Маг полуночи - Емец Дмитрий Александрович - Страница 39

– Во-во, и я о том же. Странновато как-то. Надо бы пробить твоего арийца по милицейской базе. Мне подозрительна эта бескорыстная любовь к детям, – сказал циничный Хаврон.

В комнате настойчиво зазвонил телефон.

– О нет! – простонала Зозо. – Только не это! Эдя, сними! Если это Басевич спрашивает, полоскала ли я горло, скажи, что я умерла.

Эдя пожал плечами и поднял трубку. Он обожал распугивать ухажеров Зозо.

– Зоя? Она захлебнулась и уехала в морг… Я так огорчился, что на работу на полчаса опоздал… – сказал он небрежно. – Что? Кого вам? И его тоже нету… Он теперь здесь не будет жить. Он в школе-интернате для умственно одаренных… Не знаю сколько. Пока умственно не одарится… Ничего страшного! И вам того же!

Эдя отключил трубку и застыл, задумчиво покусывая антенну радиотелефона.

– Кто это? Басевич? – крикнула из ванной Зозо.

– Это не Басевич. Это некая Ирка, спрашивала Мефодия. У нее голос задрожал, когда я ей сказал, что Мефодия нет. Чтоб у нас клиенты две серебряных ложки украли, а я за них платил! – морща лоб, сказал Эдя.

– А как Ирка отнеслась к тому, что я захлебнулась? – ревниво спросила Зозо.

– Сносно отнеслась. Посочувствовала немного.

– Типичная невестка, – вздохнула Зозо.

Ей стало грустно. Она легла на диванчик, сложила на животе руки и стала представлять себя несчастной, брошенной и забытой. Слезинка, вскоре появившаяся в правом уголке глаза Зозо, ничуть не мешала ей деловито разглядывать трещины штукатурки на потолке и прикидывать, как развести жадного Эдю на ремонт.

Эдя Хаврон облачился в ресторанные латы и отчалил, насвистывая в лифте приставучий свежий шлягер, в котором слова не запоминались, зато музыка была сладкой как сироп и погружала мозг в жидкое варенье. Толкнув дверь подъезда, Эдя вышел во двор и недовольно чихнул. Вокруг его шеи аллергической удавкой захлестнулась первая неделя мая.

Эдя направился было в сторону маршрутки, как вдруг дорогу ему деловито преградила девчонка с золотым колечком в нижней губе. На плече у нее сидел страшный кот с хмурой мордой, обмотанный поперек туловища шарфом. Шарф странным образом вздувался, образуя на лопатках нечто вроде горба неясного происхождения.

– Привет! – сказала девчонка.

– Пока, малолетка! – сказал Эдя.

Он шагнул вправо, собираясь обойти ее, но девчонка шагнула в ту же сторону, не пропуская его. Хаврон очень удивился и машинально хотел нахамить, но вместо этого нервно облизал губы. Ему почудилось, что он разглядел над головой девчонки нечто вроде сияющей окружности. Несколько мгновений спустя он сообразил, что это просто падал свет фонаря, напротив которого девчонка стояла. Но желание хамить странным образом иссякло.

– Привет! – сказал Эдя.

– Вот видишь! Быть вежливым даже приятно! А теперь быстренько подумай о Мефодии! – велела девчонка.

– Опять о Мефодии? Не собираюсь я ни о ком думать! В том числе и о Мефо… – начал Хаврон. Внезапно он осекся и невольно оглянулся. Ему показалось, что кто-то сзади мягко подул ему в волосы.

– Умничка! Вполне достаточно. Больше можешь не думать! Свои маленькие секретики оставь для бедных! – великодушно разрешила девчонка.

Безобразный кот спрыгнул и, мурлыча, стал тереться Эде о ноги. Настроение у Хаврона резко ухудшилось. Повар «Дамских пальчиков» показался ему неисправимым хамом, клиентки набитыми дурами, собственная жизнь жестянкой, и вообще захотелось плакать.

– Депресняк, отстань от человека! – сердито сказала девчонка.

Кот лизнул лапу и неохотно отошел.

– Ну все! Вытри глазки! Депресняк уже ушел. А теперь подумай, где сейчас находится Мефодий! – снова потребовала девчонка.

– Детка, что ты от меня хочешь? Я не собираюсь думать, где сейчас Ме… – переставая всхлипывать, начал Хаврон.

