Соленое озеро - Бенуа Пьер - Страница 7

Отец. Потому что миссис Ли, которой, по-видимому, вы очень интересуетесь, тоже ирландка.

Лейтенант. А... а!

Отец. Вам неприятно, что ваша прекрасная хозяйка родом из той же страны, откуда была ваша бывшая няня? Вам было бы приятнее, если бы она была американка, не правда ли?

Лейтенант. Я этого не скрываю.

Отец. И это все, что вы помните о Джен?

Лейтенант. Все. В Соединенные Штаты она прибыла из-за голода, поразившего Ирландию, кажется, в 1842 году.

Отец. Именно в 1842 году.

Лейтенант. Мне было тогда двенадцать лет. Я вспоминаю еще, что она была плохо одета, так что было даже неприлично для буржуазного дома. Миссис Рэтледж была удивлена, почти раздражена этим, потому что Джен получала порядочное содержание, пять долларов в месяц, не считая подарков ко дню рождения членов семьи.

Отец. Это, действительно, очень порядочное содержание.

Лейтенант. Не правда ли? Особенно, если вспомнить, что Чикаго был в то время совсем маленький городок... тысяч восемь жителей... Позднее мы узнали, куда девала Джен свои деньги.

Отец. А куда она девала их?

Лейтенант. Она отдавала их на нужды революционных ассоциаций своей родины. Чему вы улыбаетесь?

Отец. Я улыбаюсь при мысли, что деньги Джен должны были проходить через руки полковника Ли, мужа нашей хозяйки.

Лейтенант. Он был банкиром?

Отец. Нет. Бедняки редко прибегают к этим дорогим посредникам.

Лейтенант. Зачем он приехал в Америку?

Отец. Вероятно, потому же, почему и Джен. Прежде всего, чтобы не умереть, а затем, чтобы найти средства для продолжения борьбы.

Лейтенант. Чтобы не умереть?

Отец. Около 1840 года два ирландских офицера служили в английской армии. Одного из них звали полковник Ли, другого — полковник О’Бриен.

Лейтенант. Это тот самый О’Бриен, который..?

Отец. Нет, это был не тот. О’Бриен такое же обыкновенное имя в Ирландии, как у нас Мартин или у вас Вильсон. Но не в том дело. В 1842 году, во время голода, в Ирландии были беспорядки, а потом казни. Полковники Ли и О’Бриен, изобличенные в том, что принадлежали к обществу Whiteboys, были приговорены к смерти. О’Бриен был казнен. Ли удалось бежать, и он увез с собою одинокую сиротку, дочку своего друга, которой было тогда двенадцать лет. Они бежали в Соединенные Штаты.

Лейтенант. Америка всегда оказывала широкое гостеприимство преследуемым.

Отец. Это принесло ей почет и пользу. Полковник Ли прибыл в Сан-Луи. Аннабель он поручил урсулинкам, жившим в этом городе. Я тогда недавно только приехал туда. Я и сейчас еще вижу эту маленькую девочку, в ее узеньком черном платье монастырки, в часовне, где я, случайный заместитель, должен был прочесть проповедь. «Вот, — сказал я себе, — особа не обращающая никакого внимания на мои ораторские усилия». И я держал пари с самим собою, что заинтересую ее. Через полчаса я сошел с кафедры, проиграв пари.

Лейтенант. Она вышла замуж?

Отец. Черт возьми! Что вы так торопитесь? Верьте мне, о себе я рассказываю ровно столько, сколько нужно, чтобы осветить ее историю.

Лейтенант. Простите меня!

Отец. Бог с вами! Тем временем я уехал из Сан-Луи, приобретя почти все нужные для моего миссионерского ремесла познания. Я приехал сюда. Эта равнина была сплошной пустыней. Сознаюсь, что я не предвидел, до какого процветания доведут ее мормоны. В одно прекрасное утро они прибыли сюда, и с ними полковник Ли.

Лейтенант. А мисс О’Бриен?

Отец. Вы отлично понимаете, что ее не присоединили к этой авантюре. Она спокойно оставалась в Сан-Луи, в своем монастыре. Дело было в 1848 году. Вы, может быть, слышали о Новой Гельвеции?

Лейтенант. Это там, где нашли золото?

