Слово Оберона - Дяченко Марина и Сергей - Страница 34

– Он великий воин, – сказал Уйма с непонятным выражением.

– Под его рукой, – глаза Максимилиана чуть затуманились, – все становятся воинами. Старые деды и бабы, трусы, калеки – все. И не только люди. Можно хоть кукол нашить из мешков, из дерева вытесать или из глины слепить. Правда, солдаты из глины разваливаются слишком быстро… Зверей можно послать в сражение. Если у тебя есть Мастер-Генерал – все, считай, ты победил. Да что угодно можно сделать!

Максимилиан замолчал. Большая холодная капля просочилась сквозь хвою и упала мне за шиворот.

– Что же, – тихо спросил Уйма, – и замок Принца-деспота можно взять?

– Ну, – некромант поежился под его взглядом. – Вообще-то… нельзя.

– Не пробовали?

– Пробовали… однажды. Нашлись такие. Только Принц-деспот все входы закрыл, войско побилось-побилось о камень, да и разбилось. Короля ихнего прихлопнули, а в Мастер-Генерала засадили стрелу. С тех пор они, говорят, все потеряли: и замок свой, и землю, и людей. Так и ходят, и Мастер-Генерала с собой носят, мертвого, конечно, с двумя стрелами. Думают, он оживет.

– Да мы же их видели! – не выдержала я. Некромант даже не взглянул в мою сторону:

– А только он никак не встанет, с двумя-то стрелами.

– Ну надо же, – пробормотала я саркастически. – Со стилетом вставал, а со стрелами…

– После поражения он не оживает, – Максимилиан по-прежнему обращался к Уйме. – Если разбили – значит, все. Протухло.

Красное лезвие ножа светилось в темноте. Я сидела, скрестив ноги, положив на колени посох. Что же получается? Мы с таким трудом и риском нашли двух принцев, а толку от этого никакого. Принца-деспота не принудить, Принца-пленника не освободить. Столько сил и времени – коту под хвост…

Людоед исподлобья смотрел на красное лезвие, и по глазам его нельзя было сказать, о чем он думает.

– До страны вулканов долго лететь? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Некромант хотел ответить, но Уйма вдруг поднял голову:

– А как он вообще выбирает, где ему оживать? Я не сразу сообразила, что он имеет в виду Мастер-Генерала.

Некромант шмыгнул носом. Вытер сопли тыльной стороной ладони:

– Говорят, он приходит на последний бой. Так говорят. Если он кому-то очень-очень нужен. Ну вот как моей мачехе, когда Принц-деспот своей армией на наш замок попер.

– А за Принца-деспота он воевал когда-нибудь?

– Сто раз! Принц с его помощью столько земель заграбастал… Правда, это было давно уже.

Снова стало тихо, только дождь по веткам шуршал.

– Выходит, он то за тех, то за этих, – пробормотала я. – Что ему, совсем все равно, за кого воевать?

– У кого последний бой, за того и воюет.

– И сколько у деспота насчиталось этих «последних боев»?

– Дура, – непочтительно сказал некромант. – Последний – это не по счету. Это по настроению. Когда вот хоть умри – а надо победить.

– Знакомо, – ухмыльнулся Уйма. – Мой папа, Охра Костегрыз, тоже так умеет. Идет к каким-нибудь недобитым Шакалам за двумя бочками рыбьего жира, а верит, будто последний бой, самый-самый важный. У него бы Мастер-Генерал вообще не умирал никогда.

– Какая нам разница, – промямлила я. – Если замок деспота все равно не взять.

Уйма поглядел на меня, потом на Максимилиана. Поманил некроманта пальцем. Тот подполз поближе.

– Удирать попробуешь? – спросил Уйма, обнажая в улыбке белые зубы.

Максимилиан отпрянул и так замотал головой, что с мокрых волос во все стороны полетели капли. Он был напуган; я покосилась на Уйму, и мне тоже сделалось страшновато.

Утром мы перевалили за холм, и нашим взглядам открылась пристань огненных шаров.

Не то чтобы я раньше никогда шаров не видела. У нас перед школой на перекрестке, помнится, целый месяц стоял надутый шар с какой-то рекламой, но тот был тряпичный, с вислыми серыми боками, и улететь на нем никуда нельзя было. А от этих, прикованных цепями к якорям, так и пыхало жаром. Всего их было три: два почти черные, тяжелые, цепи вокруг них провисли. А третий – темно-красный – висел над землей, натягивая цепи, и воздух над ним дрожал.

