Красавица в черном - Берд Николь - Страница 9

– Это совсем другое, – все так же мрачно проговорил Габриель. – Цирцея – замечательная, хотя несколько своеобразная девушка. Но это только прибавляет ей очарования, – добавил он прежде, чем Психея бросилась защищать младшую сестру. – Вы всегда были преданы друг другу. А Джон в детстве постоянно задирал меня и всегда страшно завидовал.

– Почему?

– Он считал, что мать больше любит меня. И хотя отец определенно предпочитал его, Джон чувствовал себя обойденным.

– И ты гораздо красивее, – заметила Психея как бы между прочим. – Это тоже могло послужить причиной… Когда он переболел оспой?

Габриель нахмурился. Она знала, что ему не очень-то нравится, когда хвалят его наружность, но при последних словах жены он поднял на нее взгляд.

– Я был тогда еще ребенком. Родители всерьез опасались за его жизнь, а меня отправили к деду, чтобы я не заразился.

– Разве в детстве вам не прививали оспу?

– Отец считал, что в этом нет необходимости, но после того, как Джон заболел, мне сделали прививку. Об этом позаботился мой дедушка.

– Какая беспечность! – воскликнула Психея. – Для твоего отца это непростительно. Я знаю, ты не смог бы поступить так неосторожно. – Она машинально коснулась ладонью слегка выпуклого живота. Габриель заметил этот жест, и лицо его смягчилось.

– Тебе и вправду так хочется принять моего братца? Она улыбнулась:

– Да, мой дорогой! Ему надо дать возможность оправдаться.

– Так и быть, но только ради тебя, – вздохнул Габриель.

Психея улыбнулась с безмятежной уверенностью женщины, сознающей, что она любима. Отбросив сдержанность, она протянула к мужу руки, и он заключил ее в пылкие объятия.

День тянулся бесконечно долго. Джон сидел в своем гостиничном номере и недоумевал: что толкнуло его на эту безумную затею? Ближе к вечеру слуга постучал к нему в дверь. Собачка предупреждающе тявкнула.

– Войдите, – сказал Джон.

Слуга остановился на пороге и поклонился.

– Милорд, вам понадобится помощь, когда вы пожелаете переодеться к обеду?

– Нет.

Слуга в некотором замешательстве кивнул. Окинув комнату взглядом, он шагнул вперед.

– Позвольте зажечь свечи, милорд?

– Оставьте так, – резко ответил Джон. Слуга замер.

– Как угодно, милорд.

Джон сидел в самом большом кресле. Оно показалось ему наиболее подходящим для его крупной фигуры. На столе горела всего одна свеча. Он рассеянно листал книгу, которую захватил с собой из дома. Шторы на окнах были опущены, в комнате царил уютный полумрак.

Улица за окнами кишела экипажами, со двора доносились обрывки разговоров и громкие восклицания. «Несомненно, в Лондоне много соблазнов, но они могут и подождать», – подумал он, не желая признаться даже себе, что больше всего хочет собрать вещи и вернуться домой, где не надо сталкиваться на каждом шагу с незнакомыми людьми и читать в чужих глазах сотни раз на день смятение и испуг, вызванные его обезображенным лицом.

Нет, он не трус, он пройдет этот путь до конца. Но на сердце лежала свинцовая тяжесть и пора было снова закладывать экипаж. Джон надел тот же черный сюртук, который был на нем утром. Если его драгоценный братец почувствует себя оскорбленным, что Джон не переоделся для обеда, это его проблема.

Приехав на место, Джон собрался с духом, вышел из экипажа и медленно зашагал к подъезду. Что, если брат не одобрил инициативу своей жены? Что, если…

Но на этот раз пожилой дворецкий беспрекословно впустил его в дом и провел в – гостиную. Там Джон застал леди Габриель, которая выглядела еще более обворожительной в золотистом платье. Она сидела в кресле, а с противоположной стороны неподвижно и мрачно стоял лорд Габриель Синклер, человек, едва ли имеющий с ним что-то общее, кроме родового имени.

Джон знал, что и у него самого сейчас на лице точь-в-точь такое же отстраненное и замкнутое выражение. Дворецкий произнес бесстрастно:

– Маркиз Гиллингем. Миледи, милорд.

