Утренний всадник, кн. 2: Чаша Судеб - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 34

Встав на вершине холма, Божара долго в молчании вглядывалась в край небосвода. И вот она что-то увидела. Протянув руки вперед и вверх, обращаясь разом к небу и к земле, Божара медленно затянула заклинание, растворяясь духом во влажной свежести холодного утра:

Вслед за этими словами Божара выхватила из-за пазухи гребень, данный Макошью, широко размахнулась и бросила его с холма в долину.

Сильный порыв ветра обмахнул холм невидимым крылом; земля содрогнулась, в рассветных небесах мелькнул яркий золотисто-розовый свет. У густого облака с рогами вроде коровьих появилась ало-золотая каемка, и из него, как казалось с далекой земли, пошел дождь. Прозрачная живая дымка заструилась вниз и собралась между землей и небом в еще одно облако, но уже серо-голубоватое.

В этом облаке проступило видение густого леса: тянулись рыжие сосны, качались на ветру еловые лапы, дрожали ветви пугливой осины, качались копны тонких и черных березовых ветвей. Сначала все казалось серым, как в густых сумерках, но с каждым мгновением облако светлело, как будто там был иной мир со своим порядком света и тьмы. Видение наливалось жизнью, краски сгущались, и вместе с тем оно оседало на землю, словно погружалось, вместе с цветом наливаясь тяжестью. Несколько мгновений – и там, где только что лежали широкие пустые пространства, теперь стоял густой лес. Ветви подлеска плотно сплетались, среди мелкой ольхи зеленели крошечные елочки, утопающие в снегу, возле опушки из обтаявших сугробов торчали сухие стойкие былинки, приносящие в новую весну память о прошлой осени.

Дарована моргнула, вздохнула глубоко, стараясь прийти в себя и сообразить, где она и что она. Весь мир вокруг так изменился, что казалось, не дивный лес спущен к ним по воле Матери Макоши, а сами они с этим холмом, и серой, напитанной водой ледяной дорожкой Пряжи, и с дымками ближних огнищ чуть поодаль – все вместе взяты в Надвечный Мир.

– Больше им нет сюда дороги! – шепнула ей на ухо Росава и крепко взяла княжну за локоть, опасаясь, что та не удержится на ногах. – Через этот лес никто не пройдет. Всякому, кто на это решится, придется помериться силой с Божарой.

Дарована молча кивнула. По ее мнению, на всем Истире не найдется человека, способного тягаться со старшей волхвой.

Вопреки убеждению князя Велемога, что сын его мало на что годен и хорошего правителя из него не выйдет, Светловой с воодушевлением согласился идти в поход на дрёмичей. Князь даже был этим недоволен, заподозрив, что сын передумал и захотел жениться на Дароване, которую объявили целью похода. Теперь женитьба сына не очень-то устраивала его: княгиню Жизнеславу они оставили в Славене по-прежнему больной, и он помнил, что вскоре сам, возможно, станет женихом.

Но Светловой очень редко вспоминал о Дароване. Казалось, у княжича имелась какая-то особая, своя собственная цель. И некоторые из ближайших его товарищей, такие как Миломир или Преждан, догадывались, что это за цель.

– А что я говорила тебе! – с ликованием воскликнула Звенила, впервые услышав от Светловоя, что отец затеял поход к дрёмическим рубежам, уже получил согласие веча и теперь зовет его с собой. – Я говорила! Враг твой не даль, а время! Время проходит, время приближает тебя к весне, и даль отступает перед тобой! Сама судьба ведет тебя! Князь прокладывает тебе дорогу! Думая связать, он освобождает тебя! Туда, к дрёмичам, к реке Пряже, лежит твоя дорога! Там найдешь ты Чашу Судеб, там найдешь ты средство вернуть мечту!

– Но верно ли, что Чаша Судеб – в Макошином-на-Пряже? – Светловой не мог так сразу, после долгих месяцев тоски и безнадежности, поверить, что мечты его все же могут сбыться. – Ведь говорят, что чаша покажется только достойному?

– Всяк достоин своей судьбы! – отвечала Звенила. – Каков ты, такова и судьба твоя. И не гляди, что далеко: глаза боятся, а руки делают; мысль ужасается, а ноги идут!

Ноздри ее тонкого носа раздувались, зрачки стали огромными и черными, как два окна в Бездну. Она как будто всматривалась во что-то далекое и ясно видела дорогу к цели. Один вид ее убеждал без всяких слов, и Светловой приободрился. Он должен был верить хоть кому-нибудь, потому что без веры не смог бы жить.

И Светловой отправился в поход с такой готовностью, какой князь Велемог от сына никак не ждал. Медвежий велик-день они встретили уже в самом нижнем течении Истира, где решили переправиться. Истир, отец всех говорлинских рек, раньше всех освобождался ото льда; переправа в самом широком месте, где разлившаяся река походила на море, была весьма опасна, но обещала наибольший успех внезапному нападению. Но и оказавшись на дрёмических землях, Светловой меньше всего думал о войне. Едучи в ратном строю, он почти не отводил глаз от неба, выискивая там признаки наступившей весны. Его зимняя задумчивость сменилась бодростью и ожиданием.

Увлеченный блаженством мечтания, Светловой едва замечал длинные переходы по неудобным раскисшим дорогам, холодные ночи под открытым небом или в тесных душных клетях редких поселений. В нескольких битвах, в которых речевины захватили два дрёмических городка и безуспешно пытались взять Краенец, Светловой не слишком отличился: трудно набраться ратного духа, когда душу заполняют мысли о любви.

Двигаясь вниз по Краене, войско речевинов со дня на день ждало встречи с князем Держимиром. Несомненно, тот уже знал, что за гости пожаловали на его землю, а в трусости его не обвинял даже недоброжелатель Велемог. Весна меж тем, не желая ничего знать о войне и смерти, укреплялась в своих правах: морозы и снегопады прекратились, в полдень горячие солнечные лучи плавили снег на лесных полянках. Леля была все ближе, и Светловой с радостью встречал взглядом каждую березку, вспоминая, как в Купалу юная богиня вышла к нему из березы. В свежем упругом ветре навстречу ему летел запах оттаявшей мокрой земли, еловой хвои, горьковатой дубовой коры. Яркий луч бил прямо в глаза, словно сама небесная озорница ради забавы пустила его. Стоило княжичу закрыть глаза, как в солнечном пламени колебалась легчайшая, невесомая фигура, образ света и пробуждения… Она уже подошла близко, Светловой всем существом ощущал ее присутствие. Ему хотелось протянуть руки и поймать в объятия свою мечту, ставшую единственным смыслом его жизни. Он выполнил условие, открытое Велой в ночь нового года: он забыл все, забыл род, племя и себя самого.

Однажды в середине дневного перехода речевинская дружина наткнулась на отряд с рарожскими соколами на щитах. Князь Велемог поскакал навстречу, вгляделся и вдруг изменился в лице.