– Троих не поднимет, – тихонько сказал Максимилиан.

– Даже и не думай, – прочитал его мысли Уйма. – Шаг в сторону ступишь – знаешь, что сделаю?

Максимилиан повесил голову.

Чем ближе мы подходили к шарам, тем неспокойнее становилось у меня на душе. Под шарами громоздились на земле хибары и помосты, и еще какие-то странные сооружения, а вокруг не было ни души. Ни голосов, ни шагов, ни лая, ни скрипа колес – в тишине слышались только неясное царапанье, шорох и возня, будто в огромную спичечную коробку затолкали майского жука величиной с дом.

– Перевозчик! – крикнул Уйма, нарушая эту жуткую тишь.

Приоткрылась деревянная дверь, висящая на одной петле. Выглянул старикан лет девяноста, желтый и морщинистый, лысый, зато с длинной белой бородой.

– Ну?

– В страну вулканов свезешь?

– Пятьсот монет, – старик не обрадовался и не удивился.

– Триста.

– Четыреста пятьдесят, – старик опять-таки не выказал никаких эмоций, будто все вопросы и ответы были расписаны наперед.

– Триста.

– Четыреста.

Уйма отцепил от пояса кошелек. Бросил старику. Тот не поймал, разиня. Кошелек ударил его в грудь, заставив покачнуться, и шлепнулся на пол. Звякнули монеты. Старик поморщился, потирая ребра:

– Тут триста пятьдесят.

– Так мы летим или уходим?

– Летите, – старик подцепил кошелек босой ногой, поднял его ловко, как обезьяна, перехватил рукой и сунул за пазуху. – Где вам надо в стране вулканов?

Мы переглянулись.

– Мы ищем Принца-саламандру, – сказала я прежде, чем Уйма успел вмешаться.

Стариковская лысина – от бровей и, наверное, до затылка – взялась мелкой рябью морщин. Кажется, мои слова слегка поколебали его скучное равнодушие.

– Мало с вас взял, – сказал он после длинной паузы.

– Сделанного не воротишь, – сообщил Уйма, искоса зыркнув на меня круглым бешеным глазом.

– Ладно, – старик решился. – Вам, стало быть, в столицу ихнюю надо, ко дворцу. Под такое дело лучший шар запущу. Пошли.

Мы прошли вслед за ним через покосившуюся дверь и оказались в квадратном дворике. Над головами нависал горячий шар. Царапанье, шорох и возня стали громче, они доносились из шара, изнутри. А посреди дворика, опутанная веревками, стояла огромная странная штука, я с первого взгляда даже не поняла, что это такое. А когда поняла, то так и застыла с разинутым ртом.

Это был костяк! Вернее, одна только грудная клетка с ребрами. К позвоночнику крепились цепи, ведущие вверх, к шару, а внутри, где когда-то помещались легкие, сердце и прочие потроха, была устроена кабина для воздухоплавателей. Я так и встала – к земле приросла.

– Ловко, – сказал Уйма. – Это где же водятся такие птички?

– Где надо, – вежливо сообщил старик. – Голову-то пригни, а то таких здоровых мы обычно не перевозим.

Уйма пробрался внутрь, через секунду я увидела его сквозь ребра, как сквозь решетку. Теперь, когда он упомянул о «птичках», я и сама догадалась, что скелет, похоже, птичий, а значит, легкий. Вот только зачем? Что им, трудно было обыкновенную корзину смастерить?

Некромант стоял и смотрел на это уродливое чудо, видно, и на него устройство шара произвело впечатление. Тем временем старик-перевозчик влез на шаткую лестницу (мне казалось, что он вот-вот свалится) и длинной палкой заколотил по темно-красному горячему боку.

Шорох сделался громче. Послышалось шипение, а потом и свист. Шар стал разгораться изнутри, с каждой секундой становясь все ярче и горячее. Я отпрянула – таким жаром пахнуло в лицо. Старик тонко закричал и заругался, и в следующую секунду я увидела угловатые тени, которые метались там, в шаре, внутри. С каждой секундой они становились все яснее, потом сквозь полупрозрачную оболочку прямо на меня уставилась зубастая морда – глаза горели, из пасти вырывался белый огонь.