Джон помедлил на пороге. Дворецкий удалился, и на миг воцарилась тишина. Дама выжидающе повернулась к мужу. Габриель произнес угрюмо:

– Так и быть, заходи. Я не стану пугать тебя собаками, как сделал отец при нашей последней встрече. Мы вообще не держим сторожевых собак. Отец, кстати, тоже не держал, но грозил всерьез. В любом случае нет нужды стоять в дверях.

Он мог бы и не выпячивать так сразу, что не испытывает восторга по поводу визита брата. Джон, поморщившись, вошел в комнату. Его невестка с улыбкой кивнула ему на кресло. Джон вежливо поклонился, догадываясь, что со стороны, конечно же, выглядит неловким, но остался стоять, словно солдат, ожидающий внезапного нападения неприятеля.

– Я просто… был поражен, узнав, что ты в Лондоне, – сказал Габриель. Его лицо, однако, не выражало абсолютно никаких чувств. Но Джон полагал, что угадывает их точно.

– Приехать меня вынудили обстоятельства. Габриель приподнял брови.

– Что же такое невероятное заставило тебя столь радикально изменить твоим привычкам?

Джон проглотил комок в горле.

– У меня мало знакомых в лондонском свете. Мне нужен человек, который смог бы официально меня представить.

На этот раз лицо Габриеля отчетливо выразило удивление, а заодно и недоверие.

– Хочешь провести этот сезон в Лондоне? Чего ради? Не помню, чтобы тебя влекла светская жизнь.

– Это по-прежнему так, но волей-неволей приходится в нее окунуться, – признался Джон, стараясь не скрипнуть зубами. – Мне надо…

Он запнулся. Его брат и невестка недоуменно наблюдали за ним.

– Мне надо жениться, – выдавил он. – Мне необходим наследник.

– Чтобы в случае твоей скоропостижной, как у нашего отца, кончины титул не достался мне? – прерывающимся голосом проговорил Габриель. Он, кажется, готов был выплеснуть всю накопившуюся в нем злость, но не успел ничего добавить, так как их прервали.

– Обед подан, милорд, миледи, – сказал появившийся в дверях дворецкий.

Впрочем, он тут же исчез. Все молчали. У леди Габриель был слегка испуганный вид, но Джон не отрываясь смотрел только на ее супруга. Он узнал этот хорошо знакомый дьявольский блеск в синих глазах младшего братца и почувствовал, как в нем закипает желчь. Негодяй смеялся над ним!

Обеду, казалось, не предвидится конца. Угощение было отменным, но, несмотря на это, Джону не лез кусок в горло. Сегодня ему пришлось не раз проглотить обиду. Видимо, это и повлияло на аппетит.

Джон был удивлен, увидев за столом подростка. Девочка, худенькая, с прямыми каштановыми волосами, гладко зачесанными назад, не сводила с него пронзительно-зеленых глаз, так что Джону сделалось не по себе. Она, вероятно, ни разу не видела человека, переболевшего оспой?

Пока лакеи убирали тарелки из-под первого блюда и приносили второе, Джон принялся сверлить ее глазами, но девочка, не моргнув, выдержала его взгляд. Это показалось странным. Тогда Джон сказал негромко:

– Мне жаль, если моя наружность вас шокирует. Но наверное, вам никто не объяснил, что разглядывать людей в упор невежливо.

Леди Габриель кашлянула, словно у нее запершило в горле, а брат смерил его ледяным взглядом.

– Невежливо также делать замечание чужому ребенку в доме, где ты в гостях.

А жена его примирительно добавила:

– Цирцея у нас художница. Словно это все объясняло!

Но девочка со странным именем нисколько не смутилась. Она только приподняла брови и стала похожа на сестру.

– Я вовсе не обиделась. Оспины совсем вас не портят. У вас превосходная форма черепа. Я думала, что ваше лицо интересно было бы нарисовать.

Джон так растерялся, что больше не пытался заговорить с ней, и с облегчением вздохнул, когда дамы удалились. Но теперь он остался один на один с братом!

Если в присутствии жены и ее сестры Габриель демонстрировал холодную вежливость, то сейчас он сразу же сбросил маску.

– А ты нисколько не изменился, Джон. По-прежнему любишь запугивать тех, кто моложе и слабее.

Джон возмущенно подумал, что девчонка едва ли испугалась.