Театр старых мишеней - Деревянко Илья Валерьевич - Страница 5

– Не волнуйся, недолго ему осталось, – говорил сыну Барулин-старший.

– А неплохо устроился мерзавец, – тыча пальцем по сторонам, кривился коммерсант Куликов. – Мое земное жилище было значительно скромнее.

– За счет наших отнятых жизней разбогател, – горько усмехнулся журналист Корнеев.

– Выдрать зенки поганцу! – злобно шипела безымянная бабка. – На куски порвать да по деревьям развесить!

– Обожди, старая, еще не настал срок, – хищно щурился Лисицын. – Вот когда... – Остальных слов Суховеев не понял, поскольку именно в этот момент ему пришлось уклоняться от очередного удара Барулина-младшего. Затем ополоумевший от страха Вадим Петрович не выдержал. Издавая истошные вопли, он проделал несколько кругов по двору (где после купания в бассейне неизменно находился), с уханьем ворвался в особняк и, спотыкаясь на каждом шагу, побежал к себе в спальню. Мертвецы толпой ломанулись за ним...

Посланный за успокоительным охранник Коля вернулся из Москвы в усадьбу в половине седьмого вечера. Выйдя из машины, он заметил садовника Аркадия, повара Капитоныча и горничную Глашу, нервно беседующих в резной, обвитой плющом деревянной беседке. Все трое казались сильно напуганными. Глаша беззвучно плакала, вытирая слезы кружевным передником.

– В чем дело, ребята? – приблизившись вплотную, спросил Коля. – С работы вас, что ли, повыгоняли?

– Хозяин рехнулся, однозначно! – густым басом ответил Аркадий.

– Да неужели? – недоверчиво фыркнул охранник. – Я знаю, он перегрелся на солнце, словил в бассейне небольшой глюк, но...

– Ты, парень, просто не в курсе! – раздраженно перебил садовник. – Сразу после твоего отъезда тут ТАКОЕначалось! Буквально офонареть можно! Сначала Вадим Петрович в одних плавках и босиком бродил по двору, все время вскрикивая, дергаясь и шарахаясь от кого-то невидимого. Потом заорал дурниной и бросился бежать сломя голову. Кругов шесть или семь вокруг дома намотал! Сейчас сидит у себя в спальне и продолжает дергаться... Ну, разве не псих?!

– А утром, в столовой, ни с того ни с сего под стол забился! – всхлипывая, добавила Глаша. – Вы как хотите, а я отсюда немедленно сматываюсь. От греха подальше!

– Погодь, не кипятись! – писклявым фальцетом произнес Капитоныч. – Ну, подумаешь, сумасшедший! Нам-то какая разница? А приличную работу подыскать нынче сложно. Поэтому не стоит спешить со скоропалительными решениями.

– Не стоит спешить, говоришь? – странно глянула на толстяка девушка. – Но когда Суховеев тебе глотку перегрызет, поздно будет! Вспомните Светку. Вчера целовал-миловал, а сегодня в кровь избил и вышвырнул на улицу едва не голую, с пятьюдесятью рублями в кармане. Так это только начало. Дальше будет го-о-ораздо хуже! По правде сказать, Петрович даже в нормальном состоянии был изрядным хамом и деспотом. А уж если у него «башню снесло» – жди беды! Причем большой. Что же касается работы... не пропаду с Божьей помощью! – резко поднявшись, Глаша отправилась собирать вещи.

– Глупая девка, – резюмировал Капитоныч. – Хотя бы зарплаты дождалась! Конец месяца на носу!

– А ты сам-то как: дождешься получки и свалишь по-быстрому или намерен дальше работать? – поинтересовался Коля.

– Не знаю, – пожал рыхлыми плечами повар. – Посмотрим по обстоятельствам. Но торопиться, как бестолковая Глашка, разумеется, не стану!

– Правильно, – поддержал его садовник Аркадий. – Поспешишь, людей насмешишь!.. Кстати, парень, – обратился он к охраннику. – А зачем тебя в Москву посылали, если не секрет?

– За успокоительными таблетками, – механически ответил тот и вдруг схватился за голову. – Елки-моталки! Хозяин небось заждался, а я тут с вами болтаю!

Сунув под мышку картонную коробку с десятком упаковок реладорма, Коля торопливо прошел в дом, бегом поднялся на второй этаж и деликатно постучал в дверь спальни Суховеева. Изнутри донеслось невнятное, глухое бормотание. Восприняв его как приглашение, охранник отворил дверь и деловито шагнул в комнату.

