Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 55

Кирасы рейтар не были рассчитаны на патрон СП-6, и хотя на оружие были навернуты глушители, уменьшающие начальную скорость пули, с тридцати метров эти. самые пули кирасы остановить не смогли. Восемь рейтар нашли успокоение на красном крыльце, а шестерка бойцов, сменив магазины, ворвалась во дворец.

Стража уничтожалась быстро и беспощадно, выскакивающие из-под лестниц и темных чуланов карлики и шуты ногами и прикладами водворялись обратно, пытавшаяся мешать челядь была согнана пинками и дубинками в пустую кладовую и заперта там.

Льва Кирилловича Нарышкина и Петра Матвеевича Апраксина выволокли из опочивален и притащили в Грановитую палату. Туда же вскоре привели и царицу Евдокию. Царевича Алексея решили не будить – пусть восьмилетнее дитя поспит.

К шести часам утра все было кончено. Полк Ревенантов Эрнесто Че Гевары по сквозному каналу был переправлен с лайнера «Ястребов», курсирующего у берегов Эстляндии. Че Гевара, заросший бородой мужик, доложил Константину о своем прибытии и попросил дальнейших указаний. Вместе с полком Че Гевары извращенец Пол Пот перебросил на территорию Кремля и две БМД вместе с механиками-водителями. В дизтопливе недостатка не было, так как скрытое хранилище располагалось как раз у Рейтарского приказа.

– Стеречь строго, наблюдать, – не полез за мыслями в голову Костя, – в Кремль отворить лишь Спасские ворота. Всех впускать, никого не выпускать. И вообще, не выходить за радиус квадрата своей зоны! Ясно?

Че Гевара молча кивнул и поспешил на Кремлевскую площадь – давать инструкции. Волков же по рации связался с отцом и сообщил, что Кремль взят.

– Отличная новость, сынок! – обрадовался Андрей Константинович. – Мы с Софьей Алексеевной по тихой грусти сейчас будем. Пока излишнего оживления в Москве не замечено?

– Откуда то оживление, господин полковник? – засмеялся Костя. – Народ тут харю за ворота высовывает лишь после того, как к заутрене позвонят.

– Ладно, до встречи, старлей! – буркнул в трубку отец и дал отбой.

Костя засунул рацию в нагрудный карман, застегнул клапан, а затем обратился к плененным людям, как будто в первый раз увидел:

– Ну, что, господа и дамы? Нацарствовались, пора и честь знать... А, господин Нарышкин? Лев Кириллович, не прячь харю-то! Ты ж у нас первый министр... Скажи чего!

– Государыня повыше меня сидит! – буркнул опухший ото сна дядя царя. – Я знать вас не знаю, чьи вы люди и чего хотите.

– Ого! – воскликнул Костя. – Мужик за бабью юбку прячется! Ах, извините, министр за царскую мантию! А вы спрашивали царицу, когда немцам на откуп торговлю вином отдавали и казну – в свою кубышку? Сопишь, глист дрессированный!

Лев Кириллович ничего не соображал. Во-первых, он поздно лег почивать, а накануне пьянствовал с торгашами из Кукуя, а во-вторых, соображал он вообще туго. Больше жил интуитивно, чем по уму и логике. Евдокия Федоровна тоже не отличалась большим умом. Существовала на примитивных желаниях: кушать, спать, любить – голая физиология. Правда, со времени смерти Натальи Кирилловны проснулась в ней еще одна жажда – жажда управления. Но не имея ни навыков, ни образования, ни просто житейской смекалки, она в роли владычицы смотрелась и вовсе прискорбно.

Единственным из этой тройки, кто представлял для наших героев интерес, был Петр Матвеевич Апраксин, кто пошел за Петром, дабы не пойти за сестрой Марфой – женой царя Федора Алексеевича. Сестра его была заключена в Успенском монастыре, где проводила свое время в грусти, печали и одиночестве, поскольку, как и Софье Алексеевне, сношения с внешним миром были ей запрещены.

– Петр Матвеевич, с вами разговор будет особый, – тихо сказал старший лейтенант, – вы можете сесть вон на ту скамью. Позже с вами поговорят.

– Кто? – настороженно спросил будущий граф.

– Одна ваша хорошая знакомая, – ответил парень.

– Софья? – вздрогнул Апраксин.

