Первый эйдос - Емец Дмитрий Александрович - Страница 2

Арей не был сторонником «показухи», как он презрительно называл школу Хоорса.

– Мельтешня хороша, когда тебя только собираются убивать, а ты не прочь попугать ватагу прохиндеев где-нибудь в трактире на Лысой Горе. Когда же уже убивают, поздно изображать стойку жирафа, лягающего копытом низколетящего бегемота. Тут спасет лишь предельно жесткая скупая работа. Первого противника нужно вбить в землю по макушку, тогда другие, возможно, вспомнят, что не кормили дома черепашку, – повторял обычно мечник. Щурился, с усмешкой смотрел на учеников и интересовался:

– Возражения есть?

Ната слушала, скромно опустив глазки, однако ощущалось, что возражений у нее хватает. Легко рассуждать о жесткой работе, когда ты такая туша и вдобавок лучший меч Тартара. В случае чего она, Вихрова, будет выкручиваться иначе:

«Не убивайте меня, господа деграданты! Никто не хочет посмотреть, как я беззащитна, как хороша? Пусть все смотрят и того старенького лучника поближе подведут!.. Я чешусь, когда в меня целятся!.. Эй, я не просила умирать от любви так буквально! И что мне, интересно, делать с этими телами?»

Но молчала Ната не всегда, слишком велико было ее раздражение против всякого спорта.

– Неумеренные занятия физкультурой мешают гармоничному развитию личности! – порой заявляла она вслух и даже показывала вырезку со статьей шестидесятилетнего скрипача, впервые додумавшегося до этой истины.

Но что бы там ни утверждала Вихрова, даже ей последние три месяца не разрешалось пропускать тренировки, хотя она вечно жаловалась, что у нее болят ноги и отваливаются руки.

– Если ты не перестанешь ныть, я покажу тебе, как действительно отваливаются руки, – негромко предупреждал ее Арей.

Ната сразу смекала, что это не просто ораторский прием, и бралась за меч. Она даже достигла некоторых успехов. Во всяком случае, только ей одной удавался внезапный укол снизу. При этом, хотя клинок уже мчался к цели, Вихрова могла смотреть совсем в другую сторону, имея на лице отрешенно-рассеянное выражение студентки, которая никак не вспомнит, кому дала конспекты.

– Тебя только убийцей подсылать, Вихрова! – говорила Улита.

– Я работаю глазами. Острые железки – это чтобы резать колбасу, – парировала Ната.

– А по мне так ничего нет лучше телепортации на армейский склад с последующим возвращением к месту событий с парой «калашей». Это Буслаев у нас любит холодное оружие. Не пальнет, мол, случайно в кармане и не прострелит колено, – заявлял Чимоданов.

Он был даже драчливее Мефа: вечно влезал в уличные истории. Даф предполагала, что встопорщенный видок, вызывающая одежда и вспыльчивость Чимоданова провоцируют людей с родственной психикой.

И вот теперь письмо из Тартара прояснило, почему они тренировались так много.

Глаза Арея, уставшие, покрасневшие, перескакивали с одного ученика на другого, задерживаясь на лице каждого.

По бескровным щекам Мошкина бродили красные пятна. Меч, который Евгеша зачем-то призвал и держал на коленях, то покрывался толстым слоем льда, то вспыхивал в пляске огня, отчего лед мгновенно таял. Результатом этого непрерывного таяния стала лужа под ботинками, которой Мошкин пока не замечал.

За последние месяцы Евгеша вымахал еще сильнее и обзавелся завидным баском. И лишь глаза остались прежние – испуганные, щенячьи.

Неукротимая Ната, насмехаясь над Мошкиным, как-то приклеила на его дверь бумажку:

«Ахтунг!

Красивый сильный мужчина завоюет мир, покорит Вселенную, разобьет женские сердца. Обращаться строго с 18.00 до 21.00. В 18.00 отпускает начальство. В 21.00 мамочка велела мне ложиться спать».

Евгеша прочитал бумажку, обиделся, но рвать не стал и оставил на память. Хотя мамы с ним рядом и не было, ее присутствие ощущалось астрально.

Клинок Мошкина был ему под стать. Широкий у основания, острый как бритва, он стремительно сужался к концу. Разумеется, артефакт, но артефакт переменчивой силы. Это был зажатый и неуверенный в себе меч – такой же, как и его хозяин. Иногда он с легкостью рассекал доспехи, порой же унывал и тогда спасовал бы даже перед сухой палкой.

