Владетельница ливанского замка - Бенуа Пьер - Страница 27

Мы занимали великолепную квартиру на Невском и задавали там пиры, чтобы доказать, что муж мой достоин должности, которой добивался. Министр внутренних дел — назовем его N. — был постоянным участником этих пиров. Очень скоро я заметила, что нравлюсь ему, и однажды вечером он доказал мне это — и словами, и действиями. Он шепнул мне, что стоит мне только захотеть, и через месяц я буду посланницей в Мадриде. Я ответила парой пощечин. Он ничего не сказал мне в ответ на это, но с той минуты — можешь мне поверить, у меня не было злейшего врага, чем он.

Назначили посланника в Мадрид; затем в Брюссель; затем в Рим, — и каждый раз мужа обходили. Ежегодно в ноябре царь давал большой бал в Новом дворце. Нас не пригласили, и мои агенты скоро доложили мне, что виной этому был N. Он даже лично беседовал с царем: «Мужа еще можно было бы допустить, ваше величество. Но жену совершенно немыслимо».

Становилось необходимым показать при случае этому господину свои когти. Заметь, — за все это время предатель ни разу не уклонился от моих приглашений, и был прав. Свету не должно быть никакого дела до наших личных счетов.

«Ничего, друг мой, — подумала я, — вечер, на который я позову тебя, будет последним, на который ты явишься». Приняв решение, я разослала с десяток приглашений к обеду — в том числе и ему — на понедельник 10 декабря. Было первое число. В моем распоряжении оставалась целая неделя. Времени более чем достаточно.

Здесь я должна вернуться несколько назад и рассказать тебе об одном приключении, на которое я сначала смотрела как на простое развлечение, не думая извлечь из него когда-нибудь пользу. У моего мужа в Петербурге был двоюродный брат, помощник директора тайной полиции. Я обожаю истории с нигилистами, а революционеры всегда возбуждали мое воображение, порой даже внушали мне симпатию! Мне не стоило большого труда заставить разболтаться чиновника тайной полиции. Таким образом мне удалось узнать некоторые имена и адреса тех многочисленных, более или менее укромных кафе, где зачастую бывали мои динамитчики. Не прошло и недели, как я уже завязала знакомство с одним из них.

Какой прелестный костюм я себе сделала! Простое черное платье, манто из кроликовых шкурок, такую же шапочку и очаровательный воротничок. Мне кажется, я даже пересолила. Можно было бы подумать, что я собираюсь играть Горького у Люнье-По.

Однажды вечером, часов около шести, я нарядилась в этот костюм и пошла в одно из таких кафе, выбрав наименее видное. Я уселась за столик, заказав пива, а затем погрузилась в чтение книги, выбранной применительно к обстоятельствам.

Сначала, по-видимому, никто не обращал на меня внимания. Я начала уже скучать. Но вдруг я вздрогнула от восторга. Кто-то шепнул мне на ухо: «Ты с ума сошла, крошка! Убери поскорей эту книгу. Здесь есть шпики».

Я обернулась и увидела позади себя высокого, скромно одетого юношу с кротким и болезненным выражением лица. Он был некрасив, но глаза его не могли оставить равнодушной женщину моего сорта.

«Зачем мне прятать эту книгу? Я ничего не боюсь», — сказал я.

Он покачал головой: «Ты ребенок! Ты не знаешь, что тебе грозит».

Он властно взял у меня из рук книгу и спрятал ее себе в карман. «Я скоро уйду отсюда. Ты пойдешь за мной».

Дело было сделано, — я была в восхищении.

Через четверть часа, в течение которых в кафе не переставали входить и выходить посетители, он наконец поднялся из-за стола. Я тоже непринужденно встала. Пройдя две двери, мы очутились в маленькой грязной каморке.

«Так, — сказал он, — теперь шпик ушел. Мы в безопасности. Можно побеседовать. Кто ты?» — «А ты кто?» Он улыбнулся. «Мне несколько неудобно называть тебе свое имя. Впрочем скажу: Иван Соколовский, студент». — «А я — Мария Гончарова, переписчица на машинке».

Так началась моя идиллия с Иваном Соколовским. До двадцатипятилетнего возраста его трижды приговаривали к смертной казни, и в его списке уже значились три или четыре крупные политические жертвы. Могу тебя уверить, — я никогда еще не встречала более чистой души, более нежного существа, чем этот убийца. Когда я заметила, что он начинает мною увлекаться, я почувствовала жалость, — что со мной редко случается. Я решила оттягивать наши свидания, не видаться с ним больше. Так обстояли дела, когда разыгралась история с придворным балом и моей местью г-ну N…

В понедельник, после рассылки приглашений, я отправилась в кафе. Ивана там не было. Во вторник также. Наконец в среду он пришел.

