Возрождение - Берг Кэрол - Страница 54

— Значит, ты все-таки соизволил прийти. Интересный путь ты избрал. — Насмешливое замечание прозвучало у меня за спиной.

Я резко развернулся и едва не упал от изумления. На меня глядел высокий худой человек преклонных лет в темно-синей рубахе и зеленых штанах. Он стоял между двух розовых кустов, к его широкому поясу был привязан старый кожаный мешок, серый плащ небрежно переброшен через плечо. С его одежды и коротко подстриженных волос текло ручьями, что еще больше подчеркивало мою странную водонепроницаемость. Но мое удивление вызвало не его неожиданное появление, не его внешность, в которой не было ничего примечательного, а то, что я увидел за его спиной.

Сад был частью огромного парка, разбитого перед серым замком со множеством башен, возведенным на зеленом подножии холма, уходящего высоко вверх. За кольцом серых стен простиралась дикая земля, на горизонте поднимались горы. В окнах замка горели свечи, добавляя к серому дневному свету яркие блики, играющие на цветных стеклах. Высоко надо мной, там, где стройные башни уходили в небеса вместе с вершинами холмов, я заметил зубчатую стену, дорожку, по которой гулял взад-вперед арестант, ненавидящий весь мир. Да, теперь я знал, где очутился.

— Все не так, как ты ожидал, да? — Я снова посмотрел на худощавого человека, который повернулся теперь ко мне спиной — Ладно, я не собираюсь торчать под дождем, пока ты думаешь, говорить или молча таращиться. Если хочешь, можешь уйти. — И он быстро зашагал по гравиевой дорожке к замку.

— Погоди! — прокричал я вслед его быстро удаляющейся спине. Он был почти у самых ступеней, когда я нагнал его Он прошел под колоннами и поднялся по ступеням в широкий холл. Серый свет из высоких застекленных окон лился на гладкие колонны и мраморные статуи.

С чего начать? Спросить его, правда ли, что тот, кто заключен в замке, хочет разрушить мир? Заставить его рассказать, как именно я связан с этим ужасным планом? Я же не проходил через ворота в Дазет-Хомоле, как же я тогда попал в Кир-Наваррин? Однажды я касался мозаики, которая подсказала мне, что крепость таит в себе источник вечной тьмы. Почему же я не ощущаю этого сейчас, когда я здесь? А этот странный человек, он тюремщик злобного божества?

— Я очень хочу поговорить с тобой, — произнес я, спеша за ним.

— Если не возражаешь, я сперва сменил бы рубашку. Не все здесь непромокаемые, как ты. — Он вошел в изящно убранную комнату: толстый красно-зеленый ковер, высокие окна, выходящие в сад, из которого мы пришли, мраморный камин высотой в три человеческих роста, высеченные в мраморе стройные фигуры мужчин и женщин, казалось, готовы сойти в комнату. По стенам висели лампы из хрусталя и расписанного стекла, струившие мягкий свет. На маленьком столике у камина лежало стеклянное игровое поле, разбитое на серые и черные квадраты. На нем стояли фишки в виде воинов и замков.

— Каспариан, где ты? — нетерпеливо позвал человек, бросая плащ на скамью. Он подошел к камину, стаскивая с себя насквозь промокшую рубашку. На его зов из-за двери У камина тут же вышли мужчина и женщина. Мужчина нес полотенце, зеленую рубашку и темно-зеленый плащ, а женщина — поднос с глиняными чашками и чайником, хрустальным графином и бокалами. Слуга унес мокрую одежду и засуетился с полотенцем возле пожилого человека, вытирая ему голову и грудь. Человек схватил полотенце и отшвырнул его в сторону, бурча:

— Я не младенец, чтобы за мной ухаживать. — Но слуга казалось, не заметил его недовольства, он наклонился, поднял полотенце и начал снимать с хозяина башмаки.

Женщина налила в чашку дымящуюся жидкость, добавила сахар и пряности.

— Нет, нет. Я хочу вина, — заявил мой хозяин, имени которого я еще не знал, и нетерпеливо притопнул, поскольку женщина проигнорировала его слова и продолжала готовить горячее питье. Только когда чашка была накрыта тонкой пластиной стекла, она налила вина, три разных сорта в три бокала, и что-то похожее на темное пиво, в серебряную кружку. Когда слуги ушли, человек вздохнул и взял со стола вино, обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самому:

— Можно подумать, что я жить не могу без всех этих церемоний. Я с удовольствием отменил бы их все, повседневная жизнь приносит с собой столько проблем. Каспариан, посвятивший себя их разрешению, никак не может понять, почему они меня так беспокоят. — Он отхлебнул из бокала белого вина и искоса посмотрел на меня: — Ты меньше ростом, чем я ожидал.

