Vita Nostra - Дяченко Марина и Сергей - Страница 15

Блондинка мельком глянула на нее.

— Я, вообще-то, здесь жить не буду, — сказала задумчиво. — Сниму, наверное, хату где-нибудь поблизости. Вам же лучше — места больше.

Сашка промолчала. Русоволосая пожала плечами: хозяин, мол, барин.

— Я Лиза, — сказала блондинка, обращаясь к Сашке. — А это Оксана.

— Александра, — сказала Сашка хрипло. — Самохина Саша.

— Мы, значит, на одном курсе? — Лиза не сводила с нее голубых оценивающих глаз.

— Значит.

— А пыли-то здесь, — проворчала Оксана, водя пухлым пальцем по столам и подоконнику. — А за постельным бельем куда идти, знает кто-то? Комендантша тут как, нормальная?

Лиза перестала глядеть на Сашку. Прошлась по комнате, тронула дверцу шкафа, дверца хрипло завизжала.

— Давайте за знакомство, — предложила Оксана. И тут же, не дожидаясь согласия, стала выставлять из сумки на тумбочку банки, лотки и пакеты. Вытащила пластиковую посуду, ловко отделила от гофрированной трубы три белых стаканчика; придерживая рукой, плеснула в каждый из мутной пластиковой бутылки.

— Берите, девки. По-соседски. Угощайтесь: вот колбаска домашняя, вот огурчики. Вот хлеб, ну, что осталось.

— С утра? — уточнила Лиза.

— Да по чуть-чуть, что нам, — Оксана подхватила огромный ломоть колбасы. — Чтоб хорошо училось, чтобы весело жилось. Поехали!

Сашка взяла стаканчик, на дне которого плескалась белесая жидкость. Пахло дрожжами.

— Это что?

— Самогон, — Оксана улыбалась во весь рот. — Давай, чок-чок!

Она стукнула своим стаканом по Лизиному, потом по Сашкиному, опрокинула, выпучила глаза и принялась закусывать колбасой. Лиза чуть отхлебнула от своего стакана. Сашка хотела отказаться, но потом подумала: с какой стати? И, задержав дыхание, выпила мутную жидкость, как микстуру.

Большей гадости она никогда в жизни не пила. Те спиртные напитки, которые доводилось до сих пор пробовать — шампанское на Новый год и на день рождения, сухое красное вино — имели вкус и приятно пахли. Самогон встал ей поперек горла, перехватив дыхание.

— Закусывай! — крикнула Оксана. — Огурчик возьми!

Сашка, не вытирая навернувшиеся слезы, кинулась грызть огурец, и жирную колбасу, и черный хлеб с тмином. Захотелось пить, но воды ни у кого не было. Деятельная Оксана заявила, что здесь должна быть кухня, а на кухне чайник, и что сейчас она все разузнает. За ней закрылась дверь.

Сашка перевела дыхание. Комната покачивалась перед глазами, и было не то чтобы хорошо — но было ощутимо легче, и захотелось поговорить.

Ей захотелось спросить Лизу, как она попала в институт специальных технологий. И не было ли в ее жизни Фарита Коженникова. И что она думает делать дальше. Очень хотелось рассказать про свой страх и про монеты, про Валентина с его предынфарктным, про маму, про записку, случайно найденную в ячейке камеры хранения. И Сашка уже открыла рот — но вдруг замолчала.

Она представила: а что, если Лиза-то, в отличие от нее, не сумасшедшая? Поступила в институт, как все поступают, знает, чего хочет? Или сбежала из постылой семьи? Или спаслась от скандала? Или еще что-то, обыденное, человеческое, а тут Сашка со своими бреднями?

С другой стороны, монеты…

— С тебя тут… денег… никто не брал? — спросила Сашка отрывисто.

— Взяток здесь не берут, — рассеянно сказала Лиза. — А если ты про те монеты… То я их раньше сдала своему куратору. Если ты об этом…

Распахнулась дверь, ворвалась Оксана с горячим чайником в одной руке и пачкой чая — в другой.

— Девки, там нормальная кухня, даже посуда есть! Здесь будем пить чай или туда пойдем?

— Я чая не хочу, — Лиза поднялась. — Пойду, пройдусь… Не забудьте, что в два у нас обед. По талонам.

