Таня Гроттер и Локон Афродиты - Емец Дмитрий Александрович - Страница 13

Незаметно сунув в карман локон, Таня захлопнула футляр и, задвинув его под кровать, отправилась в библиотеку к джинну Абдулле.

– Эй, подруга, будь осторожнее с Пинайпесиковым! – крикнула ей вслед Склепова. – Он хоть и неплохой, а все-таки некромаг. А про них недаром говорят: когда просишь некромага подарить тебе котенка, всегда уточняй, какого котенка, живого или мертвого, имеешь в виду. Для истинного некромага отличие видится весьма зыбким.

Джинн Абдулла был традиционно похож на облако в штанах. Штаны дополняла феска, увенчивающая рыхлую голову. По широкому плоскому лицу плавали крупные бородавки. В минуту, когда Таня вошла в библиотеку, туда пулей влетел перепуганный первокурсник и поспешно выгрузил на конторку стопку книг.

Абдулла недовольно покосился сперва на мальчишку, а затем на большие песочные часы, в которых оставалось еще с полногтя песка.

– А-а, Пухов! Успел-таки! – разочарованно сказал Абдулла, поигрывая формуляром. – А я уже было сглазить тебя собрался! Такой прекрасный новый сглаз! Короста с палец, глаза, выпученные, как у лягушки! Грустно, друг мой, огорчил ты меня! Я так надеялся наконец испытать его на ком-нибудь!

Запыхавшийся мальчишка-первокурсник, мчавшийся, как видно, со всех ног, неуверенно улыбнулся. Он не смел еще верить своему счастью.

– Постой-ка, дружок! Учебник по снятию сглаза ты принес, а где противозапуковая закладка? – безжалостно продолжал Абдулла, мельком просматривая принесенные книги.

Первокурсник вцепился в книгу и торопливо принялся ее перелистывать.

– Неужели ты хочешь сказать, что забыл ее или, того хуже, потерял? Скверно, юноша, скверно! Ну и что теперь с тобой делать? – произнес Абдулла голосом, безжалостным, как нож гильотины.

Мальчишка вспотел. Он пугливо покосился на песочные часы, в которых оставалось не больше дюжины песчинок, рванулся к дверям, чтобы бежать в комнату, и, поняв, что не успевает, в изнеможении рухнул на пол.

Абдулла подождал, пока в песочных часах упадет последняя песчинка, а затем спокойно убрал часы в ящик конторки.

– Не было никакой закладки! Я пошутил. Ступай, друг мой Пухов, развивай память и впредь будь внимательнее! – великодушно сказал он.

Полуживой первокурсник с трудом поднялся на ноги, спотыкаясь, точно слепой, налетел на стену, столкнулся с Таней и лишь затем покинул библиотеку.

Джинн Абдулла идиллически завис над стульчиком и задумался. Его плоское лицо приобрело мечтательное выражение. Джинн настраивался, отлавливая в астрале свою загулявшую музу. Через некоторое время он извлек из-за уха перо и придвинул тетрадь, собираясь продолжить бесконечно переделываемую «Поэму тысячи проклятий». И именно в этот момент Таня кашлянула, напоминая о себе.

Абдулла не стал поднимать голову, однако один его глаз предупредительно переплыл на лоб и изучающе уставился на того, кто его побеспокоил.

– А-а, это ты! – сказал джинн без особого восторга. – Рад, рад… Чему обязан? Если я правильно понимаю, задолженностей у тебя нет. Иначе почему я забыл тебя сглазить?

– Задолженностей у меня нет. Просто я хотела показать кое-что.

– В самом деле? И что же ты хочешь показать бедному глупому старику?

Таня протянула руку и, разжав ладонь, протянула Абдулле прядь волос:

– Вот!

– А-а! Ну-ну… Ну и что?

Джинн посмотрел на волосы без интереса. Он вновь уткнулся в тетрадь и продолжал писать. Таня, которую обидело такое пренебрежение, убрала руку и хотела было уйти, но внезапно заметила, что перо джинна скользит по бумаге, не касаясь ее, а две бородавки на переносице столкнулись и закружились в водовороте.

«Ага, а ведь тебя проняло!» – подумала она, торжествуя. Таня быстро пошла к двери, уже зная, что джинн остановит ее. Так и случилось.

– Постой! – сказал Абдулла. – Э-э… Откуда у тебя этот… м-м-м… фрагмент паричка?

– Долгая история, – проговорила Таня, поспешно ставя блок от подзеркаливания. Подозрительное щекочущее ощущение в волосах исчезло. Абдулла разочарованно вздохнул.

