Таня Гроттер и колодец Посейдона - Емец Дмитрий Александрович - Страница 17

– Какая доброта! А за что ты уволил на прошлой неделе двух теток из рекламного отдела? Потому что они были замужние и не воспитывали кошек?

– Они сидели в Интернете в рабочее время! Кроме того, они завели себе сетевые дневники и писали там про меня гадости! Якобы я бесчувственная сволочь и на кадыке у меня волосы! Про сволочь – ладно, отнесем это на счет здоровой критики, но кадык у меня совершенно нормальный! – с обидой говорил Дурнев.

– А твоя дура Алена в Интернете не сидит? – колко спрашивала тетя Нинель.

– Нет, вообрази, не сидит.

– Да-а? Не научилась еще? И где же она сидит? У тебя на коленях?

– Ты меня оскорбляешь, Нинель! Лучше позвони по зудильнику Пипе. Узнай у нее, сможет ли она прилететь на летние каникулы, – отвлекая жену, говорил дядя Герман.

Тетя Нинель звонила Пенелопе, долго болтала с ней, однако все равно не успокаивалась. Она даже пошла сегодня советоваться к опытной Айседорке Котлеткиной.

– Знаешь, что мой вампирюка выдумал? Взял себе новую секретаршу! Ноги длинные, головка крохотная! Прям разрывной пулей не попадешь! В голове, кроме дырочек для волос, ничего! Я, когда ее на вечеринке увидела, думала, девица рестораном ошиблась. Ан нет!

Случай был ясный, однако Айседорка не увидела трагедии.

– Да брось ты думать о всякой ерунде! Это комплекс такой мужской – у кого нет секретарши, мечтает обзавестись секретаршей. У кого есть секретарша – мечтает ее уволить и взять новую. Лучше поехали в «Дамские пальчики». Там отличные пирожные и триста два вида чая! А главное, там официант есть – Эдя Хаврон. Такой очаровательный хам, прямо местная достопримечательность. С гантелями занимается, анекдотов кучу знает!

– Ну поехали смотреть твоего Хаврона! – согласилась тетя Нинель, и они укатили на двухдверном «мерсе» Айседорки, пугая кошек и путая педальки из двух возможных.

Так как было утро субботы, дядя Герман не поехал на службу и, оставшись один, прогуливался по квартире, не отвечая на непрерывные звонки своих сотовых. Сотовых у Дурнева было три. Они размещались в разных чехлах его пояса, как пистолеты у супермена. Звонок каждого Дурнев настроил на свою мелодию. Один номер, зарегистрированный на подставное лицо, был главный. По нему звонили три-четыре основных деловых партнера дяди Германа и тетя Нинель. Дурнев обычно снимал его в любое время суток. Недаром звонок играл мелодию из кинофильма «Крестный отец».

Второй сотовый Дурнев мысленно определял как деловой телефон для всякой шушеры. Его он давал чаще всего. По нему трезвонили его замы, компаньоны средней значимости, журналисты и просто сторонние люди, которым что-то надо было от всемогущего господина Дурнева. Этот телефон дядя Герман снимал выборочно и по настроению и всякий раз, снимая, долго и недовольно разглядывал определитель номера. Эта трубка играла «Прощание славянки».

Третий сотовый предназначался для личных звонков. Его номера не было даже у тети Нинели. По этому телефону Герману Дурневу звонили крайне редко. Чаще он сам по нему звонил. Третья трубка вообще ничего не играла, а только страстно вибрировала.

В данный момент Дурневу было вообще не до сотовой связи. Он отправился в кабинет, заперся там и, отключив телефоны, достал из стола длинный, еще не прочитанный свиток, который час назад доставили ему летучие мыши. Розовощекие купидоны, как известно, в Трансильванию не летали, находя привычки тамошних жителей небезопасными для своего полнокровия.

На свитке, скрепленном сургучной печатью, значилось:

Дядя Герман небрежно обломил печать, сорвал нить и развернул свиток. Он был совершенно чистым. Пожав плечами, Дурнев хотел прицельно метнуть его в мусорную корзину, но вовремя вспомнил, что магические свитки подозрительны и никогда не покажут ничего, не удостоверив личность получателя. Волшебного перстня у дяди Германа не было, а обручальное кольцо на эту роль явно не подходило. Зато у Дурнева была шпага его пращура, которой он коснулся свитка.

