Полотно темных душ - Бергстром Элейн - Страница 59

– Беги, пока тебя не заметили! – велел Джонатан Сондре.

– Никогда! – храбро ответила девушка, прижимаясь спиной к его спине и выхватывая нож.

Мужчины несли с собой несколько веревок и стальную клетку. Джонатану было вполне по силам уничтожить их как по одному, так и всех сразу, но он не воспользовался своим могуществом. Он слишком устал от пожаров и смертей.

– Защити себя! – выкрикнула Сондра, держа нож прямо перед собой.

У них еще была возможность спастись. Жон начал читать заклинание, при помощи которого он разделил непреодолимым барьером Андора и Ивара. Лишь только он закончил, они побежали в лес, под прикрытие деревьев, однако на полпути к лесу их настиг и окружил серебристый туман. Жон вскрикнул, но не от боли, а от изумления: холодное прикосновение Моргота лишило его заклинание силы.

– Я забираю обратно могущество, которое я дал тебе, – прошептал ему на ухо голос отца. Какая-то сила вырвала у него из руки связку колдовских книг, которая тут же растаяла в мерцающем тумане.

Жон потянулся к кинжалу, но прежде чем он успел взмахнуть им, преследователи уже настигли их. Жон яростно отбивался, даже ранил двоих, но его задавили массой и повалили.

Упав на снег, Джонатан прекратил сопротивление. Тем не менее его сначала избили ногами до бесчувствия, а потом связали и втиснули его тело в тесную клетку, по своим размерам подходящую гоблину, отнюдь не человеку. Только после того, как Жон был надежно заперт, кто-то спросил у него:

– Это ты убивал людей?

– Я несу за это ответственность, – ответил Жон, закрывая глаза. Он знал, какая участь его ожидает, и считал, что это гораздо меньше, чем он заслуживает.

Весь вечер Дирка трудилась одна, с нетерпением ожидая возвращения Андора и Ивара. В конце концов она захлопнула двери в зал, опустилась на стул подле огромного, тяжелого стола и попыталась решить, как она будет жить дальше. Совсем недавно она была красивой, беззаботной женщиной. Теперь же она превратилась в старуху, сломленную отчаянием и растерянностью.

Может быть, это случилось оттого, что она мало что могла изменить. Андор и Ивар пропали, Сондра, обезумевшая от горя, была заперта в одной из комнат наверху. И Жон – единственный человек, чья судьба была Дирке не безразлична, – попал в плен и теперь ждал казни. Дирка ничего не могла придумать, чтобы спасти Жона. Судя по тому, что он рассказал деревенским дознавателям, и он не видел никакого выхода.

Что станет с ней теперь? Одна она не сможет справиться с делами в гостинице. Она была стара, бесплодна, а жизнерадостность покинула ее давным-давно. Кто возьмет ее без богатства?

Запор на кухонных ставнях задребезжал, и Дирка потуже задвинула щеколду. Заглянув в щель ставни, Дирка увидела какой-то отблеск среди черных теней, отбрасываемых деревьями в лунном свете. Резкий ветер со скрипом раскачивал замерзшие деревья, но ей показалось, что она слышит мужской голос, который зовет ее. Это был резкий, пронзительный звук, отчаянная мольба о помощи:

– Ди-и-р-р-ка!!!

Далекий крик заставил ее поддаться. Она уже пошла было к двери, ведущей наружу, когда вдруг увидела собственное отражение в стеклянной дверце посудного шкафчика. Развернувшись, она попятилась к дверям в зал, где собрались мужчины.

– Ди-и-р-р-ка!!!

Он видел ее! Видел даже сквозь стены и запертые ставни. Зов раздался гораздо ближе, и Дирка задула свечи, остановившись посреди кухни. Голос и пугал и одновременно зачаровывал ее.

– Ди-и-р-ка…

Темнота тоже не скрыла ее. Напротив, звук голоса, произносящего ее имя, разбудил в ней страстное желание слышать его снова и снова. Медленными шагами Дирка подошла к двери на улицу и открыла ее. Холодный воздух ворвался в кухню, принеся с собой могильную сырость и обещание смерти.

На пороге высилась мерцающая фигура.

