Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 23

Гарик бодро повторил потуги Виталика двумя октавами выше, за что был обласкан аплодисментами.

– Андрей Стешинский – ударные!

Андрюха застучал свой любимый белогвардейский марш, под который к соседнему микрофону подошел Виталик и произнес в него:

– И Иннокентий Симонов – ритм-гитара и вокал!

Кеша развел руками, мол «прошу любить и жаловать», а затем врезал по струнам.

Программа, на удивление, шла хорошо. Не зря они тусуются вместе пятый год. Порван вместе не один километр струн, разбит вдребезги не один барабан и выжрано не менее железнодорожной цистерны пива – можно часок отыграть без накладок. Время летело незаметно, и вот уже Кеша заводит последний куплет финальной песни.

Благодарная аудитория возмущенно заревела, когда парни попытались уйти со сцены, и им пришлось на «бис» исполнять кавер-версию «Accept» «Cold winter dreams». Только после этого соизволили отпустить. Кешка чувствовал себя ужасно: ноги ослабли от постоянного нервного напряжения; в голове все плыло. Он автоматически кивал на поздравления друзей и знакомых, почти не чувствовал одобрительных хлопков по спине и облегченно вздохнул, когда кто-то сунул ему в руку едва початую бутылку пива.

– Старик! – возбужденно закричал, оказавшись рядом с ним Виталик. – Вот это я понимаю, концерт! Андрюха едва не обкончался за ударными! Кстати, Оксана просила передать тебе записку... Извини, я забыл...

Выхватив у приятеля клочок бумаги, сложенный вчетверо, Симонов быстро развернул его и впился глазами в текст. «Прощай, мой толстый друг. Грузи апельсины бочками кому-нибудь другому. Успехов с „Торнадо“. Бывшая „твоя“, Ксюха».

Перед глазами поплыл розовый туман. Сколько уже можно! Нет! Нужно найти в себе силы раз и навсегда отказаться от женщин с их непредсказуемостью и поразительной способностью вонзать в спину нож в самое «подходящее» время! Иннокентий поднял глаза. Перед ним по-прежнему стоял Виталик.

– Спасибо, что перед выступлением не вручил мне это. Концерт был бы сорван.

Он допил пиво, а затем подошел к столу, налил себе фужер водки и выпил, совершенно не почувствовав вкуса. Машинально пожал протянутую руку и, сообразив, что с ним знакомятся, буркнул:

– Очень приятно! Извиняюсь, у меня сегодня не самое лучшее настроение...

– Это заметно невооруженным глазом! – раздался сверху рокочущий голос. Иннокентий поднял голову – над ним возвышался Ростислав Каманин. Личность известная как в университете, так и за его пределами.

Сын заместителя ректора, светлая голова и мастер спорта по самбо, несмотря на неполные девятнадцать лет. Рядом хлопала глазами его подружка Инга Самохина – «мисс БГУ-1992» – эксцентричная особа с замашками Мата Хари. Злые языки поговаривали, что она переспала с половиной физфака, но лично Кеша не знал никого, кто бы мог похвастать такого рода «знакомством» с «мисс БГУ».

– Предлагаю где-нибудь посидеть и отметить день рождения нового светила на небосклоне альтернативной музыки! – провозгласила Инга. – Вы не против?

Иннокентий неопределенно пожал плечами. Чем надираться одному в пустой квартире, можно сделать это чуть более цивилизованно.

– Поскольку завтра выходной, то можно затариться в магазине и рвануть к нам на дачу. – Ростислав глянул на часы. – Пива купим в «комке», а пару пузырей водяры мне обещали в «Столичном». Без талонов, ибо мы свои уже использовали.

– Водка же в любом ларьке продается! – хмыкнул Кеша. —Эка невидаль!

Каманин предостерегающе поднял палец.

– Молод я еще, чтобы самопальную водку жрать. Кто знает, из чего ее гонят, может, из гуталина. Мне мои внутренности еще дороги, чтобы их жечь всяким горлодером.

