Первый эйдос - Емец Дмитрий Александрович - Страница 4

– Выше нос, светлая! На целые сутки я оставляю тебя начальницей русского отдела мрака! С печатью, заметь, и правом подписи! Хорош скандал, а? – ободряюще произнес Арей.

Мысль, как взбесятся начальники других отделов, узнав об этом, доставляла мечнику искреннее удовольствие. Однако Дафне это было безразлично. Она едва выдавила дежурную улыбку, которая должна была означать, что она польщена.

Даф подхватила под живот сонного Депресняка, который провис у нее в руке, пытаясь выскользнуть. Котяре хотелось лежать внизу, на диване, а не тащиться на второй этаж. Дафна давно заметила: когда кот или маленький, лет до двух, ребенок не желают, чтобы их брали на руки, они, внешне не сопротивляясь, умеют принять такое неудобное положение, что нести их почти невозможно, даже если ты силен, как атлант. Хватать же Депресняка за шкирку было проблематично. Кожа у него там была шершавая, как мелкий наждак, и ранила руки.

Видя, что Депресняк упрямится, Даф перехватила его за основание крыльев. За края летающих котов таскать нельзя – кости там слишком тонкие, а вот за основание вполне. Должно быть, именно так райская кошечка, мамаша Депресняка, перетаскивала с места на место своего странноватого детеныша. «И ведь он наверняка казался ей самым красивым котенком на земле», – мельком подумалось Даф.

Видя, что его все равно тащат, «самый красивый котенок на земле» угрожающе поднял лапу и выпустил когти, которые легко могли продрать стальную дверь.

– Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты добр и отзывчив! – напомнила Даф.

Сложно сказать, насколько глубоким было раскаянье кота, но когти он убрал.

– Чудная фраза! Я у тебя ее официально уворовываю, – одобрила Улита. – Теперь я тоже буду всем говорить: «Подумай о последствиях и раскайся! На самом деле ты добр и отзывчив!» А какой учительский голосок!

Даф кивнула. Они с Улитой отлично ладили, хотя ведьма постоянно выступала в роли провоцирующего начала, а Даф – начала умиротворяющего. Сама Даф в такие минуты с гордостью ощущала себя океаном спокойствия, в котором гаснут, безуспешно пытаясь вонзиться в его воды, огненные стрелы.

С котом в руках Даф поднялась наверх. Меф уже сидел на подоконнике в гостиной второго этажа.

– Как жаль, что я не могу спуститься с тобой в Тартар, – сказала Даф.

– Это единственная хорошая новость, – заметил Меф.

– Хорошая?! – оскорбилась Даф, желавшая быть с ним везде и повсюду.

– Просто отличная. Если бы Лигул затащил в Тартар еще и тебя, я охотился бы уже не на яроса!

Мефодий спрыгнул с подоконника и привлек Даф к себе, однако не учел, что у нее в руках Депресняк. Негодующее шипение дало ему понять, что адскому котику не очень нравится, когда его зажимают. Меф отпустил Дафну. И вовремя. По лестнице с топором под мышкой топал угрюмый Чимоданов. За ним, упорная, как оса, бежала Ната.

– Ты теперь всегда с ним будешь? Маленький мальчик топорик нашел, клея нюхнул и в школу пошел? – едко допытывалась она у Чимоданова.

Мошкин, как обычно, замыкал шествие, думая о чем-то далеком. То ли боролся со страхами, то ли размышлял, кому завещать шест, водолазки и джинсы.

– Что, моя идея отправиться спать назло Лигулу стала всеобщей? – поинтересовался Меф.

– В самую точку! – сказала Ната и громко хлопнула дверью.

Закрывать двери спокойно она не умела. Видно, на энный год обучения мраку такие сложные дисциплины еще не проходят.

Меф провалился в сон, как в прорубь. Мгновенно засыпать и так же мгновенно просыпаться он научился около года назад, потратив на это кучу времени и сил. Это оказалось куда сложнее, чем, допустим, работать двумя кинжалами против меча или взглядом проникать за запертые двери.

Правда, чего-чего, а препятствий Меф не боялся. Неудачи только заставляли его концентрироваться, возбуждая азарт. «И таланта никакого нет, одно упрямство! Сделает лицо коробкой и лезет! Его бьют – он снова лезет! Не получается буква, полтетради измазюкает. В остальном же – крайне усредненный ребенок!» – некогда говорила Зозо школьный психолог – вумная тетя в розовой кофточке, любящая фиалки, конфеты в красивых коробках и бородатых одиноких пап.