Он вздрогнул, увидев меня. «Что с тобой, сестричка? Ты так бледна». Я не ответила. «Ты что-то от меня скрываешь». — «Нет, уверяю тебя». — «Ты говоришь неправду. Разве ты мне больше не веришь?» Я закрыла лицо руками. «Иван, Иван, я так несчастна». — «Но в чем же дело?» — «Я пришла просить тебя забыть обо мне. Я больше недостойна тебя». Он побледнел. «Говори, умоляю тебя!» — «Нет, не здесь, пойдем».

Мы наняли извозчика. Там, склонив голову к нему на плечо, я рассказала ему свой роман. Эффект превзошел все мои ожидания.

«Кто посмел? — заревел он. — Кто посмел? Скажи мне имя этого негодяя, который соблазнил тебя!» — «Иван, прошу тебя, успокойся, я никогда не смогу тебе этого сказать». — «Я приказываю тебе».

Я склонилась к его уху и прошептала имя… Он испустил поистине дикий рев: «N.? Министр? А! Негодяй! Подлец! Но я не понимаю. Как? Как?»

«Я служу в подвластном ему ведомстве, — объяснила я. — Его собственная машинистка заболела, и меня назначили на неделю ее заместительницей. Вот почему я за последнюю неделю не приходила на свидания. В первый день я видела министра раза три-четыре. Он, казалось, не обращал на меня ни малейшего внимания. На третий день я получила приказание начальника канцелярии явиться на ночную работу. Это оплачивается сверхурочно, — нельзя было отказаться, жизнь так дорога, Иван. Я пошла. Ах, если бы я только знала! Министр начал с того, что отпустил курьера и секретаря. Мы остались одни в огромном темном кабинете. Он принялся диктовать мне письмо, — весь текст так и стоит у меня в памяти, — письмо, адресованное какой-то г-же Орловой — 72, Невский проспект — и заключавшее в себе извещение, что в ближайший понедельник, 10 декабря, в восемь часов вечера он будет иметь честь воспользоваться ее приглашением на обед… А потом, потом… Ах, Иван, не расспрашивай меня больше. Это низко! Это ужасно!»

Я почувствовала, как он задрожал. Услышала его свистящий шепот: «В понедельник, 72, Невский, 8 часов». Он поцеловал меня. «Не плачь, сестричка. Не плачь».

Он остановил извозчика на углу Казанской улицы, как я просила, и уехал.

Ты изумлен моей фантазией? Воображаешь, что это я придумала такой чудесный план? А знаешь, откуда я его буквально заимствовала? Да из «Трех мушкетеров». Помнишь, там есть такой чудак по имени Фельтон, который убивает Букингема при таких же обстоятельствах. Романисты часто питают действительность, а она взамен платит им тем же. История миледи, перекроенная на петербургский лад, как видишь, может еще кое для чего послужить.

И все же я слегка нервничала 10 декабря в семь часов вечера, одеваясь к обеду. Я получила великолепный букет цветов с карточкой, на которой стояло: «Посольское место в Вене скоро будет вакантно». «Да, мой старичок, — подумала я, — и местечко в аду тоже пока вакантно!»

С половины восьмого я уже стояла в гостиной у окна, скрытая портьерами. Была лунная ночь. Невский, покрытый снегом, походил на белую застывшую реку. Без четверти восемь, — и никого! Один только снег, недвижный и пустынный. Уже без десяти восемь, без пяти… а, вот наконец два фонаря там, в самом конце улицы. То был автомобиль министра. Он быстро приближался. Фонари отбрасывали перед собой на снег желтые лучи. И больше ни одного экипажа на всем проспекте. Никого. Ни одной живой души! Вот он уже проехал половину расстояния. Через полминуты он будет у моего подъезда. Он опоздает…

Я кусала от ярости свой платок. «Идиот! — бормотала я. — Или, вернее, подлец!»

И вот, дружок, как раз в ту минуту, когда я уже совсем пришла в отчаяние, я увидела приближающиеся черные сани, которые стремглав неслись навстречу автомобилю. Ах, удалой мальчишка! Он налетит, раздавит автомобиль! Я зажмурила глаза, затаила дыхание, и вдруг вскрикнула от радости. Огромный сноп огня разорвал ночь: я увидела его сквозь закрытые веки. Дом содрогнулся от крыши до основания. Разбитые стекла брызнули вокруг меня дождем. Один из осколков попал мне в лоб, на один только сантиметр от виска, и нанес рану, от которой у меня остался рубец до сей поры. Дай палец, пощупай вот здесь.