Билет на Лысую гору - Емец Дмитрий Александрович - Страница 12

– А ты случайно не меня тут ждешь?

Ирка заверила, что он поразительно прозорлив. Она случайно ждет не его.

– А-а-а! – протянул молодой человек в замешательстве. Не зная, что еще сказать, он сообщил, что его зовут Рома, и спросил, сколько Ирке лет.

– Я стара как мир! – проговорила Ирка, думая о возрасте валькирий.

– Рассказывай сказки… Тогда я стар как два мира! – воскликнул Рома.

– Ты имеешь в виду этот и параллельный? Вообще-то на вид тебе лет шестнадцать… – заметила Ирка.

– Семнадцать! – обидчиво поправил Рома. – А ты какая-то… ну типа… не того…

– Что «какая-то»? – заинтересовалась Ирка.

Ей было любопытно услышать о себе что-нибудь новое. В конце концов единственный человек, которого ты не способен трезво оценить, это ты сам.

– Ну, короче, какая-то не такая…

Ирка поморщилась.

– С данным тезисом я уже ознакомлена. С этого места, пожалуйста, сложными двусоставными предложениями со множеством второстепенных членов! И какая я?

– Ну слова всякие говоришь… ботаничка!

Ирка вздохнула. Увы, для нее это была не новость.

– Ты угадал. Нет смысла использовать заезженное клише. Я именно это и есть! И, между прочим, на твоем месте я бы прямо сейчас смылась.

– Почему?

– Почемушто. К нам идет мой старший брат! – ласково улыбаясь, сказала Ирка.

– Да уж. А дедушка твой к нам случайно не идет? – издевательски поинтересовалась Рома.

– Ну как хочешь. Я предупредила, – вздохнула Ирка.

Смутно уловив в ее тоне нечто особенное, Рома снисходительно повернул голову. У него за спиной, скрестив на груди руки, стоял Эссиорх и разглядывал его с мрачной любознательностью ученого, ставящего опыты на морских свинках. Впервые хранитель был не в кожаной куртке, а в белой облегающей майке, отлично демонстрирующей его рельефную мускулатуру. Пряжка ремня в форме руки скелета поблескивала тускло, но многозначительно.

Рома издал звук, который могла бы издать моська, обнаружившая вдруг, что за ней с бензопилой в хоботе бежит окончательно утративший терпение слон. Начинающий ловелас с воплем перемахнул через скамейку и растворился в трех с половиной деревьях бульвара так успешно, словно это был вековой лес.

Эссиорх его, разумеется, не преследовал. Он озабоченно посмотрел на мотоцикл, стоявший поодаль прямо на траве бульвара, и опустился на скамейку рядом с Иркой.

– Привет! – сказал он.

– Привет! – ответила Ирка.

Они не виделись уже недели три. С того самого дня, как хранитель мчал ее на мотоцикле по ночной Москве. Но, несмотря на кратковременность их прошлого знакомства, теперь оба внезапно ощутили себя старыми друзьями и очень обрадовались встрече.

– Как ты? – спросил Эссиорх.

– Нормально.

Эссиорх внимательно посмотрел на нее.

– Привыкаешь? – спросил он будто невзначай.

– Привыкла.

– А волчица и лебедь?

– У нас с ними полное взаимопонимание, – сказала Ирка.

Тут она немного лукавила. Взаимопонимание у нее было только с лебедем. С волчицей же речь шла скорее о вооруженном нейтралитете. Порой, особенно в лунные ночи, волчица упорно старалась захватить власть, и только воля человека обуздывала ее.

– А как твой ужасный монстр с бакенбардами? – с улыбкой спросил Эссиорх.

– Антигон? М-м-м… Короче, он сейчас грабит один магазинчик, – застенчиво сказала Ирка.

– ЧТО? – изумился Эссиорх.

– Думаю, хозяева магазина это переживут! На самом деле он проник на склад и там где-то за коробками ест варенье, – улыбнувшись, пояснила Ирка.

Не так давно у домового кикимора обнаружилась слабость. Слабость простительная, но вместе с тем непреодолимая. Он испытывал огромную тягу к вареньям и джемам. Дней пять-шесть он еще мог крепиться, но после не выдерживал и на несколько часов пропадал в каком-нибудь магазине, где съедал разом две-три-четыре банки. Затем пел песни, полдня отсыпался и лишь потом, виновато шмыгая пористым, похожим на небольшой лимон носом, являлся к Ирке. Звать же его в этот запойный день было совершенно бесполезно. Антигон не явился бы даже в том случае, если бы Ирку должны были казнить.

