Полотно темных душ - Бергстром Элейн - Страница 4

– Я бы лучше вернулась домой.

– Ты не можешь, – жестко произнес он, потом голос его смягчился: – Да, говорят, вроде бы есть какие-то способы, но их слишком мало, да и каждый из них опасен по-своему. На это может уйти вся жизнь, могут случиться новые несчастья – пожалуй, лучше смириться с судьбой.

Доминик сел на скамью в центре площадки.

Я с трудом оторвала взгляд от сурового пейзажа, села рядом с монахом – его лицо оказалось в тени, а мое освещено солнцем.

Он прошептал что-то на непонятном языке, потом спросил:

– Расскажи мне, как вы попали сюда.

Мне пришлось забыть о тщательно продуманных объяснениях, и я рассказала с мельчайшими подробностями все, что случилось с нами после того, как мы покинули дом. Брат Доминик, казалось, ни разу не удивился, даже не встревожился.

– Еще две души из внешних земель, – произнес он, когда я закончила свой рассказ. – Еще две нарисованные души.

– Нарисованные где? На полотне? Он кивнул:

– Ты уже много знаешь.

– Клянусь, я никому не расскажу о тебе или о полотне, – сказала я.

Хотя его лицо было в тени, я чувствовала, что он сомневается, понимала, что у него нет причин доверять мне. Может быть, мы бы продолжили разговор, но тут раздался гулкий удар колокола, приглашающего к трапезе.

За длинным деревянным столом в трапезной свободно могли усесться двадцать человек. Нас было восемь – мы с Варом и Стражи. Младший монах забрал ужин с собой и отправился вниз, где остались наша лошадь и фургон. Еда была проста – грубый черный хлеб и сухой сыр. Довершали ужин ранние яблоки и сладкая черника, собранные в лесах у подножья замка.

Хотя я была уверена, что Вара одолевают бесконечные вопросы и подозрения, он был достаточно благоразумен и не приставал к хозяевам с расспросами. Вместо этого он рассказывал монахам на ходу выдуманные истории о наших семьях, деревне, благодарил их, предлагал отработать свой долг.

– Не знаю, нужно ли нам что-то, – отвечал Доминик. – Но, если хочешь, можешь оставить один из своих ножей. Наши клинки слишком стары, быстро тупятся.

– Я покажу все, что у меня есть, заточу ваши, но утром, если можно, – сказал Вар, сдерживая зевок.

Доминик взял толстую свечу и проводил нас по старой скрипящей лестнице, которая по внешней стене здания вела на второй этаж, где оказались спальные комнаты. На столе в нашей спальне оказалась бутылка вина и два стакана.

– Это прекрасное вино, – сказал монах, наполняя стаканы. – Оно успокоит боль и поможет заснуть.

Он подождал, пока Вар осушил свой стакан. Я подняла свой, смочила губы, но пить не стала. Один из нас должен остаться настороже, подумала я.

Как только дверь за нашим хозяином затворилась, Вар засыпал меня вопросами. Перебивая сам себя, он торопливо спрашивал о замке, о том, что я узнала, а потом перешел к тому, что, похоже, занимало его больше всего – к полотну в часовне.

– Я видел его лишь мгновение, да и свет был тусклый. Но, казалось, оно сверкает, двигается, говорит со мной, – сказал он. – Ты была близко. Что ты видела?

– Блестящая серая ткань с ужасным узором. Похожая на шелк, – ответила я, надеясь, что этого ему будет достаточно.

– Оно двигалось. Оно что-то шептало мне, – настаивал он.

– Это был всего лишь сквозняк. Просто складки шуршали, – громко возразила я.

Он быстро зажал мне рот ладонью.

– Сколько же может стоить такое сокровище? – спросил он. Я оттолкнула его руку.

– Стражи так дорожат им, что нам, скорее всего, оно будет стоить жизни, – сказала я, забираясь под одеяло. – Ложись, Вар. Может, утром поговоришь о более важных вещах.

В любой другой ситуации он не отстал бы от меня, но тут послышались шаги монахов, поднимавшихся наверх. Вар улегся рядом. Мы прислушивались к голосам Стражей, и вскоре Вар задремал.