Всклокоченный, иссиня-бледный Вадим Петрович, дико озираясь, сидел на кровати в одних плавках. На босых ступнях, вперемежку с грязью, запеклась кровь. Очевидно умудрился поранить ноги, носясь по двору.

– Я принес таблетки, шеф! – доложил Коля.

– Чо-о-о?! – ошалело вскинулся Суховеев.

– Таблетки, успокоительные, – терпеливо повторил охранник. – «Реладорм» называются. Без рецепта их не отпускают, но по блату достать можно. Хотя дело в принципе подсудное! (В расчете на щедрое вознаграждение со стороны Хозяина парень специально преувеличил опасность.)

Однако реакция шефа оказалась совсем не такой, как ожидалось.

– Подставить меня хочешь, козел! – с ненавистью прохрипел бывший киллер, схватил со столика острый кухонный нож и, соскочив с «Марии-Антуанетты», угрожающе придвинулся к Коле. – Дело подсудное, а ты базаришь о нем при свидетелях! Замочить тебя, на хрен, падлу!!!

– Какие свидетели?! Мы здесь совершенно одни! – пятясь назад, отчаянно воскликнул охранник. – А таблетки отличные! Проглотите штуки три и будете спать как младенец!!!

Вадим Петрович медленно опустил занесенную руку с ножом.

– Одни, говоришь?! – задумчиво молвил он. – Гм! В принципе ты прав. Те гады в ментуру не побегут... Ладно, давай сюда «колеса»! – Суховеев грубо вырвал у парня коробку. – Ну, чего встал столбом?! – внимательно прочитав инструкцию, свирепо рявкнул бывший киллер на по-прежнему ждущего благодарности Колю. – Пошел вон, скотина! Я отдохнуть желаю!

Охранник поспешно выбежал в коридор, с силой захлопнув за собой дверь. «А Глашка-то полностью права! – со злостью подумал он. – Не фига тут больше ловить. Кроме «приключений» на задницу!!!»

В тот же вечер Коля с Глашей собрали свои нехитрые пожитки и, положив на стол в караулке заявления об уходе, потихоньку покинули усадьбу... К ним примкнул и шофер Вова.

Между тем Вадим Петрович задвинул на двери щеколду, проглотил пять таблеток подряд, запил водой из графина и расслабленно вытянулся на постели. Реладорм подействовал быстро. Глаза Суховеева слипались, натянутые струной нервы успокаивались, но вместе с тем заполонившие спальню покойники никуда не исчезали, оживленно беседуя друг с другом. Причем голоса убиенных значительно окрепли. Стали громкими, отчетливыми, угрожающими...

– Ему бы пачки три сожрать! – заявила, в частности, вредная бабка. – Пусть отравится да подохнет, сволочь!!!

– Не волнуйся, он по-любому не жилец! – утешил старуху Куликов...

Последнее, что видел бывший киллер, проваливаясь в глубокий сон, – мрачные лица мертвецов, тесно обступивших кровать...

Глава IV

Ранним утром 30 июля поливавший газон садовник Аркадий стал свидетелем жуткого, запредельного зрелища. Сквозь запертые, бронированные ворота усадьбы преспокойно прошел пожилой человек в темном костюме, с небольшим портфельчиком в руке. Проникнув таким образом вовнутрь, он поправил на носу пенсне, без промедления направился к Аркадию, попробовал ухватить садовника за горло, но... внезапно отдернул руку, словно обжегшись.

– Православный, крест носишь!!! – с ненавистью прошипел незваный гость и спустя пару секунд как ни в чем не бывало, представился: – Я профессор-невропатолог Гончаров Савелий Иванович. Живу неподалеку в доме № 13. Вашему хозяину, как я слышал, настоятельно требуется помощь психиатра. Не так ли?!

Аркадий угрюмо промолчал.

В глазах визитера полыхнуло адское пламя. Физиономия отвратительно перекосилась, но голос остался абсолютно спокойным. Более того, сделался вкрадчивым, медовым.

– Поскольку ваш хозяин еще спит, а вы, любезный, не хотите со мной общаться, то я, пожалуй, обожду где-нибудь в тенечке. – Тут Гончаров непостижимым образом переместился на веранду второго этажа, а садовник стремглав ринулся в свою комнату, которую делил напополам с поваром.

– Зна-а-аем мы таких «профессоров»! – растолкав спящего товарища и стремительно пакуя чемодан, лихорадочно говорил он. – Свят! Свят! Свят!.. Прошел сквозь стену, пытался удушить, но креста испугался! Ноги моей больше здесь не будет! Шут с ней, с зарплатой... Свят! Свят! Свят!