Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 32

Увидав, что к дому приближается автомобиль, рослые челядинцы распахнули стальные ворота – прислуга у Лютикова не дремала. Не успела машина полностью остановиться, как сам хозяин вывалился из нее и принялся орать на прислугу:

– Эй, Пьер! Контейнер, что стоит в машине, прикажешь отнести в главную гостиную. И только попробуйте его уронить – сгною на рудниках! Всех, однозначно! Карл! Что ты чешешь свое муде! Опять у девок на Пер-Лашез был? Я тебя кастрирую, сукин кот!

Полковник сидел в машине и не вмешивался. Дома у Шуры был идеальный порядок, а то, что прапорщик поорет для профилактики, так в воспитательных целях. Дождавшись, когда дюжие мужики отнесут полутонный контейнер в дом, он поманил пальцем Лютикова и, отдав последние распоряжения насчет времени сбора, приказал водителю отправляться во дворец Женуа. Попутчики сидели молча, лишь негромкие восклицания типа «Ох!» и «Ах!» доносились до командирских ушей.

У официальной резиденции посла Белой Руси было многолюдно. Многолюдно, впрочем, было здесь всегда. Как уже где-то упоминалось, Норвегов аккредитовал своих представителей только в одной стране, Франко. Поэтому всем остальным свои проблемы и желания приходилось утряхивать двумя способами: либо переться к черту на рога – в Бобр, либо искать помощи у посла в Париже.

«Бетрель», скрипнув тормозами, скрылась за шлагбаумом, возле которого стоял часовой, и остановилась у розового крыльца. Шлифованный мрамор сверкал на солнышке, часовые в парадных мундирах взяли карабины «на караул», полковник шутливо пожелал им «спокойной ночи».

– Приехали! – довольно улыбнулся Андрей Константинович. – Добро пожаловать в мою резиденцию. Спешиваемся!

– Скажите, господин полковник, – обратилась к нему Инга, – а отчего здесь кругом слышна русская речь? Довольно удивительно! Мы, по-моему, во Франции...

Полковник поджал губы.

– Милая девушка, а разве не странно было то, что в конце восемнадцатого и девятнадцатом веках весь высший свет России разговаривал по-французски? В конце концов мы здесь уже десять лет – срок приличный для адаптации туземцев к носителям Истины. Шучу, естественно.

– В каждой шутке, знаете ли... – Она, не закончив, открыла дверцу и вышла наружу.

– Прошу вас, Андрей Константинович, не сердитесь на нее, – обратился к полковнику Иннокентий, – по-моему, перемещение утомляюще подействовало на нее.

– Черта с два! – фыркнул Ростислав. – Не та порода. Просто не может признать, что была неправа, когда очертя голову ринулась в портал, да еще уволокла тебя с собой.

– Я оступился... – начал было Симонов, но Каманин-Переплут не дал ему закончить:

– Послушай, парень! Я знаю эту бесовку четыре года. Она способна поссорить двух улиток! Мне довольно неприятно, что из-за меня ты оказался замешан в эту историю.

Неожиданно Волков предложил:

– Хотите, я попрошу Хранителя, чтобы он вас всех вернул обратно? Мне тоже неприятно.

– Я пас! – сразу же заявил Ростислав. – Не забывайте – я все-таки ученый. А какой же ученый на моем месте упустит такой шанс!

Иннокентий печально подтвердил:

– Хранитель прав. Искушение слишком велико для обычного смертного. Очень соблазнительно поиграть в бога. А что до Инги...

– Предоставьте это мне! – сказал Каманин и открыл дверцу.

Оказавшись во дворе, он огляделся и присвистнул. Позолоченные двери розового крыльца и тонированное стекло очень эффектно смотрелись на фоне декоративной растительности. Инга сидела на скамейке красного дерева в тени смоковницы и что-то меланхолично жевала. Лицо при этом у нее было отсутствующее.

– Самохина, – обратился он к ней, – мы решили попросить Хранителя, чтобы он отправил тебя обратно на Землю. Мы понимаем, что тебе трудно оторваться от привычной обстановки, семьи и универа. Думаю, Семен не станет возражать, и, ты знаешь...

