Слово Оберона - Дяченко Марина и Сергей - Страница 37

Я отвесила что-то среднее между поклоном и реверансом. Уйма, гордый дикарь, чуть наклонил голову.

– Я глядел в огонь, – сказал Король-саламандра, как только с приветствиями было покончено. – Мне было видение. Вы принесли нам либо большое горе, либо удачу и счастье. Отвечайте – что привело вас?

Я подумала, что видения у него уж очень универсальные: «Либо к сердцу прижмет, либо к черту пошлет».

– Разумеется, мы принесли вам счастье, – сказала я как могла громко и уверенно. – Король Оберон выдает замуж…

Тут я в первый раз запнулась. Мне сразу вспомнилось, как я держала речь перед Принцем-деспотом и чем это кончилось. Может, не стоит признаваться, что Оберон устраивает судьбу принцесс оптом, то есть всех сразу?

– Выдает замуж принцессу своего Королевства, это девушка невиданной красоты, доброты и скромности. Король Оберон просит Принца-саламандру…

Тут я запнулась снова. По идее, просить руки невесты должны женихи. А тут все наоборот, да еще я оказываюсь не магом дороги, а свахой какой-то.

– Король Оберон, – я перевела дыхание, – устраивает смотр женихов по ту и эту сторону Печати. На смотр допускаются только принцы, только благородные, только доблестные… короче, достойные. Король просит Принца-саламандру принять участие в смотре.

От этой речи у меня в горле пересохло, а лицо покраснело, наверное, как перезрелый помидор. Король и принц глядели на меня с интересом. Я замерла, ожидая, что они скажут: а вдруг обидятся на такой поворот дела и откажутся участвовать в «смотре»?

Они молчали долго. Статуи вдоль стен замерли, как стража, а стражники у тронов стояли неподвижно, как статуи. Переливались жаром ящерицы на потолке. Вот одна сорвалась с места, бросилась в камин и исчезла в огне.

– И каковы же мои шансы? – негромко спросил Принц-саламандра.

Я посмотрела на него внимательнее. Он был одет, как отец, – в чешую от шеи до пяток. Кожа на лице отливала медью, на этом фоне глаза казались особенно яркими и зелеными. Он смотрел прямо, спокойно и по-доброму; я поняла, что он мне нравится.

– Очень велики, – сказала я, глядя ему в глаза. – То есть… Если вы скажете «да», вы обязательно женитесь на принцессе из-за Печати.

– И смогу привести ее сюда?

Я вспомнила, что говорил мне Гарольд по этому поводу.

– Да. То есть… Ей ведь будет хорошо у вас во дворце?

Король-саламандра ухмыльнулся. Принц никак не показал, что я сморозила глупость.

– Конечно. Но при одном условии.

– При каком? – я напряглась.

Принц долго смотрел на меня.

– Какого цвета у нее волосы?

Уйма за моим плечом переступил с ноги на ногу.

– Черные, – сказала я, вспомнив Филумену. В глазах принца что-то изменилось, там мелькнуло, кажется, разочарование. – Светлые, – продолжала я без паузы, вспомнив Ортензию. – Русые, – это Розина. – Рыжие…

Я запнулась. Принц выпрямился на троне:

– Рыжие?

– Она что, меняет цвет волос в соответствии с сезоном? – поинтересовался король, не скрывая насмешки.

– Рыжие, – принц, кажется, никак не мог успокоиться.

– Огненно-рыжие, – провозгласила я, стараясь вспомнить об Алисии хоть что-то хорошее. Потрясающее зеленое платье… Длинная перчатка… Ожерелье… Красивая девица, что и говорить, только бледная от затворнической жизни, и веснушек совсем не видать. – Ее зовут Алисия.

– Алисия, – повторил принц, пробуя имя на вкус.

– Вы не все нам сказали, – резко заметил король.

– Зато все сказанное – правда, – парировала я. – Принцессу зовут Алисия. Она прекрасна, умна и добра. Она ждет Принца-саламандру.

– Отец, – по-прежнему негромко сказал принц. – Мне нужно с вами поговорить.