Кеша Симонов поднял руки.

– Сдаюсь. Только не совсем понял: мы что, только втроем будем? А ребята? Виталя!

Васильев, услышав свой позывной, тотчас подрулил к приятелю.

– Какие проблемы? – В руках он держал граненый стакан, налитый едва ли не до самого верха.

– Ноу проблем! Меня вот Ростислав приглашает прокатиться на его дачу... Вы не против?

– Да ради бога! Ваши морды меня так достали за последнюю неделю, что я тотчас иду домой, а завтра утром с отцом отправляемся денька на три порыбачить. А Игореха с Андреем на Нарочь вроде собирались, так что у тебя карт-бланш.

– Вот так! – развел руками Кеша. – Коли меня все бросили, то ничего не остается, как принять ваше предложение. Ладно, Виталя, семь футов тебе под килем и якорь в задницу! Угостишь в понедельник лососем. Когда идем, Ростислав?

Каманин взглянул на часы и забренчал в кармане ключами.

– А сейчас и отправимся. Инга, ты как?

– Я «за». Дашь порулить по бетонке?

Ростик вздохнул. Ну не воспринимал он за рулем женщин! Со времен, когда человеком был изобретен руль, который после стали именовать штурвалом, к нему фемин подпускали весьма неохотно. Профессор Переплут подозревал, что руль постепенно стал неким символом вождя, лаэрда.

Фактически за все существование Российской Империи к ее штурвалу женщины допускались лишь четырежды: Марта Скавронская (1725—1727), Анна Ивановна (1730—1740), Елизавета Петровна (1741—1762) и София Августа Фредерика (1762—1796). Первая и последняя назвались Екатеринами, соответственно «Первой» и «Второй», ибо были не самых славянских кровей. Из всех четырех достойно правили только две последние, а две первые – проводили время в балах и прочих кутежах. Анна Ивановна обожала быть свахой, и венцом ее карьеры стала свадьба в ледяном дворце, вознеся славу дочери дистрофика Ивана V до уровня Герострата.

В общей сложности дочери Евы правили Россией шестьдесят семь лет. Целая жизнь для отдельно взятого человека. Кстати, была еще Софья Алексеевна, которая надзирала за братцами Иваном и Петром с 1682 по 1689 год, но оставим ее до лучших времен.

Кто-то правил сам, кто-то с заднего сиденья, за кого-то правили Меньшиков, Бирон и компания.

– О чем задумался? – дернула его за рукав Инга. – Порулить дашь?

– Ладно! – махнул рукой Ростислав. – Подержись полчасика за баранку. Но если что, помни: одна аварийная ситуация – я сажусь за руль.

«Мерседес-450», люкс-модель 1978 года цвета «мокрый асфальт», дожидался их на стоянке перед университетом. Внутри автомобиль был отделан красным деревом, а на обшивку сидений боши-живодеры использовали около сотни шиншилл.

– Ого! – совершенно потрясенно воскликнул Кеша, ныряя на заднее сиденье. – Если я когда-нибудь совершу глупость и женюсь, то хотел бы, чтобы моя первая брачная ночь прошла на этом сиденье!

– Заметано! – флегматично кивнул Каманин. – Ну а зимой можно включить кондиционер. Все условия!

– А почему «глупость»? – спросила Инга, усаживаясь на водительское место. – Вечно вы, мужики, плачетесь по поводу женитьбы. Тебе, кстати, с твоей комплекцией здесь тесновато будет. Ты худеть не пробовал?

– Пробовал. Невкусно.

– Ну, если с этой позиции... Ростик, будь так добр, протри лобовик! Вот Ростику тоже тесно, но из-за роста. Хе-хе. Каламбур получился! Тесно даже в этой немецкой тачке. Хотя, я помню, лет пять назад он грезил о «Харлее».

– Холодно зимой! – буркнул Ростик. – Ты долго мотор греть будешь? Шесть «котлов» бензин жрут, знаешь ли... Давай к «Столичному»!