Лиза вернулась, когда Сашка с Оксаной заканчивали уборку: оставалось только вымыть пол и вынести мусор. Поначалу Сашка, осоловевшая от самогона, не желала ни во что такое ввязываться, но Оксана оказалась настырной: что же им, в свинарнике жить, надо сперва навести порядок, а потом уж отдыхать. Она приговаривала и тормошила; Сашка обнаружила себя с тряпкой в руке на подоконнике, потом в очереди за постельным бельем в коморке комендантши — первокурсники прибывали и прибывали, нервные, напуганные или, наоборот, веселые и шумные, Сашка непрерывно знакомилась с новыми соучениками, их имена моментально вылетали у нее из головы. Появился и пропал Костя — бледный, встрепанный, с обалдевшими глазами. Сашка притащила на второй этаж три комплекта сероватого, пахнущего прачечной белья, за это время Оксана успела протереть шкаф изнутри, столы, подоконник и даже ножки кроватей.

Вернулась Лиза. Перешагнула через гору мусора у порога, вздохнула, прошествовала к своей кровати, где высилась на матрасе стопка белья.

— Нагулялась? — весело спросила Оксана.

Лиза молча легла на полосатый матрас и отвернулась лицом к стене.

Студенческая столовая помещалась в подвале — на нижнем, подземном этаже самого института. До начала занятый — до первого сентября — работал только буфет, но и в буфете давали по талонам прозрачный бульон в блестящих эмалированных мисках, с круглыми тефтелями на дне, и вермишель с курицей. Компот можно было брать в неограниченных количествах — хоть по три или четыре стакана.

— Хорошо кормят, — сказала Оксана.

Сашка заметила в буфете Костю. Попутчик сидел над тарелкой, нахохлившись, крошил хлеб в бульон и смотрел сквозь обедающих, не замечая их.

Сашка подошла с твердым намерением: не обрадуется — немедленно уходить.

Костя обрадовался. Куда больше, чем предполагала Сашка. Отодвинул стул, предлагая ей садиться рядом. Предложил стакан компота. Сашка не отказалась.

— Как ты, устроилась? — и сразу, без перехода: — Слушай, они сумасшедшие.

— Кто?

— Да те пацаны, с которыми меня поселили. Второкурсники. Один заикается так, что глаза на лоб вылезают, и все время хихикает. А второй застревает.

— Как?

— Ну, потянется рукой, чтобы книжку с полки достать, и вдруг застрянет, как будто… как будто заржавел. Стоит в дурацкой позе, тянется, дергается… вроде даже скрипит… потом как будто его отпустит, он достает книгу и читает, как ни в чем не бывало. И все время переглядываются за моей спиной… Перемигиваются… Жуткие такие. Что мне, в одной комнате с ними — спать?!

Костя осекся. До него вдруг дошло, что он изливает душу — жалуется! — девчонке, с которой впервые встретился сегодня утром. Вероятно, по Костиному внутреннему кодексу такое поведение не было достойно мужчины; он смутился, помрачнел и уткнулся взглядом в тарелку.

— А я с первокурсницами в одной комнате, — сказала Сашка. — Вроде бы, нормальные девчонки. Более-менее.

Костя поднял глаза:

— Ты посмотри. Здесь же весь второй курс… и третий… калеки какие-то. Вот… смотри!

Сашка обернулась. По проходу между столиками гурьбой шли третьекурсники, возглавляемые одноглазым Витей. Длинный, тощий и скособоченный Витя припадал на левую ногу, так что тарелки у него на подносе подпрыгивали, грозя опрокинуться. За Витей, направляясь к дальним пустым столикам, шагал плечистый парень в ярко-красной футболке и линялых джинсах, улыбался и то и дело налетал на стулья, как слепой. Стулья грохотали, иногда падали, парень не обращал внимания и шел дальше. Рядом, погруженная в себя, брела девушка на высоченных каблучищах. Смотрела в пол так, будто видела на гладком линолеуме нечто, недоступное остальным. Время от времени прицельно ударяла каблуком, словно вбивая гвоздь, замирала на секунду, с усилием поднимала ногу (тогда казалось, что каблук вонзился в пол до самого основания) и, покачиваясь, шла дальше.

— Паноптикум, — еле слышно сказал Костя. — Откуда они таких набирают?

Сашка мельком на него взглянула.

— Первокурсники вроде нормальные, — повторила сухо.

— А, — Костя поболтал ложкой в остывшем бульоне. — Да. Я уже поел… Пошли?

На почте пахло сургучом, и молодая мамаша с коляской отправляла куда-то большую, всю перевязанную шпагатом посылку. Почтальонша была одна на всех, поэтому Сашка сперва дождалась, пока обслужат мамашу, а потом заказала у пожилой тетеньки с фиолетовыми волосами междугородний разговор. Вошла в гулкую кабинку, с замиранием сердца выслушала длинные гудки в трубке и подпрыгнула от радости, когда на том конце провода отозвалась мама: