Песня зверя - Берг Кэрол - Страница 21

Лицо мое и вправду было в поту, а одежда под шерстяным плащом промокла насквозь, но не мог же я снять плащ – тогда все заметили бы, что я в перчатках!

– Я, пожалуй, останусь так, сударь, – мягко ответил я. – Что мне ответить господину на последний вопрос?

Из узла за спиной женщины с пустыми глазами, стоявшей в очереди за деньгами, послышался надрывный, неумолчный плач младенца. Это было как тупым ножом прямо по нервам. В комнате все кричали, чтобы перекрыть общий гвалт, и к тому же начали грохотать ставни. Из очага повалил дым, стало плохо видно. Многие начали кашлять, и я в том числе. Ветер тут был ни при чем.

Ставни загрохотали сильнее, земля под ногами затряслась. Ящик с металлическими кружками грянулся на пол. Бутылки, стоявшие среди бумаг, опрокинулись, и я, испугавшись, что все придется переделывать, протянул скрюченную руку, чтобы выхватить бумаги из лужи густого красного вина. И в тот самый миг драконы, пролетавшие над крышей, закричали в ненависти своей. Схватившись за край стола, я закрыл глаза и пытался унять пламя, пожиравшее мозг, раздиравшее грудь, охватившее все тело. Я едва не закричал, как тогда, на пути в долину.

Две сильные руки прижали мои запястья к столу. Сердце у меня остановилось, и я открыл глаза, оцепенев от ужаса.

Но это был всего лишь Альфригг – он озадаченно и с искренним участием глядел на меня, не отпуская руки.

– Эйдан, мальчик мой, вам плохо? – Я был готов поклясться, что гвалт стих, а в комнате повисла мертвая тишина, едва он произнес мое имя. Все его слышали. – Краше в гроб кладут!

– Нет-нет, – пробормотал я, проклиная себя за то, что выдумал себе только фамилию. – Все в порядке. А почему вы…

– Вы же прямо в перчатках – и в вино! Снимите их, а то все тут забрызгаете!

– Я осторожно.

– Не глупите, мальчик мой, снимите перчатки!

Какой образ лучше всего отражает понятие «смертельная опасность»? Вот он я – стою, опираясь на стол, и перчатки мои мокнут в винной луже, и я не сниму их, ни за что не сниму, иначе весь ужас прошлого вернется, и я потеряю рассудок. А напротив сидит удем и смотрит на меня недоуменным взглядом, и он твердо намерен заставить меня обнажить руки, а то я запачкаю его бумаги и запятнаю его репутацию. И мне никак не объяснить ему, чего он лишится, если я уступлю его просьбе и меня узнают.

– Альфригг, прошу вас, не надо, – тихо взмолился я.

Его железная хватка не ослабела.

– Вся работа насмарку пойдет! Мы же это вот-вот подпишем! – прошипел он сквозь зубы. Лицо его залилось краской – и не только из-за духоты. Поблизости был только квартирмейстер, и на какой-то миг мне показалось, что все обойдется, потому что перед косоглазым возник Давин и учтиво поклонился:

– Извините великодушно, господин мой, я сейчас тут все уберу!

Квартирмейстер отвлекся, и я как раз успел выдернуть искалеченные пальцы из перчаток. Я тут же спрятал руки под плащ, но слишком замешкался. Челюсть торговца кожей отвисла, а раздражение быстро сменилось любопытством и жалостью. Альфригг был хороший и добрый человек.

– Клянусь огнем Ванира, Эйдан, мальчик мой! Что у вас с руками?! – Голос Альфригга отнюдь не подходил для приватной беседы. – Дайте-ка взглянуть… – Он схватил меня за руку и потянул к свету.

– Альфригг, не надо, – прошептал я, но было поздно.

Квартирмейстер оттолкнул элима в сторону.

– Эйдан? Я не ослышался? Эйдан, у которого что-то с руками? – Он уставился мне в лицо. – Осмунд, немедленно извести верховного командора. Скажи, что мы узнали нечто потрясающее об одном из наших гостей. – Он скользнул вокруг стола и оказался рядом с Альфриггом. Тот по-прежнему мертвой хваткой держал меня за левое запястье, уставившись на мои несчастные пальцы. Когда квартирмейстер увидел работу своего брата по Клану, на лице его расцвела улыбка.

– Дерк, Вронд! – позвал он. – Связать обоих!

