Слово Оберона - Дяченко Марина и Сергей - Страница 41

Ужас и омерзение – вот что меня выручило. И остатки мужества. Я взмахнула руками, как птица, и подлетела вверх, не очень высоко. Распласталась в воздухе, вспомнила, как летал когда-то Оберон… Который не пускал меня сюда! Который знал, что может со мной случиться! Который ждет за Печатью, который никогда не простит себе моей смерти!

Я маг. Я умею летать.

Порыв ветра перевернул меня, как пустой полиэтиленовый кулек. Я забилась, пытаясь балансировать посохом. Огляделась. Шар был далеко в стороне – он уже почти касался земли.

Вот беда – я умела болтаться в воздухе, но летать быстро, как птица, как Оберон, я никогда не пробовала. Плыть? Я взмахнула свободной рукой, но снова потеряла равновесие. Умение плавать тут не поможет… Никто не летает ни кролем, ни брассом!

Я вытянулась в струнку, опираясь руками на посох. Мне надо быть там. Там, где шар. Мне очень надо туда попасть…

Засвистел в ушах ветер.

Я была словно иголка, проколовшая пространство. Как бы ни было страшно, как бы ни было жутко – этот скоростной полет стал одним из лучших мгновений в моей жизни. Будто петарда взорвалась в животе, будто горящий бензин хлынул по каждой жилке, я заорала – но это уже был настоящий боевой клич. Крик человека, который собирается победить. Шар становился ближе, ближе, я не стала смотреть, что там делается внизу, в «корзине» из птичьего костяка. Я подлетела к шару, где засыпали на ходу огнекусы, и изо всех сил ломанула посохом по оболочке.

– Просыпайтесь! Гады паршивые! Сволочи дебильные!

Почему-то мне вспомнилась биологичка в эту минуту. Это она нас так обзывала на уроках. Вряд ли огнекусы поняли хоть слово – но я лупила и лупила посохом, как палкой, и темный шар понемногу стал разгораться. И «кабина», едва не чиркнув по земле, снова отдалилась от нее. А я била, молотила что есть силы, иногда теряя равновесие и отлетая прочь, но потом снова возвращаясь и добираясь до лентяев своим посохом.

Шар разгорался, и скоро на него уже нельзя было смотреть. Нельзя было подлетать слишком близко, от него так и пыхало жаром. Появилась новая опасность: если я, не рассчитав, упаду на шар или коснусь его – обгорелые кости останутся!

Мы влетели в облака и вынырнули с другой стороны. Небо было все в звездах, и только с одной стороны, на востоке, вроде бы наметилась бледная полоса. Рассвет!

Я раскинула руки, как это делал Оберон. Чувство было такое, будто меня несет быстрая река – рядом с шаром, чуть в стороне. Я повернула голову – зашаталась – вернула равновесие. Теперь я летела, глядя на своих спутников в костяной корзине.

А они смотрели на меня.

Честно говоря, я бы всю жизнь согласилась вот так лететь. И пусть бы они смотрели.

Всю жизнь.

Глава 22

Сомнения и находки

Когда мы приземлились, Принц-саламандра не смог сам выбраться из птичьего костяка. Он окоченел так, что еле говорил. Уйма вытащил его на руках и сразу же взялся раскладывать костер. Некромант помогал ему, хотя его и не просили.

Среди хибар и помостов, из которых состояла пристань, Уйма отыскал особенно ветхую развалюху и пустил ее на дрова. Никто и слова не сказал – перевозчика поблизости не было. Наверное, спал. Людоед развел костер чуть не до неба; Мастер-Генерал лежал, повернув голову, и пламя отражалось в его мертвых глазах. Вряд ли это была удачная затея – всюду таскать за собой покойника.

Принц-саламандра безучастно сидел, пока разжигали огонь. Я тревожилась все больше: а что если он теперь умрет от переохлаждения или серьезно заболеет?!

Костер разгорелся. Я отползла подальше – и без того лицо горело, обожженное ветром и дыханием огнекусов. А Принц-саламандра, наоборот, придвигался все ближе. Я не успела оглянуться – он сунул в огонь руки по локоть. По локоть! Я хотела закричать, выдернуть его из огня, но он опередил меня. Прыг – и дрова затрещали, расседаясь, выстреливая в небо искрами, а Принц-саламандра уселся в самом центре костра, скрестив ноги, и на лице у него было блаженство.