В тот же миг на свитке проступили подозрительно бурые буквы, заставившие брезгливого дядю Германа сильно задуматься: а были ли они написаны чернилами?

«Герман, друже!

Мне крайне необходимо увидеться с тобой сегодня вечером. Никакой бумаге нельзя доверить то, что я считаю своим долгом сообщить тебе. Буду благодарен, если наш разговор состоится наедине без присутствия твоей почтенной супруги и всесторонне обожаемого мной милейшего Халявия. Если они случайно окажутся поблизости, нам с тобой придется их отравить для сохранения конфиденциальности нашей дружеской беседы. Разумеется, стоимость яда будет указана в графе «Прочие расходы» и целиком ляжет на бюджет администрации Трансильвании.

Преданный (хе-хе) Вами,

Малюта Скуратофф,

Верховный судья.

Трансильвания, Долина Малокровия».

Председатель фонда вампиро-российской дружбы исторг прочувствованный вздох. Верховный судья Трансильвании продолжал мыслить средневековыми категориями. Прикончить человека было для него так же естественно, как понюхать цветок. Причем порой то и другое он делал одновременно.

В дверь кабинета Дурнева кто-то деликатно поскребся. Дядя Герман решил, что это такса, однако это оказался всесторонне обожаемый Малютой Халявий. Он был томен, грустен и хотел рассола. Голова у него была обвязана мокрым полотенцем. После ночного превращения в волка с носа у него еще не сошла серебристая шерсть. С ушей она уже облезла, хотя они и оставались немного вытянутой формы.

– На, прочитай! – сказал ему Дурнев.

– Ты перегрелся, братик! У нас чужие письма читать опасно. В лучшем случае я ничего не увижу. В худшем – некому будет увидеть. Уж ты сам мне прочитай! – отказался Халявий.

Председатель В.А.М.П.И.Р. пожал плечами и прочитал ему письмо вслух.

– Свинья! – убежденно сказал Халявий. – Отравить меня хочет! Посягнуть на меня – хуже, чем отнять конфету у ребенка. Не верь ему, Герман! Он наверняка задумал какую-то гадость!

Дурнев поморщился.

– Это само собой, что гадость. Вопрос только: гадость против меня или гадость, когда я в доле? Важный такой бизнес-нюанс! Надеюсь, ты понимаешь разницу?

– Я все понимаю, однако могу только сочувственно завыть… У-у-у! Трчк-трчк! Я машинка для наклеивания этикеток!.. Отбой, Германчик, не надо бить меня по макушке! Я надеялся тебя расшевелить. А то ты такой кисленький, такой бледненький.

Решив воспринять хамство Халявия с юмором, Дурнев принужденно растянул губы.

– А вот улыбаться не надо! Мне становится страшно. Твоя улыбка напоминает оскал гиены, которая заболела бешенством и сбежала из бродячего цирка, перекусав сторожей, – попросил Халявий.

– Хватит! – рявкнул дядя Герман. – Я тебе сейчас устрою цирк! Так ты уйдешь сегодня вечером из дома или будешь путаться у меня под ногами?

– Разумеется, Германчик! Пятьсот баксов на манекенщиц и ключи от машины с мигалкой! Обещаю – ты не увидишь меня до утра, – радостно закивал Халявий.

– Ты не умеешь водить машину, осел!

– Здрасьте, дуся! Так мы ж в Москве! Тут водят все, кому не лень! А те, кому лень, ездят на метро, – заявил Халявий. – Так дашь ключи или не дашь?

– На, подавись! – Дурнев нетерпеливо выдернул из кармана бумажник.

Халявий быстро схватил деньги, поймал ключи и радостно сказал:

– Уже подавился! Заметь, я даже кредитку не прошу! И вот еще, Германчик! Не забудь надеть регалии. Пока у тебя на голове корона, а в руках шпага, Малюта тебе ничегошеньки не сможет сделать. Никакой пошлой бяки. Ты будешь хозяином положения, лапа!.. Я бы и твою жену с собой взял, да только не могу! Она мне всех манекенщиц распугает!