Глава 20

Обещания и торги

Пот заливал глаза. Мне отвели комнату для отдыха, довольно большую и удобную, да еще с овальным мелким бассейном, над которым поднимался пар. Вот только дверей здесь не было, а лишь плотные занавески у входа. Поначалу я дергалась, стеснялась и все оглядывалась, не смотрит ли кто, а потом не выдержала. Поскорее сорвала с себя всю одежду и плюхнулась в бассейн, как это делали ящерицы.

Вода была прохладная! И еще она была проточная, я обнаружила в одном конце бассейна дырку для слива, а в другом – холодный источник. Ближе к источнику можно было даже замерзнуть, зато над стоком было горячо, а в центре бассейна – уютно, как в теплой ванне. Никогда прежде я не испытывала такого удовольствия: плавать (вернее, бродить на руках, потому что было мелко) туда-сюда или просто лежать на воде, чувствуя ее запах, чувствуя, как смывается противный пот, как возвращаются силы и, одновременно, как подступает дрема. Честное слово, здесь можно жить, под этими вулканами. Алисия не будет в обиде.

Ящерицы иногда меня пугали. Потом я привыкла к плюханью и шипению и с интересом стала наблюдать из воды, как это у них получается. Похоже было, что у них тут нечто вроде сауны: раскалился в камине и плюх в воду. Я-то в сауне была один раз. Говорят, это совсем не то, что парная баня, но мне все равно не понравилось. А вот ящерицам нравится. Интересно, они это для удовольствия делают? Или у них работа такая – огонь поддерживать, пар производить, теплый воздух перемешивать?

Размышляя так, я чуть не заснула, положив голову на сухой теплый бортик.

– Лена!

Я вздрогнула. Уйма, ни капельки не заботясь о приличиях, вошел ко мне в комнату и задернул за собой занавеску.

– Да ты что! – я отползла в дальний угол бассейна, пытаясь поглубже спрятаться под водой. – Уйди! Быстро!

Людоед смотрел на меня круглыми блестящими глазами. Ему, дикарю, плевать было, одета я или нет. Только что случилось событие, оно распирало Уйму изнутри.

– Отвернись! – взвизгнула я.

Он неохотно отвел взгляд:

– Одевайся. Быстро. Пошли, что-то покажу.

Он не купался и не отдыхал. На его спине и плечах белой корочкой засох старый пот.

Я кое-как застегнула штаны. Возбуждение Уймы передалось и мне. Одежда липла к мокрому телу. Я подхватила посох, лежащий на краю бассейна.

– Пошли, – Уйма отдернул занавеску.

Я огляделась. В коридоре было пусто, если не считать красной ящерицы на потолке.

– У них не запираются двери, – сообщил людоед. – Пошли, не бойся, здесь никого нет.

– Но мы же гости! Разве прилично вот так…

– Тихо. Главное, что мы пройдем мимо поста.

Когда Уйма сильно волновался, он начинал говорить, как полуграмотный дикарь.

Я по-прежнему не была уверена, что мы правильно поступаем, но Уйма не оставил мне выбора. Он вел меня уверенно, будто много лет тут жил: направо, налево, по лестницам вниз и вверх. Интересно: у них там, на островах, все без компаса обходятся?

Удушливая жара королевских покоев осталась позади. Мы были, похоже, в хозяйственной части дворца. Здесь было по-прежнему очень тепло, но не горели камины, не было ящериц на потолке. Откуда-то из щелей просачивался свежий воздух. Я хватала его ртом и носом, желая надышаться впрок.

– Стой. Здесь.

Он отдернул тяжелую штору и, пригнувшись, влез в нишу под нависающей скалой. Я помедлила – но оставаться здесь одной было еще страшнее, поэтому я сжала посох и нырнула за Уймой.

В нише было темно. Моргнув, я посмотрела ночным зрением, но поначалу ничего не увидела, кроме широкой Уйминой спины. Людоед оглянулся, отступил в сторону, пропуская меня, – и тогда я поняла, почему он так заволновался.

На каменной лавке лежал Мастер-Генерал. Голый до пояса, в одних штанах. Смотрел в потолок. В безволосой белой груди торчала игла, похожая на вязальную спицу.

Я быстро отвернулась.

– Вот оно, – шепотом сказал Уйма. – Наш шанс. Шанс Оберона.

– Что?

– Слушай меня, маг дороги, слушай внимательно, – Уйма сдавил волосатой лапищей мое бедное плечо. – Мы должны его забрать.