Отец. Да. Это там, где мормон Джеймс Маршал, размельчая землю в канаве, по которой должна была быть пущена вода на лесопильный завод, нашел золотые блестки. Новая Гельвеция в Калифорнии. В эту-то страну и бросились сначала все, как вы слышали. Мормонские пионеры, знающие только свою страшную дисциплину, вернулись в зарождавшийся Салт-Лэйк, и бедные тележки их были наполнены первыми мешками золотой пыли. Тут появился полковник Ли.

Лейтенант. Он отправился на прииски?

Отец. Нет, он не поехал туда. И отсоветовал Брайаму Юнгу, при котором играл странную роль верховного советчика, отпускать туда желающих. Этот иностранец своим советом больше всех других способствовал укреплению мормонства.

Лейтенант. Каким образом?

Отец. Это проще простого. Погоня за золотом была бы гибелью для теократического могущества, восстановленного Иосифом Смитом и поддерживаемого Брайамом. Надо было осудить его. На эту тему воспоследовало церковное послание: «Золото, — было там вкратце сказано, — годится для мощения улиц, для покрытия крыш и для того чтобы делать из него посуду. Земные сокровища находятся в складах Отца Небесного: производите зерно, стройте города, а Господь сделает остальное».

Лейтенант. Эти люди сумасшедшие.

Отец. Гораздо меньше, чем вы думаете. Брайам благодаря этому гонению на золото удержал свое могущество неприкосновенным и, кроме того, оно — я должен с грустью это констатировать — чисто духовного свойства. Искатели приключений всего мира устремлялись в течение десяти лет в калифорнийский водоворот. Брайам Юнг сохранил вокруг себя своих верных, защитив их от золотой заразы.

Лейтенант. А мешки с золотом, которые ему привезли?

Отец. Ага! У вас неплохая память. Их преподнесли церкви в подарок. Брайам Юнг отчеканил из золота монеты. Были отчеканены монеты в пять и десять долларов и на обороте значилось: Holiness to the Lord[1]. Благодаря этому достигли нарицательной цены и превзошли ее денежные знаки мормонов, эти павшие в цене жалкие деньги банка Кертленда. Таким образом, осуществилось, к великому конфузу биржевиков Нью-Йорка и Филадельфии, пророчество Иосифа Смита, утверждавшего, что настанет время, когда его бумажные деньги будут дороже золота.

Лейтенант. Подробности эти очень занимательны, конечно, с точки зрения банковской; но я не вижу, какое отношение они имеют к...

Отец. Ей в это время исполнилось двадцать лет. Становилось очень затруднительно продолжать держать ее в монастыре. Разве по обету. Но к этому, правду сказать, у нее не было ни малейшего предрасположения. Тогда полковник Ли воспользовался своим кратковременным пребыванием в Сан-Луи и женился на ней.

Лейтенант. Женился на ней!

Отец. Ей было двадцать лет, повторяю, а он приближался к шестидесяти. Это я посоветовал ему жениться на ней.

Лейтенант. Я нахожу это чудовищным. Сорок лет разницы!

Отец. Не привязывайтесь к этим сорока годам! Будьте искренни! Все мужчины одинаковы. Они сердятся на женщину, почему она не предвидела, что они когда-то явятся, и почему она не берегла себя для этого дня. Сейчас вы сердились на миссис Ли за ее принадлежность к одному племени с вашей бедной служанкой. А теперь...

Лейтенант. Такого рода упреки меня не задевают. Американцы с большим уважением относятся к правам женщины, чем вы, французы.

Отец. Я не знаю, что такое права женщины. Я не знаю общих формул. Я интересуюсь только общими положениями. И вот каково было в 1850 году положение мисс О’Бриен: она была сирота, без состояния, без какой бы то ни было опоры, кроме старого опекуна, в случае смерти которого ей было бы бесконечно трудно собрать имущество, которое он мог бы ей завещать. Если вы имеете хоть некоторые познания в юриспруденции, то вы знаете, что частное международное право вещь весьма темная. Супруге полковника Ли должно было быть в десять раз легче получить после его смерти его состояние, чем его опекаемой. Вот какими соображениями — сознаюсь, чисто практическими — руководствовались мы: я, когда советовал заключить этот брак, и он, когда заключил его.