Слово Оберона - Дяченко Марина и Сергей - Страница 28

Мне показалось, что он умер, и давно. Голова его и лицо были прикрыты обрывком ткани.

– Эй! – прошептала я, пугаясь собственного голоса. Эхо запрыгало между полом и потолком. Человек медленно поднял голову.

– Максими… – я поперхнулась.

– Тебя тоже поймали, – сказал он без удивления. – Я так и знал. А где волосатый?

– Он предатель.

– Я так и знал, – печально повторил мальчишка. – И меня взяли. Я зазевался. А где ключ?

– У Принца-деспота.

– Я так и… дура ты, дура! – вдруг закричал он с обидой. – Какая же ты… все из-за тебя!

Я не стала ему отвечать. Уселась на пол клетки, спиной к Максимилиану. Мне вдруг сделалось все равно.

– Теперь Принц-деспот пойдет за Печать со своим войском! Знаешь, что сделает он с твоими приятелями? С этим твоим королем? Он их на прутик нанижет!

– Оберон его превратит в жабу, – сообщила я, не оборачиваясь. – Прежде чем он скажет «Ах».

– Да? Он захватит замок, убьет мужчин, женщин и детей возьмет в плен. А кто будет сопротивляться…

– Оберон его намажет на бутерброд и скормит собакам. Или нет: он превратит его в краснозадую обезьяну и подвесит за ноги на рыночной площади, чтобы все люди…

– Да? А Принц-деспот его…

– Фига! Оберон его сильнее в сто тысяч раз!

– Да? А почему твой Оберон сам сюда не пришел, за принцами для своих принцесс? Почему?

От злости и бессилия мне захотелось кататься по полу клетки, грызть стальные прутья и выть, как гиена в пустыне. Я вскочила во весь рост (голова моя уперлась в переплетение прутьев), тряхнула решетку и вдруг поняла, что клетка, подвешенная на цепи, еле заметно качается.

Р-раз!

Держась за прутья, я присела и резко выпрямила ноги. Клетка качнулась сильнее. Р-раз! Раскачать ее было труднее, чем самые тяжелые качели, я весила мало, я болталась от стенки к стенке, как горошина в свинцовом ящичке. Ну еще! Ну еще! Р-раз!

– Что ты делаешь! – испуганно крикнул Максимилиан.

Мне было все равно. Начав раскачиваться, клетка словно вошла во вкус – дуга, которую она описывала в падении, становилась все шире. Я раскачивалась всем телом и всей волей; цепь скрежетала, я ждала, что с минуты на минуту в зал ворвутся стражники, потревоженные ужасным звуком. Максимилиан у стены то приближался, то удалялся. Р-раз! Еще раз!

Клетка ударилась о потолок. Я не удержалась и упала. Клетка завертелась, желая вытряхнуть меня сквозь прутья, сорвалась с цепи и грохнулась об пол. Я закричала.

Эхо долго не могло успокоиться. Грохот, звон, крик и снова грохот повторялись, будто записанные на магнитофон, все тише и тише, пока наконец не смолкли где-то в невидимом колодце.

Прошла минута. Другая. Я приподнялась на руках. На лбу горела и кровоточила шишка, пульсирующей болью дергало колено, но в остальном я легко отделалась. Пол был здесь, подо мной, за прутьями опрокинувшейся клетки.

– Чего ты орала? – тихо спросил Максимилиан.

– От радости, – огрызнулась я. Проверила дверцу (у меня мелькнула шальная надежда – вдруг от удара замок отскочил?). Замок оказался крепче, нежели цепь, – сидел прочно и не думал отваливаться.

– Катись сюда, – сказал Максимилиан.

– Обычно говорят – «катись отсюда»…

– Нет. Ты клетку, как белка, кати сюда. Как в колесе. Ко мне. Понимаешь?

– Зачем? Чтобы тебя придавить?

– Чтобы разбить мне руки, – сказал он серьезно. – Видишь, что они сделали?

Я только сейчас поняла, почему руки у Максимилиана такие огромные и уродливые. Это были не руки! Это были глиняные болванки, «варежки», колодки, не позволявшие некроманту шевелить пальцами!

Согнувшись и переступая по прутьям, как белка в колесе, я качнула клетку по направлению к Максимилиану. Клетка с грохотом перекатилась. Я ударилась коленками и чуть не кувыркнулась через голову.

– Быстрее ногами перебирай.

– Помолчал бы ты, а?

