Разоблачение - Берг Кэрол - Страница 15

– Сейонн, сын Джойл и Гарета, ты не виновен в предательстве…

Талар умолкла только для того, чтобы перевести дыхание, и я понял, что это только начало. На лицах всех пятерых не было радости или облегчения.

– …но ты грубо нарушил свою клятву Смотрителя, позволив демону без боя остаться в теле жертвы. Если не принимать в расчет то, что тебя просто обманули, исходя из чего мы должны судить тебя? Испорченность, усталость или то, о чем мы не станем говорить вслух?

– Нет. Я не…

– И вот что мы постановили. Начиная с этого дня и впредь Храм Вердона закрыт для тебя. Тебе запрещено участвовать в битвах с демонами в этом мире или за Воротами, тебе запрещено обучать, тренировать, давать советы учащимся, пока Совет не решит, что ты излечился.

Холодок в моей душе превратился в сплошной лед. «Запрещено? Невероятно. Даже если не принимать в расчет мои чувства… а как же Эззария? Как же жертвы, которым теперь никто не поможет?»

– Вы не можете сделать этого. – Но она продолжала:

– Поскольку ни один здоровый мужчина в Эззарии не имеет права быть праздным, ты обратишься к Пеку, чтобы он дал тебе работу. Учитывая… особые обстоятельства, которые приняли во внимание даже самые непримиримые из нас, ты должен будешь обратиться к Каддоку за лечением. Мы искренне надеемся, что при должном подходе когда-нибудь ты снова сможешь сражаться.

Я сидел оглушенный. «Невероятно. Значит, я должен быть благодарен за то, что меня не выслали из Эззарии или не сделали изгоем, мертвым при жизни, как это было при моем возвращении из рабства. Но моя жизнь разрушена так же, как и во времена жизни в Дерзи. Я не имею права делать то единственное, что умею лучше всего, чем кто-либо в нашей истории. Никогда больше не совершу этот страшный, волнующий, славный шаг за Ворота. Никогда не почувствую жжение за плечами, не смогу ощутить радость, которую дает полет на волшебных крыльях. Талар упомянула, что когда-нибудь я смогу сражаться, но я не обманывал себя. Каддок никогда не скажет, что я „выздоровел“. Какой бог был таким жестоким, что вернул мне жизнь только на два коротких года, чтобы снова забрать ее?»

«И что мне делать теперь? Идти к Пеку? Они отправят меня работать на поля вместе с теми, у кого совсем не было мелидды… как у моего любимого и уважаемого отца, который работал, чтобы такие как я могли питаться и выполнять то, к чему были призваны. Это я смогу пережить. Я не испытывал предубеждения против любой работы, земля и навоз были для меня не хуже мечей и зеркал. Но позволить Каддоку рыться у меня в голове… давать мне советы, искать причину моей „болезни“, накладывать на меня заклинания, обнажать мои мысли, страхи и желания, чтобы найти в них признаки нечистоты… – этого я не вынесу… не смогу».

– Разве ты ничего не ответишь на это, сын мой? – Это был Кенехир. – Если то, что ты сообщил, правда, ты не можешь позволить этим людям заставить тебя молчать.

Я посмотрел на него, ничего не понимая… Потом я перевел взгляд на Катрин. Она не отвела глаза. Четверо из пяти. Кенехир был за меня. Четвертым была Катрин, мой друг и наставник.

Такого удара я не мог перенести. Я повернулся к Исанне:

– А вы? Есть ли смысл взывать к вашей мудрости?

Моя жена сидела на дубовом стуле так прямо, словно ее спина тоже была вырезана из куска дуба, она ответила сразу, без раздумий:

– Я не вижу причин противостоять Совету. Твоя деятельность Смотрителя прекращена. Ты освобожден от клятвы.

На лице Талар появилось подобие улыбки.

Я вышел из комнаты. Из резиденции. Из деревни. Лучи вечернего солнца играли в зеленых кронах. В высокой цветущей траве звездами проглядывали венчики желтых купальниц. Весна уже почти стала летом, но все казалось мне черным в этот яркий вечер. Я всегда нес мою клятву Смотрителя в своей душе, амулет, спасший меня от ужаса, талисман, вынесший меня из глубин боли и разрушения. Теперь все кончено, я ощущал на себе груз лет, несправедливости и горя.