Впервые в жизни я потерял дар речи. Пожилой человек покачал головой, словно стараясь вернуться к действительности.

— Проходи, садись. — Он кивнул на кресло у камина. — Я не собирался быть невежливым. — Ты хотел говорить.

Отбросив все сомнения, я высказал вслух чудовищное, невероятное подозрение, которое зародилось во мне, пока я смотрел и слушал:

— Ты арестант.

Его темные глаза широко раскрылись в насмешливом изумлении:

— День, полный сюрпризов. Я бы отпраздновал это, если бы помнил как. — У него были приятные черты лица: высокие скулы, четко очерченные челюсть и нос, словно высеченные из того же гранита, из которого был построен замок, густые седые волосы и коротко подстриженная борода. Он выглядел как благородный дворянин, и в нем совсем не чувствовалось злобы, только ирония. Лицо не искажалось от ненависти или жестокости, я внимательно наблюдал за ним.

А пронзительный взгляд темных умных глаз только усиливал мое благоприятное впечатление. Они были чистыми и глубокими, как горные озера под луной, глаза, казавшиеся гораздо моложе тела. Я не стал перестраивать взгляд, чтобы заглянуть в него поглубже. Думаю, что знакомство с его душой не осталось бы для меня безнаказанным.

Он сидел у огня в деревянном кресле с высокой спинкой, завернувшись в зеленый плащ и вытянув ноги.

Не исключено, что этот человек, это место являются обыкновенным порождением моего больного мозга. Все так похоже на сон… Только во сне можно гулять под дождем и не промокнуть. Но сон не должен находиться в столь абсолютном противоречии с представлениями спящего.

— Кто ты? — Как будто ответ на этот вопрос помог бы разрешать все проблемы.

— А ты не слишком терпелив. — Он вновь указал мне на кресло. — Впрочем, последнее время и я страдаю тем же. Позволь мне все-таки хотя бы притвориться вежливым. Показать, что я еще помню, что такое учтивое поведение.

Я поплыл к твердому креслу с деревянной спинкой, словно во сне. Теперь нас разделял столик с разложенным стеклянным полем для игры. Черные и белые фигуры были расставлены по полю, словно игру недавно прервали.

— Ты играешь? — Насмешка прозвучала даже в этом его простом вопросе.

— Я знаю правила, но играю плохо. — Он не пожелал ответить на мой вопрос, а я не знал, что еще спросить.

Он повертел в руках черную фигуру… Обсидиан, черное стекло, которое находят на потухших вулканах. Белые были из алебастра.

— Я пытался убедить Каспариана научиться, но в играх он видит толку не больше, чем в разговорах. Он периодически перебарывает себя и предлагает мне партию, но я благодарю и отказываюсь. Его мучения не доставляют мне удовольствия. Правда, я уже не уверен, действительно ли я помню правила.

— Давай сыграем, если ты хочешь.

Он первый раз за все время посмотрел мне прямо в глаза.

— Это было бы чудесно. Просто чудесно. — Какие удивительные глаза.

И мы пододвинули кресла ближе к столику и расставили фигуры по местам. Мне достались белые, и я начал. Мы сделали несколько ходов, после чего он снова заговорил.

— Ты можешь называть меня Ниель.

Ниель. На языке рей-киррахов это слово означает «забытый».

— Похоже, что ты знаешь меня, — произнес я, передвигая свой замок на две клетки вперед.

Он утвердительно наклонил голову и сделал ход. Через несколько ходов он передвинул черного всадника и захватил моего воина.

— Я не хотел тебя пугать.

— Не хотел пугать… не верю. — Его слова прозвучали так нелепо, что моя безмятежность исчезла. Я подумал о снах, наполненных его присутствием, моих видениях, связанных с этим замком, о снах, заманивших меня в царство демонов, о черно-серебристом воине, чья сила вгоняла меня в тоску и отчаяние. Все эти сны говорили о том, что я принесу гибель всему, что люблю. Кто не испугался бы такого?