Девчонка прервала его утвердительным кивком. На этот раз ощущение щекотки в волосах Хаврона было совсем мимолетным.

– Умничка, это все, что я хотела узнать! Когда хлопнет дверь маршрутки, ты обо всем забудешь. Иди! – велела девчонка и, ни разу не оглянувшись, скрылась за углом дома.

Эдя озадаченно моргнул и пошел к дороге. По пути он два или три раза обернулся. Загадочный кот направился было следом за ним, но по пути отстал, выгнул спину и направился к овчарке, которая рвалась с поводка у капитана милиции Клепалова, жившего с Эдей в одном доме.

– Эй, убери своего кота! Это служебная собака! Она его разорвет! – закричал Клепалов.

– Депресняк, не обижай песика! Он на службе! – сказала девчонка. Она подобрала кота и скрылась за углом дома.

Остановилась маршрутка. Цепляя чьи-то колени, Хаврон протиснулся на свободное место. Дверца хлопнула. Спина сидевшего впереди пассажира на мгновение раздвоилась перед глазами Эди, а затем вновь собралась воедино. Хаврон опять чихнул, мысленно ругая свою аллергию. Он вдруг понял, что не помнит, как оказался в маршрутке.

– Мужчина, вы платить собираетесь? – спросил водитель.

– А я еще не платил? – рассеянно поинтересовался Эдя.

– Нет.

– Тогда постепенно собираюсь. Очень постепенно, – вздохнул Хаврон.

Даф, к тому времени сидевшая на одной из ближайших крыш, была довольна. Она выяснила, где ей искать Мефодия и еще массу интересных подробностей. Причем сделала это так, что стражи мрака ничего не заподозрили. Идея воспользоваться сознанием Эди Хаврона была очень удачной. Вряд ли содержание его головы заинтересует кого-нибудь еще. Но даже если и заинтересует, следов она не оставила.

Депресняк, долго катавшийся по крыше, наконец сорвал с себя шарф, надетый, чтобы не слишком шокировать лопухоидов, и высвободил кожистые крылья.

«Эх, жаль, я не могу полетать!» – удрученно подумала Даф. Но исключений тут быть не могло. Полеты в мире лопухоидов допускались только в крайних случаях. На Депресняка это правило не распространялось, тем более что его крылья, в отличие от крыльев Даф, были его неотторжимой частью.

Последние часы и дни выдались у Даф безумно сложными. После нескольких дней безобразий в Эдемском саду и надписи «Здесь была я, а кто читал свинья!», вырезанной на коре древа познания, ее и без того подмоченная репутация окончательно испортилась. Порядочные стражи при встрече с ней отворачивались, а шустрые домовые многозначительно подмигивали и в присутствии Даф колотили гномов без всякого смущения. Равно как и шпионящие гномы, лезущие на чужие территории, шмыгали под ногами с удвоенным нахальством. Некоторым, зазевавшимся, от Даф порой перепадал пинок, усиленный заклинанием реактивного катапультирования.

Но самое характерное в этой истории было то, что Даф по-настоящему доставляло удовольствие то, что она делала. Темных перьев на ее крыльях становилось все больше, а мимо каменных грифонов она и пролетать уже не решалась, особенно после случая, когда один из грифонов ожил.

Генеральный страж Троил больше не вызывал ее к себе. Но однажды утром, проснувшись, Даф обнаружила у себя под щекой что-то чужеродное. Это был пергамент, перевязанный тонкой блестящей лентой. Даф некоторое время разглядывала мудреный узел и не могла сообразить, с какого конца к нему подойти. Она потянулась было за ножницами, но едва коснулась ими ленты, как она развязалась сама собой и живой серебристой змейкой скользнула под кровать.

На пергаменте было лишь две строчки старомодных букв. Буквы жались одна к другой, выглядели прилизаными и смирными, как запуганные ученики. Даф даже слегка удивилась, что у Троила может быть такой почерк. Однако то, что письмо было от Троила, казалось несомненным. Внизу сияла печать Света, которую нельзя подделать.

«Сегодня ночью. Мраморный рог Минотавра – единственный артефакт, который позволит тебе покинуть Эдем незамеченной. Третье небо. Хранилище артефактов рядом с моим кабинетом. Воспользуйся руной Хрюнелона. В третьем часу после полуночи иди к любому месту Эдемской стены подальше от охраняемых ворот и коснись ее рогом. Образовавшегося прохода будет достаточно, чтобы ускользнуть», – прочитала Дафна.