Пленники небес - Берк Джеймс Ли - Страница 19

— Принеси вон тем старикам пива за мой счет, — сказал я.

— Не стоит.

— Я хочу это сделать.

— Не стоит, Дейв, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

— Но почему?

— Ладно. Но учти, когда они захотят угостить тебя в ответ, тебе придется самому наливать себе. А я умываю руки.

Я взял газету и попытался прочитать спортивную страничку, но никак не мог сосредоточиться. У меня внутри все ныло, а лицо пылало. Я свернул газету, швырнул ее на столик и вышел на улицу.

Доехав до бухты близ Сайпрморт-Пойнт, я остановил машину, вылез и уселся на край торчавшего из воды пирса. Начался отлив, над полосой серого прибрежного песка кружили чайки, подбирая выброшенную волной морскую мелочь. Когда взошло солнце, небо стало молочно-белым и безоблачным. Я добрел до грузовичка и поехал домой. Воспоминания о бильярдной гвоздем засели у меня в голове, не отпуская ни на секунду, точно долгое похмелье.

Потом мы с Батистом открыли станцию, я добрался до дома и завалился спать. Когда проснулся, было уже за полдень. На кухонном столе меня ждали два сэндвича с ветчиной и луком, заботливо завернутые в вощеную бумагу, и записка Энни:

Не стала тебя будить, но, как проснешься, не мог бы ты помочь мне найти мужчину средних лет, со странностями и седой прядью волос, который лучше всех умеет заводить канзасских девушек?

С любовью

Э.

P. S. Давай устроим пикник в парке, а потом пойдем на бейсбольный матч — ты, я и Алафэр? Прости за вчерашнее. Ты все равно самый лучший.

Добрая, заботливая девочка... Но, как ни странно, записка, призванная успокоить меня, только расстроила. Меня пронзила догадка: а вдруг Энни, как и большинство тех, кому приходится жить с алкоголиками, написала так только из страха, что я опять возьмусь за старое?

Но, несмотря ни на что, во мне крепла уверенность, что неприятности, которые начались после катастрофы в Южном проливе, еще не закончились. Как истинный уроженец маленького городка на юге Луизианы, все уроки выживания я получил не из книг, а на охоте, на рыбалке, на спортивной площадке. Никакая книга не дала бы того, что я узнал, охотясь с отцом на болотах, а когда в старших классах стал заниматься боксом, то научился глотать собственную кровь и смотреть противнику в глаза, как бы больно мне не было.

Но самый важный урок преподал мне пожилой дворник-негр, который когда-то был питчером бейсбольной команды «Канзас Сити Монаркс». Он частенько приходил днем посмотреть, как мы играем, и однажды, когда меня удалили с поля и я направлялся в душевую, он подошел ко мне и сказал: «Скользящие удары и крученый мяч — это, конечно, круто, да и подаешь ты неплохо. Но если захочешь серьезно ответить отбивающему, целься ему прямо в голову».

Вот я и подумал, что пора запустить хороший мяч кой-кому в голову и пусть-ка попробует его отбить.

Бубба Рок купил ветхий, довоенной постройки дом на берегу реки Вермиллион (окраина Лафайета) и потратил четверть миллиона на перестройку. Это был большой белоснежный особняк, когда-то принадлежавший богатому плантатору, с дорическими колоннами такой толщины, что их могли обхватить три человека, не встретившись ладонями. Парадный вход был отделан итальянским мрамором, а по периметру второго этажа проходила уставленная ящиками петуний и геранью веранда, изящные кованые перила которой были сделаны, по слухам, аж в Севилье. Кирпичный каретный сарай был переделан в гараж на три машины, лестницы украшены оловянными сосудами, из которых свисали декоративные лианы, а на месте старых деревянных дворовых построек появился теннисный корт.

Свежеполитая лужайка перед домом так и блестела, по ее краям росли дубы, мимозы, апельсиновые и лимонные деревья, а усыпанная гравием дорожка, которая вела к парадному крыльцу, была окаймлена белым бордюрчиком и обсажена желтыми розами. Возле дома был припаркован «кадиллак»-кабриолет и новенький, сливочного цвета «олдсмобиль», а из гаража виднелась ярко-красная, как пожарная машина, коллекционная «эм-джи». Под сенью ив на берегу реки покачивался небольшой прогулочный катер, рулевая кабина которого была аккуратно затянута брезентом.

