По ту сторону черной дыры - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 5

– А ну, отдай! – вырвал у него из рук флягу майор и сам сделал солидный глоток, – Андрюха, прикончи!

Фляга перешла к Волкову, но никто не обратил на это внимания. Все смотрели, что будет делать командир. Майор десантным ножом обрезал рукав «стекляшки» Латыша. Взору всех открылась рана – небольшое запекшееся отверстие, из которого торчало древко.

– Блин, такой бицепс повредила! – с сожалением произнес Олег Палыч, затем резким движением схватился за древко и протолкнул его глубже, пока наконечник не вышел с другой стороны.

– А-а! Блин, мать, убью! – заорал Василь.

– Молчание! – хладнокровно проговорил майор, обломал наконечник и вытащил обломок стрелы из раны. Побледневший Латыш едва не потерял сознание.

– Вот теперь, Денис, перевязывай! – майор отошел от раненого и зло сплюнул.

– Ромащенко, брось! – рассмеялся Водопьянов, – на Базе капитан Львов зеленкой замажет.

– Сержант, шутить будете в сортире при весьма трагических для вас обстоятельствах! – Булдаков еще раз сплюнул, – больше никто не ранен? Молчаливое согласие. Ромащенко ловко накладывал перевязочный пакет, предварительно плеснув в рану йодом. Латыш заскрежетал зубами, словно пьяный афганец, однако стерпел. Булдаков одобрительно кивнул, но вдруг поднял руку, призывая к молчанию.

Вдалеке нарастал шум БТРа, и вскоре показалась сама машина. На лафете лежало тело, которое при торможении соскользнуло на землю и оказалось трупом.

Аборигены, увидав кусок железа на колесах, попрятались по своим норам, но когда машина заглохла, самые смелые начали высовывать носы. Старейшина, тоже изрядно струхнувший, заорал им, чтобы запрягали коней. Очевидно, вид трупов раздражал не только солдат.

– Как увидел, бедолага, какое чудище догоняет его, так упал с лошади. Кажется, он при этом сломал себе шею, – доложил Мурашевич, – коня ловить не стали.

– Ладно, пока отдохните, а я переговорю с местными.

Володя Мурашевич вдруг почувствовал дикий голод. Он, стесняясь, отошел за БТР и обнаружил там своего приятеля – Андрея Волкова, который втихаря трескал сухпай.

– На пайку чего-то пробило, – пояснил смущенный парень.

Изумленные жители наблюдали, как подкрепляются бойцы. Добряк Горомыко угостил девчушку лет двенадцати шоколадкой. Та сначала шуганулась от него, но дети есть дети – всегда и везде. Малышка недоуменно рассматривала «Сникерс», очевидно прикидывая его к своей коллекции блестящих камушков.

– Балбес ты, Горомыко! – хотя твое доброе сердце это несколько смягчает, – сказал подошедший Мурашевич. Он взял у девочки батончик и разорвал обертку.

– Хавай! – как можно ласковей сказал он. Девочка откусила кусочек. На ее чумазой мордашке появилось довольное выражение.

– Как мед, – пробубнила она и откусила еще кусочек. Мурашевич, с чувством выполненного долга отошел, и угостил какого-то любопытного паренька крекерами. Тот напихал печенья за обе щеки, как хорек, и увивался за сержантом, ежеминутно трогая того то за бронежилет, то за противогазную сумку, то за гранатомет.

Жители городища потихоньку отходили от пережитого ужаса и с удивлением рассматривали таких удивительных и одновременно страшных людей. У храма беседовали старейшина и майор.

– Слушай, отец, я так понимаю, что эти разбойники сюда еще вернутся? – майор тщательно подбирал слова подревнее, но видно было, что собеседники не вполне понимают друг друга.

– Если они до нас добрались, то не будет покою, – печально подтвердил бородатый старейшина, наконец уразумев смысл фразы Олега Палыча.

– Не успокоятся, таки мы их успокоим! – заверил его майор, – навеки! Тут он увидел, что его визави с беспокойством смотрит на растерзанные тела татар и их четвероногих друзей. Фрагменты тел поселяне грузили в две поводы со столь равнодушным видом, словно все проходили практику в прозекторской.

– Ты уж не серчай, отец, мы здесь немного насорили – задали вам работенку… Трупы нужно будет вывезти и закопать, а не то это – живая чума.

