Люди и ложи. Русские масоны XX столетия - Берберова Нина Николаевна - Страница 45

Историк М.М. Карпович, друг Б.А. Бахметева и потомок (не прямой) революционера-террориста, члена Народной Воли Карповича, выехал в США из России перед Февральской революцией и никогда больше на родину не возвращался. «Закупочная комиссия», в которой он работал, вышла в свое время из Военно-промышленного Комитета, и он был туда назначен секретарем. В одной из своих статей по русской истории он писал: «Русская революция 1917 г. означает период, слегка превышающий два года: от июня 1915 г. до начала ноября 1917 г.»

Теперь, когда мы знаем о заговорах 1915-1916 гг., эта его мысль не кажется больше парадоксальной, какой она могла казаться 30 лет назад. Сюда входят не только заговоры, но и убийство Распутина, и другие события, которые дополняют картину, обычно нам даваемую большинством историков 1917 года.

Ниже я впервые перевожу на русский язык интересный абзац из его статьи, погребенной в одном из номеров американского журнала «Journal of Modern History» за 1930 г.

«Я выбираю лето 1915 г. как начальный момент русской революции. Именно в это время, под впечатлением сокрушительного военного поражения, общее недовольство правительством, постепенно возраставшее в течение первого года войны, снова нашло себе выражение. Слишком быстро испарившийся дух медового месяца – совместной работы в патриотическом подъеме – уступил место борьбе между правительством и оппозицией. С этого момента политический кризис в России стал обостряться и усиливаться, как в своих размерах, так и в своем напоре, вплоть до дня, когда пал старый режим, уступив место Временному правительству. Поэтому, в этой моей статье, названной мной „Русская революция 1917 года“, я понимаю слово „революция“ как период русской истории, продолжавшийся чуть больше двух лет: от июня-июля 1915 г. до начала ноября 1917-го».

После признания США Советской России М.М. стал профессором Гарвардского университета. Между двумя войнами он жил одно время в Праге и в Париже. В Америке есть несколько его учеников, серьезных ученых и знатоков советской истории и политики. Во время Второй мировой войны, с помощью М.О. Цетлина, М.М. стал редактором «Нового журнала» и отдавал все свое время этому единственному эмигрантскому толстому журналу, все еще сохранявшему высокий культурный уровень. За год до своей смерти М.М. вышел в отставку (1958). Его смерть была огромной потерей, как для журнала и его сотрудников, так и для всех, его знавших.

Он был другом Ходасевича по Москве и молодости. В тяжелые (и даже голодные) 1945-1949 гг. я получала от него в Париже посылки из США – не от «комитетов» и «фондов», но от него лично.

Мануил Сергеевич Маргулиес, которого, как однажды выразилась при мне А.В. Тыркова, «крестили в Крестах», был исключительно энергичным человеком: при его огромной толщине удивительно было, как легко он, порхая, двигался и жестикулировал. Он был в разводе. Его бывшая жена стала женой В.Д. Аитова, масона Великой Ложи. Сам он организовал «Свободную Россию», принадлежавшую к Уставу Великого Востока.

Сын его был ученым-синологом и долгое время работал в ООН. Сам Маргулиес был близким другом Ковалевского, сотрудником Гучкова в Военно-промышленном Комитете, затем – министром торговли у Юденича и наконец – эмигрантом в Париже. Когда Григ. Трубецкой в 1915 г. предлагал писать царю «челобитную», считая, что кроме этого уже ничего не осталось, М. сказал ему, что «время челобитных прошло». Он очень скоро достиг высоких масонских степеней, в обоих Послушаниях чувствовал себя как дома, был не только Досточтимым, но и Премудрым, и пользовался большой популярностью как на ул. Кадэ, так и на ул. Иветт. В одной из французских лож (он состоял в нескольких) его произвели в «Рыцари Розы и Креста».