– Всегда происходит именно то, чего я боюсь, и именно тогда, когда я боюсь. Значит, если я не буду бояться, ничего не произойдет. Сражаться с яросом придется в любом случае. Раз так, какая разница: боюсь я или нет? – не замечая, что произносит это вслух, бормотал Мошкин.

Арей молчал. Едва ли вопросы требовали ответов, да и Евгеша их явно не ждал. Глаза Мошкина неосознанно скользили по Канцелярии, пока не нашарили графин с водой. Рассеянно остановились на нем. Графин треснул и распался. Превращенная в лед вода, повторявшая очертания графина, осталась стоять на столе.

– Может, хватит с водичкой играться? – поинтересовался Арей.

Евгеша встрепенулся. Он вскинул голову и севшим голосом спросил, есть ли у яроса уязвимые места.

– У яроса есть уязвимые места. Например, шея. Или ноги. Но уязвимей всего нервный узел. Он расположен на спине, там, где смыкаются чешуйчатые пластины. Сложность в том, что ярос не стоит на месте и не ждет, пока его прирежут. Он двигается так быстро, что не каждый охотник поймет, что его сожрало… А вот в чешуйчатые пластины бить не советую. Даже если меч их пробьет – застрянет и обратно его не извлечь.

Мошкин серьезно кивнул, запоминая. Губы у него прыгали уже не так сильно. В мечном бою Евгеша был лучшим в русском отделе после Арея и Мефа. Шестом он разделал бы всех, кроме опять же Арея, а в сражении на топорах или секирах уступил бы лишь Арею и Чимоданову.

Улита разглядывала Нату. Вихрова выглядела спокойной как удав. Она жевала жвачку и созерцательно изучала свои ногти. Монотонные движения ее нижней челюсти раздражали ведьму.

– А ты что, не боишься яроса? – спросила Улита с досадой.

Розовый пузырь раздулся и лопнул. Ната облизала верхнюю губу.

– Ни одно существо мужского пола не способно причинить мне вред. Животное, человек, маг, страж – не имеет значения, – сказала она.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, – с вызовом повторила Ната. Меф подумал, что ей сложно не поверить.

Улита закивала.

– Завидую тебе белой завистью, деточка! Но ты не учла одного маленького пустяка. У яросов нет пола! – язвительно произнесла она.

Вихрова перестала жевать. Очередной пузырь жвачки вздулся сам собой и лопнул. Ната даже не заметила. На губах у нее остались мелкие брызги сладкой резины.

– Как это нет пола? А как же они… ну это… – замялась она.

Ведьма убийственно прищурилась.

– Если тебя, как обычно, интересуют интимные подробности, то вот они. Раз в двенадцать лет три взрослых яроса собираются вместе и поочередно отхаркивают в трещину скалы куски полупереваренного мяса. Под воздействием слюны из полученной смеси постепенно образуется новый ярос… он растет как плесень, белый и скользкий. Со временем чешуя твердеет, и тогда же молодой ярос начинает двигаться.

Ната недоверчиво уставилась на Арея. Тот подтвердил слова ведьмы кивком.

– Мне жаль, но так и есть. Яросы интересуются девушками только в гастрономическом смысле, – сказал он.

Петруччо внезапно хлопнул себя по лбу, поднялся и неторопливо пошел к дверям. Мечник подождал, пока он возьмется за ручку, и вежливо поинтересовался, куда направляется «господин с чемоданом», как он его назвал.

– Хочу пройтись! Загляну в ночной магазин, чего-нибудь куплю… – небрежно отвечал Петруччо.

Зрачки Арея сузились.

– Мрак не запрещает своим сотрудникам шляться по ночным магазинам. Лигул сам их придумал, если на то пошло. Но ночной город полон случайностей. Ты можешь напороться на златокрылых, подвернуть ногу или просто забыть дорогу назад. Мало ли какая неприятность помешает тебе вовремя вернуться и отбыть с нами в Тартар? – сказал он.

Брови у Чимоданова встали торчком, как иглы у дикобраза. Цепкая память Даф немедленно восстановила первый день их встречи. Вспомнила она и маму Петруччо – гиперактивную даму, взрывающую изнутри тесные джинсы. Интересно, как поживает гражданская комиссия российского филиала международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков в центре Москвы?