Костя лишь усмехнулся. В палату вошло несколько Ревенантов и их старший отрапортовал, что сеньор Че Гевара отправил их в распоряжение старшего лейтенанта Волкова.

– Очень хорошо! – сказал Костя и отправил их всех на экскурсию по дворцу. Необходимо было точно выяснить, что никого из посторонних нету в этой системе теремов – скоплении деревянных и каменных зданий, соединенных лестницами, коридорами и галереями.

В Грановитую палату быстрым шагом вошел дьяк Иванов.

– Константин Андреевич, царевна и господин полковник у Красного крыльца! – произнес он взволнованно.

– На караул! – скомандовал он пятерым своим бойцам, а сам двинулся навстречу прибывшим.

Сойдя с лестницы, он невольно подавил возглас удивления. Впереди шел полковник, наряженный в парадную форму старого образца для ВДВ – синий костюм, золоченые погоны с аксельбантом, белая рубашка и надраенные до зеркального блеска сапоги. Справа на портупее болталась парадная офицерская шашка – пять кило тупого бесполезного металла плюс ножны. За ним шла Софья Алексеевна в атласном наряде ослепительно белого цвета. Волосы ее были убраны под сеточку, состоящую из нескольких ниток жемчуга. Под руку она держала Ростислава, облаченного в черный смокинг с непременной бабочкой на шее. Бабочкой, естественно, из черного бархата. За ними величественно шагали в парадных одеждах будущие министры – надежда и опора Русского государства: князья Одоевский, Глинский. Барятинский да боярин Басманов.

Строевым шагом Константин подошел к отцу и доложил:

– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! Арестованных трое: Лев Нарышкин, Петр Апраксин да царица Евдокия, великая якобы.

– Благодарю за службу, капитан! – улыбнулся Андрей Константинович, – Что-то ты засиделся у меня в старлеях... Софья Алексеевна, прошу вас!

Софья, гордая и величественная, пошла впереди. Остальные неспешно тронулись за ней. Войдя в Грановитую палату, она шумно вздохнула и, пробормотав: «Спасибо тебе, Господи», подошла к невестке.

– Ну, здравствуй, Дуня! – тоном оперуполномоченного сказала она.

– Здравствуй, Софья, – тихо ответила Евдокия.

– А где же мой племянник? – спросила пока еще царевна.

– Алешка спит, – сказала пока еще царица. – Софья, ты же ничего с дитем не сделаешь, Софья, обещай мне!

– Я с детьми не воюю, что бы там ни думал мой братец! – фыркнула Софья Алексеевна. – А с тобой... Тебя Петруша все равно по возвращении собирается в монастырь отправить... Такие вот дела, Дуня.

– За что? – ужаснулась Евдокия. – Я ведь родила ему сына... Двое родились мертвыми, но ты ведь знаешь, что это не моя вина!

– Знаю! – спокойно сказала Софья. – Кровь у моего братца дурная – это всем известно. Ладно. Позже решим, что с тобой делать. Иди к сыну.

Евдокия, всхлипнув, поднялась с золоченого стульчика и ушла. Царевна рассмеялась и повернулась к извечному противнику – Льву Кирилловичу Нарышкину.

– А вам, дядюшка, повелеваю готовиться к знакомству с палачом. Помойте шею – она у вас с прошлого года грязная.

Лев Кириллович бухнулся в ноги.

– Царевна... Государыня, пощади! Не виновен я!

– А кто вырезал большую половину Милославских, древнего великого рода, что на два столетия древнее вашего? Кто пытал Ивана Михайловича, замучил Сильвестра Медведева и Федора Левонтьевича Шакловитого? Не волнуйся, Бориске Голицыну тоже местечко найдем в сырой земле!

Софья перевела дух. В это время вернулись Ревенанты, посланные на обход дворца. Старший доложил полковнику, что все тихо, только в самом дальнем тереме нашли интересную личность. Двое замыкающих под руки втащили нечто усато-бородатое в сером охабне без шапки. Всклокоченные волосы и безумный взгляд – вот и весь портрет незнакомца.

– Андрей Андреевич! – воскликнула Софья Алексеевна. – Какая встреча! Граф, позвольте вам представить Андрея Андреевича Виниуса, одну из самых светлых голов в этом государстве. Эту голову, господин полковник, необходимо сохранить! А Льва Кирилловича, я вас попрошу, возьмите под стражу!

– В приказ Тайных дел! – приказал полковник.