– Сейонн! Погоди! – Катрин. Но я не отозвался. Зачем, если все смешалось вокруг меня, как пейзаж за гибнущими Воротами. – Ты должен выслушать! – Но я не стал слушать и не стал ждать. Я побежал и бежал, пока моя прежняя жизнь не исчезла за горизонтом.

ГЛАВА 6

Кролик испуганно застыл в темноте. Зверек окаменел, слившись с куском скалы, но я чувствовал исходящую от него тревогу, так же как и он ощущал мое дыхание, нарушающее живую структуру воздуха, улавливал мой запах, смешивающийся с запахами нагретого за день камня, земли и ручья. Он ждал, шевеля усами. Я неподвижно лежал на животе и ждал. Два паука промчались мимо меня, как крохотные шакалы, спешно покидающие поле боя двух крупных хищников. Я держал руку у лица, аркан был готов упасть на беспомощного зверька. Все было готово. Победа у меня в руках. Но внезапный раскат грома нарушил тишину, моя жертва сбежала, отдаляя петлю от своей шеи еще на один день, еще на один день оставляя меня с пустым желудком.

Я перекатился на спину и засмеялся, когда первые капли дождя упали на разгоряченное лицо. Отличный результат. Передо мной был один-единственный противник, но я не смог его побороть. За долгое лето, полное кошмарных снов, я трижды в ночь побеждал демонов. Я снова уничтожал Повелителя во всех его воплощениях. Убивал демонов, резал дерзийцев и душил эззарийцев, пока не прогнал из своей души все остатки злости, ненависти и презрения. Мои сны истощали меня. Я отдыхал только днем, сидя на своем каменном насесте и глядя в бездонное небо.

Кол-Диат был разрушенной башней, возведенной строителями древности, которые оставили свои изящные каменные творения во всех частях Азахстана, Манганара, Эззарии и Базрании. Никто не знал, что это были за строители и как получилось, что все их творения оказались разрушенными. Наши ученые интересовались этими башнями, поскольку руины всегда находили в местах, богатых мелиддой, но ни они, ни исследователи в других землях так и не смогли понять, кто были эти таинственные строители. Эта башня стояла у северной границы Эззарии, на вершине голой скалы, здесь были только камни и небо. Я еще в юности убегал сюда, когда искал уединения или слишком уставал от занятий, когда ощущал таинственные перемены в своем теле, в один прекрасный день давшие мне крылья, когда я сомневался в себе и своих способностях, нуждался в покое.

У меня над головой клубились тучи, дождь усилился, разбавляя водной прохладой стоящий все лето зной. Крошечный ручеек, дававший мне воду, уже много дней назад превратился в грязную, едва живую струйку. Сейчас по моему лицу стекали холодные потоки, норовившие нырнуть мне в рот. Талар была бы в гневе: эта вода смывала с меня грязь и пот и в то же время она утоляла мою застарелую жажду. Но я еще не был готов сойти с моей башни. Не теперь.

С момента вынесения мне приговора прошло два месяца. Я все еще не мог успокоиться. Сначала я вымещал свою злость в кровавых кошмарах и утомлял себя созерцанием пустоты. Я ругал себя, что не сообразил раньше, как можно магией облегчить свои страдания. Я проводил дни и ночи, представляя себе сына, взявшего от Исанны изящное сложение и прямой нос, а от меня – выносливость, бронзовую кожу и глубоко посаженные глаза. Я представлял его младенцем, потом ребенком постарше и, наконец, юношей. Я создавал заклинания часами. Но каждый раз, когда я пытался обнять его или сказать ему, как я хотел бы спасти его, образ таял, а я проклинал богов и свои руки, не способные создать жизнь. Только смерть. Я знал толк только в смерти. Я пережил это тяжелое время. Страх… что я все-таки ошибся. Я снова начал спать – долгие дни и ночи. Сначала мне снились полеты. Я летел через потоки солнечного света и рваные облака, через алые рассветы и серебристые ночи, мимо луны и звезд, летел в неведомые земли, оставив позади все сожаления, забыв любовь, отдав страдания и беспокойство ветру. Я начал думать, что справился с горем и готов к будущему. Но потом мои сны изменились. Новые видения посещали меня по ночам. Они так обессиливали, что я сжимался в комок на своей башне, охваченный таким страхом, что не мог ни есть, ни двигаться, ни думать, не говоря уже о том, чтобы снова заснуть и вернуться к только что увиденному. Сон всегда начинался с заснеженной и покрытой коркой льда земли…