Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Таня Гроттер и ботинки кентавра - Емец Дмитрий Александрович - Страница 9


9
Изменить размер шрифта:

«ПОКА ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, ГУННИО! ДАЛЬШЕ БУДЕТ ХУЖЕ!»

– Ничего, – сказал рядовой Гуннио и быстро сунул руку под панцирь.

Солдаты поглядывали на него с сочувствием. Возможно, думали, что он проверяет, не ранил ли его этот костолом-гвардеец.

Знали бы новобранцы, что делал их кумир рядовой Гуннио на самом деле! Чей синтетический мех гладили и щупали его пальцы, у кого они искали помощи и одобрения. Узнай они это, они подняли бы его на смех, а возможно, просто покрутили бы пальцем у виска. Но, так или иначе, они выразили бы свое крайнее изумление.

– Пап, купи!

– Зачем тебе эта обезьяна? Она же китайская! Нелепая дешевая обезьяна! Китайские игрушки ломаются еще в магазине! Надо покупать нормальные крепкие русские игрушки!

– Ну па-а-ап! Это не обезьяна!

– Как не обезьяна?

– Это медведь, пап!

– Мне не жалко денег! Да ты же его выбросишь через час!

– Па-а-ап, не выброшу! Купи-и-и!

– А я говорю, что выбросишь. Тебе любой пистолет на десять минут. Не тяни меня за руку! Это у мамы ты можешь выпросить Луну.

– Пап, ну пожалуйста! Па-а-аа!

Он тянет папу за руку. Буксирует его, используя всю силу своей четырехлетней руки против одного папиного мизинца. Отцу – грузному, рано начавшему лысеть человеку, первому забияке среди всех водил и механиков Второго автопарка, это, кажется, нравится. Молодец сын! Здоровая порода, их, гломовская, исконная. Не какие-нибудь там высоколобые сосунки, которых пальцем можно перешибить.

И вот папа уступает. Уступает, разумеется, не сразу, но все же сдается…

– Как ты меня достал! Ну… Э, девушка, покажите нам вон ту обезьяну!

– Это медведь, пап!..

– Сколько с меня?

Медведя засовывают в пакет с названием магазина.

– Спасибо за покупку! – говорят отцу.

– Спасибо не булькает!

Они идут. У отца в руках пиво, у него – медведь, маленький медведь с выпуклыми пуговичными глазами, которого он все время нюхает, хотя медведь пахнет нитками и красителем. И больше ничем. Почему медведь зеленый? Разве бывают зеленые медведи? И… разве можно всю жизнь любить зеленого дешевого медведя?

Но, оказывается, можно… Хотя кто сказал, что мы любим вещи вне воспоминаний о них?

Все это Гуннио, разумеется, не помнил… Разве что иногда во сне мелькало что-то туманное. Но медведя он любил, неопределенно ощущая, что он как-то связан с его прошлым, с его самыми лучшими днями, которые остались где-то позади.

Он не расстался с ним даже тогда, когда, одетый нелепейшим образом – в широченные шорты и майку с пивной эмблемой не существующей в Средневековье компании, – он очутился на пыльной дороге в получасе ходьбы от Арапса. Медведь, глубоко запрятанный в правом кармане шортов и уткнувшийся носом-пуговицей в колоннообразную ногу Гуннио, стал единственной нитью, которая скрепляла его прошлое и настоящее.

* * *

Шурасино, самый юный магистр воздушной магии за всю историю Борея, был почти на восемьдесят восемь процентов убежден, что с духами эфира лучше не связываться. С другой стороны, никакого другого способа заделать многочисленные щели пикирующей крепости левитационной замазкой из белой глины все равно не существовало, так что он решил рискнуть.

«Я буду осторожен. Не нарушу ни одного из важных правил. Не буду их хвалить, не засну и, когда они явятся за новым заданием, решительно отошлю их в астрал, сколько бы они ни мельтешили», – ободрил он себя.

До сих пор именно третья пикирующая крепость внушала градоправителям вольного города Борея самые серьезные опасения. А все из-за боевой башни, которая получилась слишком массивной и не желала держаться в воздухе, невзирая ни на какие магические ухищрения. А так как без третьей пикирующей крепости, вписанной в стратегический резерв, оборона границ города-государства была уже не такой надежной, юному магистру велели отложить все дела и заняться левитационной замазкой. Обильно помещенная в многочисленные щели башни, замазка на основе заговоренной белой глины должна была придать пикирующей крепости требуемую прыткость и даже склонность к высшему пилотажу. Правда, те, кто видел летающие крепости в действии, все как один сходились во мнении, что о высшем пилотаже говорить приходится с большой натяжкой. В очень и очень переносном смысле.