25 февраля 1925 г. он сделал доклад по-французски на торжественной сессии объединенных лож, о возникновении масонства в России. Он говорил о первых шагах «Северной Звезды», о возникновении «Военной Ложи» (вернее – «Военных лож», так что выходило, что их было несколько, о чем в ПА документации не имеется). А кстати и о том, что в эмиграции у масонов нет конкретных политических планов действия, и что братьев объединяет их вера в прогресс и их республиканство.

Французские масоны знали Маргулиеса давно: в 1908 г. он был в Париже, как член Конвента Великого Востока. Но французы же наложили на него лично, и на русские ложи Устава Великого Востока, наказание, угрожая «усыплением», когда в первый год коллективизации русские ложи начали собирать деньги на голодающих.

Маргулиес говорил: «Нас обвиняют в распространении ложных слухов, нам нанесли рану, которая не скоро заживет. Мы старались всеми силами вести антисоветскую пропаганду, основанную на фактах, в масонской среде… В последнее время мы направили наши интересы на изучение масонских традиций, на историю масонства, на его символику. Брат Осоргин вдохновляет нас на эту работу…» В 1925 г. доклад М. был напечатан в масонском (не поступавшем в продажу) издании «Акация» под названием «25 лет русского масонства». Но он до конца жизни жаждал политического дела, и «изучение символики» не удовлетворяло его.

В порядке общего замечания можно добавить следующее: некоторые иностранные историки критикуют русское масонство за то, что оно не было достаточно стройно, серьезно и последовательно на политическом уровне. Один из американских масоноведов, Леопольд Хеймсон, отвечает на это справедливо, что масонство никогда не было политической партией, оно связывало друг с другом людей, у которых был «общий этос» (БИБ).

Константин Дмитриевич Набоков был младшим братом члена Гос. Думы В. Д. Набокова и дядей известного писателя. Его книга «Испытания дипломата» содержит в себе интересные подробности внешней политики последних лет царствования Николая II. Он, как первый секретарь русского посольства в Лондоне, принимал как первую, так и вторую делегацию, приезжавшие из Петербурга в Лондон в 1916 г. Сперва, ранней весной, приехали Вас. Ив. Немирович-Данченко, Алексей Толстой, К. Чуковский, В.Д. Набоков и др. Все они говорили по-английски. Их сопровождал петербургский корреспондент лондонской «Тайме», Гарольд Вильяме, муж русской журналистки и члена к.-д. партии, Тырковой.

Вторая делегация, в мае, состояла из членов Гос. Думы и Гос. Совета. После Англии она посетила Францию и Италию. В нее входили Милюков, Вас. Гурко, Шингарев, барон Розен, Протопопов (который на обратном пути, в Швеции, начал подавать первые признаки начинавшегося безумия) и др.

Русский посол в Лондоне, гр. А Бенкендорф, умер в ночь на новый 1917 год, и царское правительство назначило послом в Англию С.Д. Сазонова. Пока Сазонов знакомился с делами, Набоков заменял посла. Когда рухнули надежды русских дипломатов, сначала на Уфимскую Директорию, затем на Колчака, а затем на Деникина, Сазонов, бывший царский министр иностранных дел и посол в Лондоне, отстранил Набокова от должности, а когда Сазонов умер, то русским «представителем» стал Е.В. Саблин, который уже не имел ни официальных полномочий, ни дипломатических прерогатив. Он стал играть в Лондоне роль, которую играл Маклаков в Париже – т.е. был главой эмигрантского офиса при Лиге Наций.

Набоков вскоре после отставки выехал в Норвегию. Там находился его друг (и брат по ложе) Гулькевич. Набоков никогда не был женат, как не были женаты и два других Набокова: второй сын Владимира Дмитриевича и один из его племянников.

В.П. ОБНИНСКИЙ

Член I Гос. Думы, левый кадет, Виктор Петрович Обнинский, насколько нам сейчас может быть известно, был единственный из всех масонов, который хоть что-то сказал о тайном обществе в печати. Из всех его книг наибольший интерес представляет «Новый строй» (1909). В ней не только говорится о масонстве и масонах, но в ней есть иллюстрации, и она приоткрывает, хотя и очень осторожно, завесу, до которой другие боялись дотронуться.