирог, – растерялась Таня.

– В самом деле? А ну дай его сюда! – потребовал завуч.

Дальше Поклеп Поклепыч повел себя непредсказуемо. Он бросил сверток на пол, коршуном навис над ним и стал крошить пирог, не обращая внимания на крем и варенье, измазавшие ему пальцы. При этом он ухитрялся держать наготове магическое кольцо, чтобы в случае необходимости метнуть боевую искру. Наконец пирог был уничтожен – растоптан ногами. На полу осталось лишь безобразное месиво, на которое стали слетаться осы. Одна из них даже ужалила завуча в палец. Почему-то это Поклепа успокоило.

– Осы не могут ошибиться. Это и правда был пирог… – негромко сказал он сам себе. – Ладно, Гроттер, иди! Только не думай, что я тебе поверил! Тебе еще предстоит давать объяснения, и очень скоро!

Он еще раз пробуравил Таню взглядом и вновь удалился в нишу.

Таня успела заметить там раскладной стульчик, сотворенный с помощью простейшей магии. «Ага, Поклеп сидит в засаде! Кого, интересно, он подстерегает? И пирог-то мой чем ему не угодил?» – подумала она.

Вскоре, ухитрившись больше ни на кого не натолкнуться, Таня стояла у дверей комнаты Тарараха, пытаясь вспомнить условленный стук. Но не успела она постучать, как дверь распахнулась сама и питекантроп за рукав буквально втащил ее внутрь. Похоже, пребывающий в нетерпении Тарарах дежурил у двери, подглядывая в щелку. Он высунул голову в коридор и, поглядев по сторонам, запер дверь.

Таня с любопытством осмотрелась. Тарарах недаром называл свою комнату берлогой. Назвать ее как-то иначе было сложно. Стены покрывала копоть, за исключением тех мест, где питекантроп камнем нацарапал силуэты оленей и зубров.

В углу, сваленная в кучу, громоздилась неплохая коллекция копий, узловатых палиц и каменных топоров. Топоров было особенно много. Тарарах вытесывал их долгими зимними вечерами, вспоминая о пещерных временах. Посреди берлоги из камней был выложен очаг, рядом с которым лежала охапка листьев и сухой травы. На них Тарарах спал, утверждая, что так гораздо удобнее.

«Еще бы! – с гордостью говорил он. – Постель надо заправлять, белье стирать, а так раз в год бросил солому в огонь, листики туда же смел – и нагреб новых!»

– Тебя никто не видел? – озабоченно спросил Тарарах.

– Видел. Я наткнулась на Поклепа. Он кого-то подкарауливал, – призналась Таня.

Питекантроп уронил полено, которое собирался подбросить в очаг.

– Где это было? Далеко отсюда? – как бы вскользь поинтересовался он.

– Не-а, не очень. Знаешь, между лестницей атлантов и Башней Привидений есть кривой коридорчик, где факелы все время гаснут?