Путь, исполненный отваги - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 21

«Погребок» оказался совсем не погребком, приличным кафе на втором этаже недавно реконструированного домика. В просторном помещении царил полумрак, в котором, уверенно ориентируясь, сновали официантки. Лилась негромкая музыка, а голос Марка Нопфлера придавал этой атмосфере таинственности особый колорит.

– Что это играет, интересно? – поежилась Инга. – Аж мурашки по коже забегали!

– «Brothers in Arms», «Dire Straits», – ответил Ростик, – мне тоже нравится. Что будем брать. И не стесняйся – я угощаю.

– По какому праву, интересно? – лукаво глянула на него Инга.

– Ну... Я все-таки мужчина, да еще имеющий, кроме стипендии, побочный источник дохода. Короче, принцесса! Вот меню, будь добра – выбирай!

– Интересно-интересно! – протянула девушка, беря в руки листок бумаги, исписанный крупными (чтобы посетители могли разобрать в полумраке) буквами. – Ну вот, например, салатик из кальмаров я бы попробовала первый раз в жизни. К нему цыплячью ногу с картофельным пюре и маленькую смаженку с грибами.

– А на десерт? – равнодушно поинтересовался парень.

– На десерт, – девушка задумалась, – на десерт пусть будет клубничное желе и мороженое с лимонным ликером! Я не слишком обнаглела?

– Успокойся! Копеек у меня хватит. В самом деле, что ты так нервничаешь!

К ним подошла официантка, и Ростислав без запинки отбарабанил заказ Инги.

– А вам что? Как обычно? – спросила официантка, знавшая Каманина как постоянного клиента в лицо уже давно.

– Да уж будьте так добры, Наташа, – кивнул головой парень.

Инга в ожидании заказа принялась рассматривать окружающую обстановку. В зале, размером приблизительно десять на шесть метров, стояло около дюжины столиков. Заняты из них были всего три, что полностью подтверждало слова Каманина. В заведении был «мертвый час» – время между обедом и ужином.

Вскоре официантка вернулась с подносом и выставила перед Ингой ее заказ. Пробормотав: «Одну минутку, молодой человек», – она легким шагом заторопилась на кухню, откуда вскоре вернулась с подносом, загруженным раза в два основательнее.

– Прошу прощения, молодой человек, ну вы и жрете, – с чувством произнесла Инга, когда Наталья, выставив на стол гору снеди, вернулась к себе за стойку.

– Большому кораблю, – повторил хазановскую шутку Ростислав, – семь футов под килем.

Сказав это, он принялся за еду. У принявшейся считать блюда Инги от обалдения полезли на лоб глаза. Напротив Ростика слева направо расположились: огромный кусок пиццы с грибами и колбасой; громадный бифштекс с тройной порцией картофельного пюре; не менее пол-литра «оливье» в хрустальной салатнице; селедочница с разделанной упитанной селедкой под уксусом и украшенная колечками золотистого лука; в приличных размеров розетке красовалась тройная порция мороженого, щедро политая тархуновым сиропом. Рядом со всем этим, как на параде, выстроились три бутылки кока-колы, запотевшие, только что из холодильника.

– Благослови, Господь, пожирающих дары твои! – прошептала девушка и принялась за еду. Ростислав благовоспитанно налегал напротив.

– Кофе будешь? – спросил он, промокая салфеткой губы. Инга подняла на него глаза. Содержимое его заказа успело перекочевать к нему в желудок прежде, чем она успела покончить с желе.

Сиротливо стояли три пустые бутылки на 0,33 литра, блестела очищенная хлебным мякишем салатница, да горько плакала тарелка, на которой пятнадцать минут назад располагался чемпион среди бифштексов в самом тяжелом весе. Зато заметно повеселевший Ростислав благодушно рассматривал девушку, робко уплетающую свой первый в жизни полноценно-роскошный обед.

– Ну чего ты так пялишься, – промурлыкал он, – во мне больше двух метров росту и раза в два поболее весу, чем в тебе. Так неужто я должен на птичьей норме сидеть? Страшно, Маугли?

– Прости! – Инга покраснела. Она ни к селу ни к городу вдруг вспомнила разговор, состоявшийся в их комнате пару дней тому назад.