Той ночью мне виделись какие-то странные образы, передо мной вставал туман и полумрак часовни, ее ужасное сияющее сокровище. Снов было много, все они тревожили, но лишь из-за последнего, самого яркого кошмара я проснулась. Мне привиделось, что Вар ударяет серебряного человека кинжалом, а потом, когда муж вновь поднимает оружие, жертвой оказываюсь уже я и нападает не Вар, а брат Доминик. Лицо его полно доброты и участия, а лезвие клинка входит мне в горло.

Я вскочила на кровати, уверенная, что слышала голоса и мягкие шаги за дверью нашей комнаты. Дверь была приотворена, и когда я подошла, чтобы запереть ее, то уже могла разобрать шепот снаружи. Четверо мужчин были в соседней комнате. Я узнала два голоса – Маттаса и Доминика. Другие двое тоже, наверное, были монахами – за ужином остальные Стражи почти не разговаривали. Они рассуждали, как поступить с нами, – ведь мы теперь знаем об их существовании и о хранимом ими сокровище. Доминик предлагал заточение, другой говорил о заклинаниях, которые заставят нас позабыть обо всем, что мы видели. С ледяной уверенностью Маттас настаивал на убийстве.

Хотя заклинания могли показаться самым мягким приговором, они пугали меня сильнее всего – я уже бывала свидетелем того, что такие заклинания делают с человеком. Люди тогда мучительно пытались вспомнить прошлое, странствовали долгие годы, пытаясь отыскать тех, кто мог бы поведать им об их прошлой жизни. В лучшие времена я подавала таким несчастным деньги и еду. В этом году мне приходилось лишь мрачно отворачиваться от них. Я вернулась в кровать, вытянулась рядом с Варом. Минуту лежала неподвижно, пытаясь успокоиться, а потом начала расталкивать мужа.

– Я думал, что они уж слишком добры, – заявил Вар горько, когда я наконец разбудила его и рассказала все, что услышала.

Мы решили бежать, быстро стали одеваться. Когда мы вышли в коридор, в соседней комнате было тихо и темно. Но мы не решились зажечь свет и на ощупь добрались до площадки лестницы, которая спускалась во двор.

Там Вар остановил меня:

– Останься здесь, пока не услышишь, как я свистну. Может, они караулят вход. Я проверю.

– У тебя кинжал, – ответила я. – Лучше бы мне пойти с тобой.

– Ты будешь мешать, если придется драться, – зашипел он. – Стой здесь.

Он исчез, и я слышала лишь легкое поскрипывание ступенек. Казалось, я стою в ожидании его сигнала слишком долго. Я уже была готова к тому, что вот-вот раздастся крик часового, но слышала лишь далекий вой волка, шум холодного западного ветра, носившегося среди полуразрушенных стен. Я уже была уверена, что Вара схватили, но тут раздался знакомый свист. Я осторожно начала спускаться, нащупывая в темноте ступеньки, и для уверенности решила держаться за деревянный брус, ограждавший лестницу.

И когда я уже была почти в самом низу, перила рухнули. Брус упал на землю с оглушительным грохотом. Я побежала быстрее, уже не боясь быть обнаруженной.

Я наткнулась на Вара уже за крепостной стеной.

– Давай, – шепнул он, и я побежала вслед за ним вниз. На груду камней Вар полез один. Меня всегда удивляло, как такой крупный мужчина может передвигаться абсолютно бесшумно. Это умение здорово пригодилось ему той ночью.

Я перелезла через камни и увидела, что монах уже лежит рядом со своим костром. Черная кровь сверкала в отблесках огня, текла из перерезанного горла Стража, стекаясь в лужицу у головы.

Мы не решились зажечь факел, и Вару пришлось шагать впереди фургона, ведя лошадь под уздцы по извилистой дороге. Ветер усилился и разогнал облака, так что теперь путь нам освещала почти полная луна.

Когда мы приближались к подножью утесов, уже начинался рассвет. Уставший, сбивший ноги Вар наконец забрался на козлы и сел рядом со мной.

Внизу показалась река, жирной черной змеей извивавшаяся среди деревьев. Я показала на нее Вару, рассказала, что говорил вчера Доминик о стране Тепест.

– Ты еще говорила, он собирался нас – спящих – убить. Как я могу теперь верить его словам? – заявил Вар, решительно замотав головой.

– Я не вижу другого пути, – возразила я.