С трудом верилось, что все это великолепие, словно ожившая иллюстрация из глянцевого журнала, принадлежало Буббе Року, который мальчишкой готовился к боксерским поединкам, опуская руки в раствор соляной кислоты, а по утрам устраивал пятимильную пробежку, надев тяжелые армейские ботинки. Дверь открыл пожилой негр-слуга, однако вместо того, чтобы впустить меня, прикрыл дверь перед самым моим носом и удалился в глубь дома. Прошло почти пять минут, когда я услышал голос Буббы. Перегнувшись через перила веранды, он крикнул: «Заходи, заходи, Дейв. Сейчас спущусь. Прости за прием. Я только что из душа».

Я вошел и остановился посреди холла под огромной люстрой и стал ждать, пока он спустится по винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Внутри дома было странно. Полы обшиты светлыми дубовыми досками, резная каминная полочка красного дерева, антикварная французская мебель. По-видимому, декоратор попытался воссоздать интерьер креольского особняка довоенной поры. Однако в отделке дома явно принял участие кто-то еще. Балки перекрытия кедрового дерева и потолок были расписаны листьями плюща, по стенам висели безвкусные пейзажи маслом, по большей части изображавшие закат на море, — из той мазни, что продают художники с Аллеи пиратов; в одну из стен был вделан гигантский аквариум, на дне которого красовались водяные колеса, пластмассовые замки, с одного боку даже притулился резиновый осьминог, а из его уродливой пасти вылетали пузырьки.

По лестнице на цыпочках спустился Бубба. На нем были белые брюки, канареечно-желтая рубашка с воротником «гольф», сандалии на босу ногу, на шее красовалась массивная золотая цепочка, а на руке поблескивали позолоченные часы-браслет, инкрустированные рубинами и бриллиантами; кончики его коротких жестких волос выгорели на солнце, а кожа стала почти оливковой. Он сохранил фигуру атлета — узкие бедра, плоский, как сковорода, живот, широченные плечи и непропорционально длинные руки с узловатыми пальцами. Но самой примечательной чертой его внешности, несомненно, были глаза: широко расставленные, серо-голубые, они неотрывно смотрели на собеседника, не мигая и не щурясь, и оттого становилось не по себе. Улыбался он часто и охотно, однако никто не мог разгадать выражение этих удивительных глаз.

— Чем обязан, Дейв? Рад, что ты меня застал, — я уж собрался в Новый Орлеан. Пойдем-ка во дворик и выпьем. Как тебе дом?

— Впечатляет.

— Слишком большой для меня. У нас есть еще маленький домик на озере Понтшартрен и вилла на Бимини — там мы живем зимой. В них мне больше нравится. Но жена любит бывать здесь, к тому же ты прав — дом чертовски впечатляет. Помнишь, как мы — ты, я и твой брат — расставляли кегли, а черные здорово злились, что мы отнимаем у них хлеб?

— Нас с братом потом выгнали. А тебя и пистолетом было не запугать.

— Да-а, тяжелые были времена, старина. Пойдем, покажу кое-что.

Мы прошли через застекленные двери и очутились в выложенном плитняком внутреннем дворике, в центре которого красовался огороженный бассейн. Солнце золотило листву растущего рядом дуба и играло бликами в бирюзовой воде. За бассейном виднелось маленькое застекленное здание с остроконечной крышей, в котором размещались спортивные снаряды, гантели, маты и боксерская груша.

Он ухмыльнулся, подобрался и внезапно сделал ложный выпад в мою сторону.

— Не желаешь поразмяться, а? — спросил он.

— В последний раз, когда мы с тобой дрались, ты чуть не отправил меня в нокаут.

— Черта с два. Я зажал тебя в углу, ты был весь в поту, но завалить тебя я тогда так и не смог. Хочешь виски с содовой? Кларенс, принеси нам креветок и жареных колбасок. Присаживайся.

— У меня тут проблема, думаю, ты сможешь помочь.

— Ну конечно. Что пить будешь? — Он достал бутылку мартини из маленького холодильника за баром.