Не меняя выражения лица, Инга изобразила известную фигуру из пяти пальцев и показала ее Ростиславу.

– Понял! – отозвался тот. – Тогда не хнычь и не капризничай.

– И не собиралась, – гордо ответила она и встала со скамьи. – Где у них сортир? Безумно хочу отлить.

Глава 12. Унтерзонне. 265.

Отбытие

14 мая 256 года на главной пристани Бобруйска было многолюдно. У третьего пирса замерла «Мурена», возле которой суетились мрачные Ревенанты, таская на палубу оставшийся груз: дорожные сундуки, бочонки со свежесваренным пивом, хлеб и прочие мелочи.

Маршал Норвегов, мужественный и обаятельный, стоял возле сына, положив ладонь ему на плечо.

– Ты, Андрюша, не лезь там на рожон. Помни: мир менять – самое неблагодарное занятие. Как там у японцев?

– Чтоб ты жил в эпоху перемен! – подхватил сын. – Постараюсь, папа! Присмотришь за внуками?

Внуков у маршала было много. Помимо старшего – Константина, которому в аккурат стукнуло двадцать один и который отправлялся вместе с отцом, еще оставались девятилетние близнецы Моряна и Забава (от Насти), семилетний Роман (Анжела) и шестилетний Семен (снова Настя). Жен Андрей оставил бы и дома, но Анжела во что бы то ни стало хотела ехать вместе с ним. Настя, видя такие заморочки, тоже изъявила желание отправиться в путешествие.

Кроме того, у Андрея с Анжелой был четырехлетний внук Глузд, результат взаимодействия молекул Константина и Мары. Он оставался также с прадедом, но родители собирались забрать всю малышню через некоторое время к себе, когда обживутся на новом месте.

Послав диспозицию Хранителя по известному адресу, Андрей набрал двадцать человек рекрутов и в течение месяца готовился к переходу. Помимо троицы с Земли и сына, в состав экспедиции вошли муж и жена Локтевы, детей у которых пока не было, да Евдокия – сестра Насти. Естественно, старший прапорщик Лютиков со своим белковым другом тоже входили в число членов. Сын Генерала Булдакова, Денис, должен был отвечать за психологическую подготовку, а ему в помощники был отправлен твердолобый Шевенко, чей возраст подбирался к шестому десятку. Еще девять человек среди наиболее расторопных солдат отобрал лично Булдаков.

Прощальное слово говорил Семиверстов. Затем говорил Норвегов-старший. Затем чего-то прорычал Булдаков. А в самом конце, услыхав о социалистическом типе общества, в компанию попросился замполит Горошин. Но его кандидатуру замяли решительно и однозначно. Он обиделся и убежал к себе домой.

На прощание Иннокентий для всех спел песню, экспромтом сочиненную тут же. Припев затем подтягивали хором:

– Энтузязизм – великое дело! – говаривал Ратибор. – А ну, кто со мной на прощание не выпил? Подходи по одному!

Волков вообще молчал. У него в голове вспыхивали и проносились какие-то неясные картины, ассоциации, смазанные образы. Как будто это все происходит с кем-то другим. Или уже происходило с ним когда-то. Он стоял. Спокойный, опустошенный, словно султан после ночи любви. Со всеми женами, что есть. Со всеми, что будут. Казалось, будто силы покинули его, и организм замер в ожидании следующей порции «маны».

– Андрюша, – Анастасия приобняла его, – жаль, детей с собой нельзя взять!

Она вздохнула. С другого боку подплыла лебедем Анжела, расцветшая после рождения второго ребенка. В руках ее был фотоаппарат «Зенит-ТТЛ», которым она успела переснимать добрую половину отъезжавших и провожавших.

– Андрей! Норвегов! Иди сюда! – позвала она.

Деверь подошел.

– Ну чего тебе, папарацци? – спросил он недовольным тоном. Мужик был сердит, что ему не нашлось места в экспедиции. (Папа-Норвегов не мог отпустить сразу всех сыновей к черту на кулички.)