Я попробовала еще раз. Клетка загрохотала по каменному полу. Управлять ею было почти невозможно – в какой-то момент я была уверена, что раздавлю некроманта в лепешку.

– Поворачивай!

Клетка грохнулась о стену. Максимилиан тихо вякнул. Глиняная болванка на его левой руке треснула и осыпалась комьями.

Отступив назад, я заставила клетку откатиться. Максимилиан выдернул тонкое запястье из железного кольца, затряс рукой, шипя и подвывая:

– Ты мне чуть кости не переломала!

– А как я могла иначе?

– Ну погоди…

С видимым усилием он щелкнул пальцами. Глина на его правой руке взорвалась, обломки застучали по прутьям клетки. Секунда – и обе руки Максимилиана были на свободе. Косясь на дверь за моей спиной, он принялся растирать ладони и массировать запястья.

– Ты можешь меня выпустить? – спросила я дрожащим шепотом. Он покосился, но ничего не сказал.

– Скорее, Макс! Мы тут шумели – они могут прийти в любую минуту!

– Пусть приходят, – Максимилиан недобро ухмыльнулся. – Теперь я с ними посчитаюсь за все… Где мои деньги? Где мои семечки правды?

– У людоеда, – я опустила плечи. – Макс, освободи меня.

– Сейчас.

Он склонился над железной скобой, приковывавшей его к стене, и зашевелил пальцами, словно разминая кусочки пластилина. Скоба отскочила.

Максимилиан с трудом поднялся – видно, ноги у него тоже здорово затекли.

– Ты знаешь, как отсюда выйти? – спросила я жадно.

– Сейчас, – невпопад ответил мальчишка. Повел плечами. Плотнее запахнул свою черную куртку. Пошатываясь, в обход клетки двинулся к двери.

– Макс! Выпусти меня скорее!

Он обернулся:

– А надо?

Я задохнулась от такого коварства. Я его спасала! Я его уже дважды спасла!

– Ты что, скотина? – спросила я беспомощно. – Негодяй последний, да?

– Я некромант. Где ты слышала, чтобы некроманты были хорошие?

Он прижался к двери, будто собираясь слиться с ней, и на моих глазах просочился, как ленточка дыма, в какую-то щель.

Глава 16

Узники

Когда тебя предают – ужасно. Но нарваться на предательство два раза подряд – это просто свинство, невыносимое свинство!

Я сидела в опрокинутой клетке посреди темного зала, оковы, в которых прежде томился некромант, живописно валялись под стенкой вперемешку с комьями высохшей глины. Всякому, кто переступит порог, сразу же станет ясно: эта дура помогла мальчишке бежать, а он в награду оставил ее палачам на растерзание.

Наверное, я бы пала духом. Зарыдала, заплакала, потеряла сознание и осталась валяться в клетке до прихода стражи. И я бы погибла, конечно, если бы поступок Максимилиана не разозлил меня до белого каления. Ладно Уйма, в нем я с самого начала сомневалась, но мальчишка-то мне дважды обязан жизнью!

Замок на клетке был огромный, новенький, жирный от смазки. Провозившись с ним минут десять, я ничего не добилась, зато выпачкала руки чуть ли не до локтей. А ведь Максимилиану стоило только щелкнуть пальцем!

Будь у меня посох, я бы знала, что делать. Но посох достался врагу; о ключе от Печати я вообще старалась не думать. Дайте мне только выбраться из клетки – и мир переменится, все образуется, все станет на свои места!

Клетка тяжело качнулась. Ее стальные прутья могли бы, наверное, выдержать падение телеграфного столба. Дверные петли толщиной с мою руку не оставляли надежды. Но как-то ведь надо выбираться! Хоть ужом, хоть ленточкой, как Максимилиан… Жаль, что Оберон не научил меня ни в кого превращаться!

Я снова раскачала клетку и покатила ее на стену. Бабах! Искры от камня, искры из моих глаз. Вместо одной шишки на лбу сделалось сразу три, от боли на глаза навернулись слезы, а клетке хоть бы что!

Я не стала плакать. Я принялась ощупывать отдельно каждый прут. Этот держится намертво, и этот, и этот…

И вдруг железная палка под моими руками подалась!

От удара ли о стену, или от ржавчины, или еще от чего-то, но один прут в клетке был чуть изогнут и вращался вокруг своей оси. Если бы повернуть его еще чуть-чуть, между прутьями появится щель…