Приготовление левитационной замазки, кроме знаний, требовало времени и чудовищного упорства, переходящего в патологическое упрямство. Час за часом Шурасино варил разведенную до жидкого состояния глину в огромном котле, в который через необходимые промежутки времени бросал ногти титанов, волчью желчь, толченную в порошок бирюзу, консервированную синь неба, гремучую скуку в брикетах, язвительность горгулии, мозоли мегеры, гуманизм хмыря в таблетках, фаршированный алмаз и прочие невообразимые вещи, до которых так охочи изобретательные маги воздуха. Разумеется, все это активно приперчивалось знаменитыми ямбовыми заклинаниями, получившими широкое распространение в Борее.

Магистром воздушной магии Шурасино, человек новый в этом городе, стал недавно и случайно. Предыдущий магистр, его учитель, был личностью рассеянной и склонной задавать самому себе вопросы следующего рода: «Я сегодня завтракал? А мне понравилось? А где я был вчера вечером?»

Однажды этот рассеянный чародей задумал набрать первой росы для какого-то зелья, но упустил из виду, что Борей в это время суток обычно находится в полутора километрах над Скалистым Хребтом. Стража у ворот отсутствовала, сами ворота были по небрежности открыты, и никто не помешал магистру совершить свой последний в жизни затяжной прыжок. Возможно, он успел бы еще произнести левитационное заклинание, ибо магам воздушной стихии не нужны метлы или пылесосы, но его энергетический амулет оказался почти разряжен, а крылатые сандалии, промоченные вчера в крокодиловых слезах, были на просушке и меланхолично трепетали крылышками, пришпиленные прищепками к веревке в Облачной Лаборатории.

В результате Шурасино, как самый способный ученик магистра, получил его прежнюю должность, его амулет и несколько тысяч полотняных мешочков, составлявших все магические запасы его предшественника. При осмотре обнаружилось, что в треть мешочков по рассеянности насыпано совсем не то, что значилось на ярлычке, содержимое же оставшихся двух третей основательно заплесневело. Амулет Шурасино поспешил зарядить, от подозрительных же мешочков по возможности избавился, вытряхнув их прямо в окошко Облачной Лаборатории.

Левитационная замазка пока была самым ответственным заданием юного мага, и он, разумеется, из кожи вон лез, чтобы все получилось. К концу вторых суток работы, когда Шурасино держался на ногах в основном потому, что упасть в колоссальных размеров кипящий котел, над которым он ходил по широкой доске, было бы гораздо менее мудро, белая глина перестала бурлить и загустела. Котел окутался ровным сиреневым сиянием. Пар от выкипающей воды, прежде ведущий себя как самый обычный пар, стал складываться в руны.

И вот тогда-то Шурасино понял, что левитационная замазка вот-вот отвердеет и нужно срочно вызывать духов эфира. Он зажал в руке большой амулет с двумя крупными опалами и произнес заклинание:

– Эфирус дельфиум тульсиит наркози!

И вот тогда-то и начались главные неприятности.

Духи появились сразу. Это были маленькие, пухлые, очень бойкие существа, точно вылепленные наспех из кучевых облаков. Их круглые мягкие лица не имели ни формы, ни индивидуальности и принимали черты того, кто их вызвал. Вот и теперь вокруг Шурасино кружились несколько десятков его миниатюрных копий. И не в первый уже раз он поймал себя на мысли, что крайне недоволен собственной внешностью. Нос казался ему слишком длинным, лоб чрезмерно широким, а подбородок, напротив, маленьким и незначительным.

Духи эфира носились вокруг Шурасино с нарастающим раздражением. Их позаимствованные у него же острые комариные носики фехтовальными выпадами пронзали пространство. Юный магистр спохватился, что еще немного – и нетерпеливые духи столкнут его в котел. Эфирники имели репутацию потусторонних существ, которых нельзя было вызывать просто так, не имея для них сложного поручения. Последствия могли быть самыми непредсказуемыми.