Альфригг поднял глаза и увидел, как к нам бегут два солдата с обнаженными мечами. Он немедленно отпустил мое запястье и потянулся к ножнам. Купец ничуть не растерялся и прекрасно знал, что делает. Он убил бы всякого, кто коснулся бы его или меня, – и не важно, что нападавший был из Клана Всадников и это происходило в самом сердце военного лагеря. Надо было его остановить.

Я собрал все свои жалкие силы и левой рукой ударил удема по голове, отшвырнув его к каменной стене. Мне было куда больнее, чем ему. Однако мне удалось оглушить его, и я вытащил из ножен кинжал, вцепившись в рукоять обеими руками и моля всех богов, чтобы мне удалось удержать его хоть сколько-нибудь долго. Клинок я прижал к горлу Альфригга.

– Тебе не взять меня, удем! – заорал я. – Ты все это время работал на Мак-Ихерна! Ты играл со мной… ты заманил меня в ловушку! Я тебя насквозь вижу!

Альфригг пробормотал проклятие. У меня в распоряжении были считаные секунды – сейчас он опомнится и стряхнет меня, как муху. Пройдет еще несколько секунд, и все поймут, что Альфригг, конечно, не работал на Мак-Ихерна. Но пока на него не набросились, мне нужно дать понять, что он и на меня не работал. Как мне не хотелось этого делать…

– Не позволю, удемская гнусь! – закричал я, вонзил кинжал в мякоть его плеча и повернул – так, чтобы было предостаточно крови и очень больно, но совершенно не опасно. – Тебе не упечь меня обратно в Мазадин!

Я пытался шепотом оправдаться, но он меня не слышал, так как разразился такими витиеватыми проклятиями, что подобной заковыристой и красочной тирады, пожалуй, богам слышать еще не доводилось.

Сил на то, чтобы вытащить кинжал, у меня не было, так что я оставил его в ране, отскочил прочь и кинулся к задней двери. Я понимал, что скорее мне удастся стать невидимкой, чем сбежать, но стоять смирно и ждать, когда меня скрутят, было выше моих сил. Я помчался к проему в дальнем конце площадки. Они решат, что я побежал вниз. Уже совсем темно, ветер слишком силен, искать следы на тропе, ведущей в долину, никто не станет. Я вскочил на барьер и, не рассуждая, кинулся по заснеженной стене туда, где в углу намело обледенелый сугроб до самой крыши.

Не успел я добраться до крыши, как дверь распахнулась и полукруглую площадку залило факельное пламя. Прижавшись к снежной горе, я затаил дыхание, выжидая, когда галдящая толпа солдат ринется сквозь проем на тропу. Я вскарабкался на конек, и тут еще одна компания вслед за первой бросилась в долину, а за ними из штаба выскочила третья, поменьше двух первых.

Вскоре к штабному зданию примчался Мак-Ихерн.

– Где он? – закричал командор.

– Сбежал. В долину. Мы не успели…

– Вы пустили его к драконам?! Божьи зубы, ну и недоумки! – Тыльной стороной ладони Мак-Ихерн ударил квартирмейстера по голове, и тот рухнул наземь. – Бездарные недоумки! Всех под плети отдам! Он же… о проклятье! – Он ринулся за кожаную занавесь, а квартирмейстер с трудом поднялся с заснеженного крыльца и последовал за командором.

Полчаса я пролежал на крыше. Пот на лице замерз, а одежда под плащом затвердела. Разумно было бы подождать, пока Мак-Ихерн раздаст задания преследователям и очистит штаб от ожидавших платы работников, но терпеть я больше не мог. Суставы у меня закоченели так, что, когда один из поисковых отрядов вернулся, я даже не смог пригнуться. Так что я осторожно прополз по коньку к тому концу здания, где были стойла и коновязь для лошадей посетителей. Стиснув зубы, я свалился в снег.

От угла здания до навеса было двадцать пять шагов по открытому пространству. Всякий, кто выглянет за дверь штабного здания, сразу меня увидит. Я натянул капюшон, засунул пальцы под мышки, моля, чтобы они оттаяли и смогли править лошадью, и ступил во тьму. Не спеша. Я боролся с искушением кинуться бегом, а вместо этого пригибался под ветром, как будто шел делать противную и скучную работу в холодной конюшне. Двор казался просторным, как снежные равнины Сандерленда, где приходится ехать по льду несколько дней напролет, чтобы добраться до соседней деревни. Я съеживался от каждого крика и все ждал, что одна из темных фигур укажет на меня пальцем. От всякого движения в снежных вихрях меня так и подмывало ускорить шаг. Но я шел медленно и наконец со вздохом облегчения ступил в темноту под навесом. И тут же едва не лишился чувств от ужаса. Меня схватили за руку.