– Дорвался, – сказал Максимилиан, ни капельки не удивляясь.

Принц-саламандра грелся в огне. Языки пламени плясали вокруг его лица, черное чешуйчатое трико сделалось темно-красным. Принц улыбался мне, до ушей растягивая большой рот, посверкивая добрыми зелеными глазами.

– Вы удивительная, госпожа маг, – и голос его звучал не тихо и сдавленно, как в воздухе, а уверенно и звонко. – Никогда в жизни не видел таких, как вы.

– Я тоже, – сказала я честно.

Уйма посмеивался. Пепел страны вулканов присох к его коже, и людоед был похож на черного дэва, персонажа восточных сказок.

Почти весь день мы проспали, забившись в рощу у подножия холма. Я бы спала и ночь, и весь следующий день, но Уйма разбудил меня.

Максимилиан, поднявшийся раньше всех, наловил, оказывается, рыбы, развел костер и запек рыбу в золе. Мне показалось подозрительным такое рвение, я на всякий случай проверила посохом, не отравлена ли еда. Оказалось, нет.

– Пойдем за Печать, – сказал Максимилиан Уйме, когда от его улова остались только кости и плавники, перепачканные золой. – Нехорошо гневить судьбу. Пойдем. Пожалуйста.

В отличие от Принца-саламандры, некромант признавал главным только Уйму, и никого больше. Даже после моего ночного полета.

Уйма шевельнул толстыми пальцами:

– Возьмем тебя, не бойся. Только еще не все.

– Не все?! – некромант мельком взглянул на Принца-саламандру, задумчиво пересыпавшего из ладони в ладонь горячие угольки. – Что еще? Чего больше?

– Замок будем брать, – объяснил людоед. – Принца-деспота хватать в плен, замыкать в колодки, вести за Печать.

Максимилиан мотнул головой в полнейшем отчаянии, Взметнулись когда-то белые, а теперь грязные и спутанные волосы:

– Ну что за проклятье?! Разобьетесь в лепешку, хоть как колдуй, хоть как сражайся, опять вас схватят, посадят в клетки, отберут ключ!

– Не схватят, – Уйма глядел на мертвого Мастер-Генерала. – Ты, чем хныкать, подумал бы лучше, из чего нам войско сделать.

– Что может ваше войско?! – Максимилиан чуть не плакал. – Говорю же – пробовали уже! Это сплошной камень, его не проломишь, не взорвешь, некуда осадную лестницу забросить, некуда тараном бить… И с чего ты взял, что он, – некромант кивнул на мертвеца, – встанет?!

– Последний бой, – негромко сказал Уйма. – Должен.

– Эй, ты, – Максимилиан обернулся к Принцу-саламандре, – он у вас хоть раз воевал?

Я качнула посохом: искра, довольно крупная, щелкнула некроманта по башке, затрещали светлые космы, запахло паленым.

– Ты! – Максимилиан вскинулся, нехорошо блеснул глазами. – Ты что?

– Почтительнее с нашим гостем, – сказала я холодно. – Обращаться «ваше высочество» и вставать при этом, понял?

Некромант глянул на Уйму. Людоед добродушно оскалился:

– Дело говорит наш маг дороги. Будь повежливее, сынок.

Максимилиан посмотрел на меня с такой ненавистью, что сделалось не по себе.

Принц-саламандра, как ни в чем не бывало, подбросил сосновых веток в костер. От углей занялась сперва хвоя, потом веточки потоньше, и даже толстые сучья затрещали в огне.

– Так из чего мы сделаем войско? – снова спросил Уйма.

Мне в руку впилась будто раскаленная иголка. Я подпрыгнула: муравей! Огромный рыжий муравей, и еще несколько ползут по колену. Не хватало еще, чтобы они забрались под штаны!

– Зачем нам ломиться в замок, если можно пробраться из подземелья? – спросила я, растирая место укуса.

Некромант и людоед одновременно посмотрели на меня.

– Из Соляной Бездны? – с ужасом спросил Максимилиан.

– Чтобы освободить Принца-пленника, замок надо брать приступом, а не хитростью, – меланхолично заметил Уйма. – И потом… В ту дырку разве порядочное войско пролезет?

Я вспомнила узкий подземный ход в склепе повешенного короля Вырвиглаза.