– Весело, – сказал Эссиорх. – Это все земные страсти! Никуда от них не денешься. Лопухоидный мир умеет привлекать и удерживать. Он опутывает привязанностями, точно паутиной. Ты стараешься думать о вечном, и вдруг ловишь себя на том, что мысли все время сбиваются на новый глушитель или что нужно поменять резину хотя бы на заднем колесе.

– Кошмар, – посочувствовала Ирка. В мотоциклах она понимала мало, но тон Эссиорха убедил ее в том, что это что-то важное.

Ее внимание поощрило хранителя.

– Еще бы! Если бы ты только знала, как редко попадается неудачливая резина и особенно неудачливый бензин! – пожаловался он.

Оба замолчали. Эссиорх думал о колесах и резине, а Ирка – кажется, она ни о чем не думала – просто смотрела на солнце, которое висело прямо над крышами.

– Я еще не говорил тебе? Я тут комнату снял позавчера! – вдруг сказал хранитель. – Странно, что я говорю об этом первой тебе, а не Даф. Должно быть, потому, что я получил строгое предписание не встречаться с Дафной до особого распоряжения.

– Почему?

– Арей схвачен и вновь сослан, у Мефодия новый опекун, и вообще дом на Большой Дмитровке окружен теперь таким сгустком мрака, что и близко не стоит соваться. Любой посторонний контакт будет замечен. Надеюсь, у самой Даф окажется достаточно света внутри, – озабоченно сказал Эссиорх.

Ирка была польщена его доверием. Это означало, что для всеведающего хранителя, чутко замечавшего любые изменения в человеке, Ирка и свет неразделимы.

– А что за опекун у Мефа?

Эссиорх провел большим пальцем по шее, показывая, что умереть и не встать. Хуже не бывает.

– Ясно… Так ты говорил, что снял комнату… – сказала Ирка.

Она внезапно вспомнила, что Мефодий любит другую, и обида заставила ее переменить тему. Пусть сам разбирается со своими опекунами. Какое ей теперь дело до него?

– Комната неплохая. В центре. Рядом Чистые пруды. Правда, окно во двор и ничего не видно, кроме стены соседнего дома, но если немного сосредочиться и представить, что сразу за этой стеной прекрасный пейзаж, на душе становится легко… Опять же неплохое место, чтобы парковать мотоцикл, – сказал Эссиорх не без гордости.

– А где ты достаешь деньги, чтобы платить за комнату? – спросила Ирка.

Она уже успела уяснить, что создания света не имеют права владеть деньгами, разве что те совсем уж сами свалятся с неба, что происходит крайне редко.

Эссиорх вздохнул.

– Видишь ли, – сказал он с некоторым сомнением в голосе. – Тут случай особый. Хозяин комнаты человек такого рода, что давать ему деньги было бы несчастием. Прежде всего для него самого. Он бы их немедленно превратил в жидкость определенного рода.

– Алкаш, что ли? – уточнила Ирка.

– Никогда не надо плохо говорить о людях. Свет не может позволить себе кого-либо осуждать. Просто слабый человек, – укоризненно сказал хранитель.

– И как же ты выкрутился? Не скромничай! Я знаю, что ты что-нибудь придумал! Признавайся!

– Ну-у… – протянул Эссиорх с легкой улыбкой. – Я немного перенастроил его организм и научил его получать удовольствие от слез! Он плачет – и испытывает то же самое, что испытывал, когда выпивал стаканчик-другой. Теперь он плачет целыми днями, даже ночью, но рано или поздно слезы вымоют из его организма зависимость от алкоголя, и он получит исцеление!

– А пока он плачет, ты поживешь в его комнате?

Эссиорх кивнул.

– Вроде того. Если хочешь, заедем ко мне в гости. Мне необходимо кое-что показать тебе… Если со мной что-то случится, кто-то еще из светлых должен знать… – сказал хранитель, разглядывая свою могучую руку со следами машинного масла под ногтями.

– А с тобой что-то может случиться? – напряглась Ирка.

– И нет, и да. Сейчас говорить об этом преждевременно, – загадочно ответил Эссиорх. – И вообще разговор о делах можно немного отложить. Для начала я познакомлю тебя со своим соседом по квартире.