– Дирка, – мужчина улыбнулся ей и шагнул внутрь.

Дирка отступила назад, мужчина приблизился к ней и заговорил голосом таким тихим, что она еле расслышала его:

– Я могу дать тебе все, что ты захочешь. Ты должна будешь только пообещать служить мне, делать все, что я ни попрошу.

– Все? – Дирка заглянула в его глаза, и сомнение исчезло.

– Даже проклятье вистани можно отвести, – улыбнулся он. Улыбаясь, он становился очень похож на Жона, хотя был сильнее и красивее его.

Дирка приподняла голову и застенчиво заморгала, когда он прижал ее к себе. Его губы прижались к ее губам, и Дирка ощутила, как он пьет ее дыхание, позволяя ей пить свое.

Что он с ней делал! Дирке показалось, что его дыхание наполнило все ее тело обещанием жизни. Она вся обмякла, и его сильные руки поддержали ее. Дирка позволила ему делать с собой все, что угодно, даже то, что она не позволяла ни одному мужчине. И когда он наконец выпустил ее и стал давать указания, что ей надлежит делать следующей ночью, она не возражала. Она никогда еще не чувствовала себя лучше, и одиночество тоже отступило. Это ощущение сохранялось еще долго, даже после того как он ушел, такое же реальное, как и обещание, которое он ей дал.

На столе он оставил небольшую склянку с прозрачной жидкостью. Дирка спрятала ее в глубине посудного шкафчика – жидкость понадобится ей только завтра вечером. Тем временем почти рассвело, пора было отправляться спать. Поднимаясь к себе по ступенькам лестницы, Дирка тихо засмеялась, надеясь увидеть его во сне.

Жона посадили в ту же самую клетку, в которой обычно содержали гоблинов, перед тем как принести их в жертву, поставив ее в тот же самый сарай. Клетка была так мала, что Жон мог лежать только на боку, свернувшись калачиком и прижимая колени к груди. Руки его были на всякий случай скованы цепью. Не смотря на то что несколько мужчин постоянно стерегли его, никто из жителей Линде не пришел даже взглянуть на него. Они боялись его, и мысль об их страхе вызвала в Жоне неожиданное сильное отвращение. Через две ночи его сожгут. Что ж, так даже лучше…

Маэв появилась возле клетки вскоре после того, как Джонатан попал в плен. Он услышал ее властный голос, приказывающий стражникам отойти, чтобы она смогла поговорить с преступником наедине. Затем дверь сарая скрипнула и Маэв появилась на пороге. Жон ожидал ее прихода: победив его, Маэв непременно должна была заглянуть к нему, чтобы полюбоваться на его беспомощность.

– Ты, кажется, назвал меня «прекрасной лисичкой», – раздался ее мурлыкающий голос, – неужели я перестала тебе нравиться?

Свет лампы упал на нее, и Жон сумел рассмотреть женщину. Маэв расплавила часть своих украшений и сделала из золота некое подобие маски, украшенной лазуритом и полированными драгоценностями, которая закрывала верхнюю половину ее лица. Руки Маэв были затянуты в длинные, плотно облегающие черные перчатки из плохо выскобленной кожи, которые оставляли открытыми лишь чувствительные подушечки пальцев с ярко накрашенными ногтями. Руки выглядели столь же изящными, как когда-то, однако Жон сумел разглядеть крохотные бугорки на тех местах, где кожа перчаток скрывала набрякшие волдыри. Одета Маэв была в свободное платье с высоким воротом и длинными рукавами. Платье было украшено драгоценностями, которые лишь едва заметно нарушали общий порядок на раненном плече.

– Тебя жалеют в поселке? – спросил Жон.

– Да. Только твоя смерть докажет, что я верна колдуньям, и они снимут свое проклятье. Я уверена.

– И тогда ты продолжишь поставлять им новые жертвы?

Маэв нахмурился, недоумевая, каким образом Жону удалось узнать ее тайну. Однако она удержалась от вопроса, воспользовавшись случаем, чтобы побольнее уколоть юношу:

– Может быть, мне стоило пойти к Сондре и пообещать освободить тебя, если она согласится поселиться у меня, любить меня так, как любила меня твоя мать, и превращаться точно так же, как превращалась Лейт!