К ним в поисках опохмельного пива забрела одна из старшекурсниц из «двойки» – общаги, расположенной рядом с их «пятеркой».

– Запомните, бабы! – авторитетно поучала их умудренная опытом «сестричка». – Какой у мужика аппетит за столом, такой и в постели. Еще пиво есть?

– Эй, ты где? – донесся до нее голос Каманина. – Перестань скрести ложкой пустую розетку. Если хочешь еще мороженого, то сейчас закажем!

– Извини, – повторилась девушка, – просто задумалась. Все так необычно: музыка, вкусная еда, вообще... Спасибо, Ростик! Я так здорово еще никогда не сидела.

Каманин расплатился, они попрощались с официанткой, получив приглашение приходить еще, и вышли на улицу. Было начало пятого вечера.

– Интересно, – вдруг произнесла Инга, – во что тебе обошелся этот, с позволения сказать, обед?

– Смешная сумма – семь рублей, – тоном Остапа Бендера произнес Ростислав, – для меня, как для постоянного посетителя, скидка. Хотя скидку таким образом заполучить очень трудно. Признаюсь как на духу – я им починил СВЧ-комбайн. Вызов специалиста из ФРГ обошелся бы им гораздо дороже. У нас ведь пока гарантийных мастерских на импортную технику почти нет, а те, что есть, завалены заказами.

Нынче профессор Каманин проживал на престижной улице имени Пулихова, в роскошной пятикомнатной квартире. Перспективному профессору с видами на академика полагался отдельный кабинет, спальня, спальня для сына, спальня для близнецов, плюс теоретическая комната для домработницы. Итого пять комнат. Отдельно нужно сказать о кухне. Во времена всемирного «кукурузника», Никиты свет Сергеевича, считалось, что люди будущего (коммунизма) будут питаться в столовых, а на «куфню» забредать рано утром и поздно вечером в поисках чайку. Посему максимально отводимое место под этот едва ли не самый важный уголок дома выражалось скромной цифрой, в шесть квадратных метров, на которых двум стоящим человекам и холодильнику приходилось весьма туговато и тесно, словно танкеру «Сиввайз Джайент» в Суэцком канале.

Опять-таки в целях экономии вертикальной канализации (так называемых стояков) рядом с кухней располагался санузел, создававший множество пикантных ситуаций. В то время, когда один человек на «куфне» совершал процесс принятия пищи внутрь, другой в санузле занимался делом таки совершенно обратным, причем второй старался не обращать внимание на чавканье, доносившееся с «куфни» через тонкую стенку, а первый этим самым чавканьем старался изо всех сил заглушить мощный саунд, доносившийся из санузла.

Элита подобных «удовольствий», разумеется, была лишена. Туалет, как и положено, располагался в самом конце коридора, недалеко от спален, а кухня (не «куфня») имела подобающий шестнадцатиметровый размер и позволяла, не напрягаясь, усесться за стол человекам десяти. Стол, естественно, стоял посредине, словно на американских буклетах. Вся квартира Каманиных имела «полезную площадь» в сто двадцать квадратных метров, тридцать из которых отводилось род зал (комнату для приема гостей).

Попавшей в первый раз в подобную квартирку Инге показалось, что она очутилась в повести Булгакова «Собачье сердце». Тем более увидев на двери бронзовую табличку с тисненой надписью: «Профессор Каманин Алексей Михайлович».

– Пэ... рэ... о... неужто пролетарий? – притворно удивилась она.

– Там после «о» идет пузатая двубокая дрянь! – раздался сзади мелодичный женский голос.

– Маша! – воскликнул Ростислав. – Ты откуда?

– К Гавронам ходила, Ватсон. Видишь, в шлепанцах я.

Парень полуобернулся к Инге и улыбнулся.

– Вот это и есть – Маша. Жена отца и королева нашей квартиры, естественно, вместе с кухней. А это, Маша, Инга – сокурсница. Прошу любить и жаловать.

– Давайте, молодежь, в квартиру проходите! – сделала Маша приглашающий жест. – Там разберемся.

– Маша, – уже в квартире спросила Инга, – а как вас по-отчеству?

– Для нее что по-отчеству, что по-матушке – одинаково!

Девушка недоуменно глянула на него.

– Нашей Марии нравится западный стиль общения. Можно называть Машей, но на «вы».