Зозо не дарила конфет, не носила бороды и, увы, даже не была папой – все это делало ее для психолога личностью малоинтересной, и она не особо церемонилась с ее материнской гордостью.

Когда несколько часов спустя чья-то рука коснулась плеча Мефа, он решил, что за ним пришел Арей. Рывком Меф сел в постели, едва не столкнувшись с кем-то головами. В комнате царил мрак, не нарушаемый даже уличными фонарями, однако Меф неплохо видел и в темноте. Смешно быть наследником того, чего ты не видишь.

На краю кровати сидела Дафна. Голос ее выцвел в темноте и казался бесконечно уставшим.

– Я не спала. Теперь я окончательно уверена: это ловушка. Утром произойдет что-то страшное.

– Будем посмотреть, – сказал Меф, используя старую и запыленную шутку.

Он ободряюще коснулся ее колена, но Даф точно и не заметила прикосновения.

– Мне не нужно ни на что смотреть. Я знаю… Чувствую, как чувствуют укол до того, как игла вонзится. Ты уверен, что не хочешь бежать? Возможно, я смогу умолить свет. Тебя защитят… Лигул и его слуги не найдут тебя нигде, а найдут, их встретят златокрылые.

Меф упрямо сомкнул губы.

– Да-да, я знала, что ты откажешься… – поспешно сказала Даф. – Тогда другое. Тут ты уже не скажешь «нет». Когда страж-хранитель кого-то любит – а я люблю тебя даже больше, чем должен любить страж, – он может передать свой дар. Это последний дар, который у меня остался теперь, когда я разлучена с крыльями и маголодиями.

Что-то вспыхнуло у нее в ладони. Тьма трусливо забилась по углам. Ослепленный Меф закрыл глаза и не успел отстраниться. Даф быстро протянула руку и коснулась пальцами его лба. А мгновение спустя он почувствовал, как светлое, легкое, не обжигающее пламя охватило его голову. Обод живящего огня пробежал по вискам, сомкнулся на затылке и растаял. Меф ощутил запах лаванды.

– Ну вот ты и принял мой дар! Я знала, что ты его примешь! – радостно сказала Даф.

У нее в руке Меф увидел маленький кленовый лист. Он уже погасал. Трусливая тьма сомкнулась вокруг, бросившись из углов, как стая шакалов. Но лист не позволил ей уничтожить себя. Он растаял, и пальцы мрака сошлись на пустоте.

Даф сидела со счастливым и опустошенным лицом человека, который отдал все, что имел, но не жалеет об этом.

– Теперь у меня нет ничего. Если ты когда-нибудь разлюбишь меня или предашь, я умру, – сказала она просто, точно сообщала случайному прохожему который час.

– Что это был за лист? – тихо спросил Меф после короткого молчания.

Когда тебе делают подарок, надо уметь принять его просто и благодарно.

– В Эдеме растет платан. Знаешь, бывают платаны с корой белой, как человеческая кожа? Кажется, под ней пульсирует кровь дерева. Первый лист, который упадет с платана, передает тому, кто его поймал, дар. Но при этом лист не должен коснуться почвы, или дар уйдет в землю. Некоторые торчат у дерева месяцами и все равно не успевают перехватить первый падающий лист. Сложно подгадать момент, а ускорять его нельзя.

– А ты как поймала? – удивился Меф.

Даф улыбнулась.

– Я и не ловила. Он запутался у меня в волосах. Этот дар был у меня уже довольно давно, а теперь он твой. Жаль, конечно, что его нельзя разделить на двоих, потому что и на двоих хватило бы.

– Что это за дар? – спросил Меф.

Он чутко прислушивался к себе, но пока не замечал ничего нового.

– Лист платана увеличивает везение. Представь, перед тобой десять шкатулок. Все пустые, и лишь в одной лежит перстень. Какой шанс открыть нужную шкатулку с первого раза? – спросила Дафна.

– Если шкатулки непроницаемы для взгляда, то один к десяти, – сказал Меф.

– У обычного стража или мага один к десяти, а у тебя теперь один к трем… Но будь осторожен! Везение – опасный дар. Если задуматься, оно погубило больше людей, чем все неудачи, вместе взятые, – предупредила Даф.