– Долгие истории – моя слабость. Я их обожаю. Итак, девочка, я тебя слушаю! Ты хочешь знать все, не поведав мне при этом ничего? Так нечестно, – сказал джинн.

– Договорились. Я расскажу, откуда эта прядь у меня, а ты поклянись смертельной клятвой, что сообщишь мне все, что знаешь об этой пряди, – отвечала Таня.

– Хочешь сказать, я способен утаить что-то и даже соврать? Хорошенького же ты обо мне мнения! – возмутился джинн.

Таня тактично промолчала.

– Хорошо. Разрази громус, хотя твое предположение меня и оскорбляет! Ну-с! Откуда у тебя это? – буркнул Абдулла.

Таня в общих чертах рассказала ему о ларце и о том, что Ягун обнаружил там. Умолчала она только об экзамене, и то потому, что в отличие от Абдуллы не клялась Разрази громусом.

– Ох уж эти ящики для мелких телепортаций, вечно от них приходится ожидать сюрпризов! – хмыкнул Абдулла. – И ты, конечно, хочешь знать, почему на листке было твое имя?

– Да.

– Ответ очевиден. Потому что кто-то <MI>очень<BI*> <D>этого пожелал. Кто-то магически весьма подкованный начертил несколько рун и привел в действие сильное волшебство. Учитывая, что ящик для телепортаций долгое время стоял без дела и в нем скопилось много магии, именно он притянул то, что тебе пожелали. Вот и ответ.

– А если бы Ягун не открыл этот ящик, тогда что?

– Тогда ты получила бы локон каким-то другим образом. Неужели ты думаешь, что артефакт, который должен попасть к определенному человеку, не найдет к нему дороги? Ты ошибаешься, милочка! Артефакты мудрее большинства магов, а если и не мудрее, то гораздо лучше знают, чего хотят.

– Ты сказал «локон»?

– Именно. Дай-ка взглянуть еще раз! Кто знает, я мог ошибиться…

Таня протянула прядь Абдулле, но джинн поспешно отдернул руку и спрятал ее за спину.

– Э-э, нет! Предпочитаю разглядывать артефакты на расстоянии. Дистанция, милочка, нужна даже с близкими родственниками, не говоря уже о моментах, когда имеешь дело со своенравнейшими из магических созданий! – сказал он назидательно.

Прищурившись, Абдулла всмотрелся в прядь. Его лицо пошло рябью. Глаза столкнулись и расползлись в разные стороны. Рот, оказавшийся на лбу, криво улыбнулся.

– Точно. Это локон Афродиты, богини любви, которую римляне называли Венерой. Однажды Афродита полюбила молодого красивого пастуха и, отрезав прядь своих волос, подарила их ему. Это был знак любви – величайший дар богини. Вскоре, когда Афродита вернулась на Олимп, пастуха убили пираты. Это была обычная для тех лет история. Пираты высаживались, грабили прибрежные деревни, грузили на корабли награбленные вещи, скот, рабов и поспешно отплывали, прежде чем города успевали прислать войско. Пастуха тоже хотели схватить. За красивого раба могли дать немалую сумму. Но он стал сопротивляться, бросился на пиратов, и копье, войдя ему в грудь, вышло из спины. При этом случилось так, что наконечник копья пронзил мешочек с волосами Афродиты, висевший у него на шее, и оросил их кровью. Убивший его пират сорвал с шеи у мертвого пастуха мешочек с волосами – он решил, что волосы из чистого золота, так они сияли – и принес на корабль. Вернувшаяся к вечеру богиня зарыдала, увидев тело своего возлюбленного. Воскресить его она не могла, ибо даже боги не всесильны. Поняв, что ее подарок оказался у убийц, она прокляла всех людей, которые когда-либо будут владеть ее волосами, за исключением тех из них, кто достоин лучшей участи. Ночью пиратская триера дала течь и за считаные минуты ушла на дно вместе со всем экипажем. Кто-то из пиратов пытался спастись вплавь, ибо берег был недалеко, но вода почему-то не держала их, хотя многие плавали как рыба. Прядь же волос Афродиты выбросило на берег. С тех пор началось странствие артефакта по миру. Кому-то он принес скорбь, кому-то счастье, но скорбь, увы, была все же чаще.

– Так вот почему ты отдернул руку?

Абдулла хихикнул. Смех у него был неприятнейший, словно кто-то гремел в банке сухим горохом.