– Полно, родимый, не этих нужно бояться нам, а тех, кто за ними придет. Гибель грозит нашей Бобровке. Столько лет стояло городище…

– Пойдем-ка, батя, выйдем за ворота.

По дороге старейшина объяснил, что зовут его Ратибор, он – Альтест – вождь. От последнего похода их князя в слободе остались лишь сопливые юнцы да старики мужского полу, а паче – бабы. Еще один разбойничий набег татаринов-аваров, и слободе конец. Места здесь глухие, да вот повадились шастать лихие люди: то сверху по Березовой речке варяги-свеоны налетят, а то с востока пролетит орда узкоглазых. А когда и свои восточные братья-славяне прочешут медведями.

Толку от Новогородского князя мало. До его триста верст по лесу и болоту, а Бобровка – одна, красавица над Березовой речкой. Вот и жгут красоту походя, мерзавцы. Волокут в полон молодых девок и парней, а случается, так и детьми не брезгуют.

Майор представился.

– Так вы – ратники! – догадался Ратибор.

– Можно и так сказать, – согласился Булдаков. Они вышли за ограду.

– В общем, так: нужно чтобы ты, батя, проехался с нами пару километров на нашу Базу, то есть селение.

– Пару чего? – недоуменно округлил глаза Ратибор, – плохо разумею, о чем ты.

– Ладно, допустим, верст. Теперь понятно?

– Но ведь там ничего нет…

– Если там ничего нет, то примчатся санитары и сделают мне клизму! Ратибор удивленно глядел на майора. Три четверти произносимых Олегом Палычем фраз были для него непонятной тарабарщиной. Этот загадочный человек нравился Ратибору своей бесшабашностью и отпугивал воистину нечеловеческими возможностями. Покрошили в мгновение отборную сотню степняков, срыгнули от отвращения и забыли. Любопытство и тревога переполняли душу старейшины.

– Проехать? В этой повозке, вместе с вами? А как же… А мои люди? А как возвернемся?

– Тем же макаром, – привезем. Да не бойся ты, цел будешь! Клянусь Элохимом!

– Аваров я боюсь больше, – пожал плечами Ратибор, – а она плевать огнем не будет?

– Плюет она только на врагов, только по ветру, и только по моему желанию.

Ратибор немного успокоился, хотя опять почти ничего не понял. Они вернулись за частокол. Солдаты уже закончили с обедом и теперь отдыхали, глазея по сторонам. Горомыко дремал, развалившись на лафете, а Абрамович заигрывал с какой-то поселянкой. Мурашевич стоял невозмутимый, как Терминатор, обхватив руками автомат, остальные расположились возле бронетранспортера.

– Так, драконы, по местам! – скомандовал майор. Ратибор что-то прокричал селянам и с опаской подошел к БТРу. На лицах местных жителей застыло выражение покорности судьбе. Бабы, горестно подперев щеки, мысленно оплакивали своего предводителя, а немногие мужики исподлобья глядели на чужаков.

Из заднего люка высунулась рука Горомыко.

– Давай, отец, залезай, не дрейфь! Ратибор схватился за руку и был осторожно втащен внутрь. Его усадили на свободное место.

– Держаться за это, – Мурашевич указал на поручень и захлопнул люк, – ну все, поехали.

Довгалев плавно тронул с места, и БТР покатил вперед, оставив изумленным поселянам облако вонючего дыма.

Путешествие Ратибор запомнил плохо. Голова болталась и больно ударялась о перегородку. Тело швыряло во всех трёх плоскостях и колотило обо все на свете.

«Тут мне и конец будет», – подумал было он. Но Володя, обучивший не одного новобранца, заметил дискомфорт старейшины, и нахлобучил ему на голову собственный шлем. Ратибор почувствовал себя увереннее, но ненадолго, так как помещение наполнилось хохотом солдат. Бойцы изнемогали от смеха. Привыкшие бриться каждый день, они умирали от смеха при виде бородатого мужика в спецназовской каске. Громче всех смеялся раненый Латыш.

Услыхав непонятный шум, Довгалев остановил машину.

– Хватит! – прокричал Булгаков. Понемногу хохот утихал. Майор еще раз свирепо рыкнул, но, нечаянно взглянув на сконфуженное лицо Ратибора, закатился сам.

– Трогай, – сквозь смех приказал он Довгалеву. БТР послушно покатил к Базе. Ратибор понял, что этот смех был вызван его потешным видом и тоже заулыбался.