Соленое озеро - Бенуа Пьер - Страница 13

Маленькая пугливая женщина в черном тотчас же вынырнула на пороге двери.

— Миссис Пратт номер третий, — представил ее епископ. — Сделайте мне удовольствие, дорогая Ноэми, проводите господина пастора в приготовленную для него комнату. Через час мы будем есть, брат мой. Ведь решено, что вы завтракаете с нами?

— Благодарю вас, — сказал Гуинетт.

Дом не был роскошно отделан, но велик, хорошо проветриваем и содержался поразительно чисто. Комната пастора выходила на луга, покато спускавшиеся к Иордану. Под окнами спокойно паслись красивые коровы.

Миссис Пратт номер третий показала ему шкаф, полный надушенных полевыми травами белых простынь, салфеток; показала рукомойник и чернильницу на столике на одной ножке. Потом она осторожно открыла маленький, скрытый в стене, шкаф. Там на фаянсовом подносе виднелась бутылка, прикрытая стаканом.

— Виски, — шепнула она.

И заперла шкафчик.

«Какая дура! — подумал Гуинетт. — Я сам все это нашел бы... А! вот мой чемодан».

Миссис Пратт помогла ему вынуть оттуда его скромный багаж: несколько книг, немного белья и черный парадный сюртук. Потом она покинула его.

Оставшись один, Гуинетт более подробно исследовал местность. Приятен был вид огромной кровати посреди комнаты. Она, как и окно, была затянута ситцевыми в красных цветочках занавесками. Запах свежего, высушенного на солнце сена проникал в комнату.

На стене висел портрет Иосифа Смита в форме генерала милиции в Науву. На этажерке лежало несколько нравоучительных книг, английский перевод песен Беранже, затем «Путешествие в Икарию» Кабе.

Выпив полстакана виски, пастор быстро привел себя в порядок, пригладил роскошные черные кудри, о которых он, казалось, особенно заботился. Затем придвинул к столику у окна большое кресло и сел, держа перед собою на столе раскрытым «Прощание Адольфа Моно».

Скоро в дверь постучали. Это снова была миссис Пратт номер три.

Он последовал за ней в первый этаж, в столовую.

На пороге он остановился и отвесил поклон.

— Приблизьтесь, брат мой, — закричал ему Ригдон Пратт, уже сидевший в кресле, в виде кафедры, у конца огромного стола. — Вот ваше место, против меня, вон там. Позвольте представить вам мою маленькую семью. Наш гость, досточтимый Джемини Гуинетт.

И он начал называть, указывая одного за другим, всех сидевших за столом.

— Миссис Пратт номер второй, Гертруда; миссис Пратт номер третий, Ноэми, которую вы уже знаете; миссис Пратт номер пятый, Миранда. Очень прошу простить миссис Пратт номер четвертый и миссис Пратт номер шестой, они в детской присматривают за малютками: к столу у нас допускаются дети, только начиная с восьми лет. Очень сожалею также, что не могу представить вам миссис Пратт номер первый — Господь в прошлом году призвал ее к себе. Она смотрит на нас с высоты. А вот моя дочь, мое старшее дитя, Сара Пратт. На нее возложена обязанность следить, чтобы у вас было все, что нужно. Сара, дочь моя, поздоровайся.

Сара поклонилась, не подымая глаз.

— Не представляю вам остальных, — сказал Ригдон Пратт. — Вы видите, их четырнадцать, начиная с Абимелека, которому семнадцать лет и которого мы скоро женим на одной из дочерей Брайама Юнга, до Сусанны, которой недавно минуло восемь лет. Четырнадцать, не считая, конечно, Сары. Но Сара — дама. Она занимает здесь место своей покойной матери. Уже дама. Да, ну же улыбнись, Сара!

Сара не шевельнулась. Она даже подчеркнула свой угрюмый вид.

«Ну, — подумал пастор, не перестававший украдкой разглядывать ее, — девица эта живет, по-видимому, своей головою и, вероятно, как хочет, вертит этой старой скотиной, Ригдоном Праттом».

Патриарх продолжал свое перечисление.

— Не хватает шестерых маленьких, которым еще нет восьми лет от роду, как я имел уже честь доложить вам. Потом нет еще десятерых старших, которые уже вылетели из гнезда. Один из них лейтенант в федеральной армии. Другой в Париже, секретарем у господина Эдгара Кине, бывшего народного представителя. Остальные пристроились в окрестностях Соленого Озера.

Миссис Пратт номер два поставила на стол огромное блюдо, на котором было рагу из бобов с ветчиной.

— Первое блюдо, — сказал Ригдон Пратт. — Второе блюдо — форель из озера Ута. И все. Ах! Это потому, видите ли, что вы здесь у бедных крестьян. Вам нельзя будет капризничать.

— Я не привык капризничать, — сухо ответил пастор.

— И вина, конечно, нет, — прибавил епископ. — Ни вина, ни алкоголя. Как прекрасно сказал Джозеф Смит: «Крепкие напитки и ликеры не для брюха...» Миранда, — сказал он, обращаясь к миссис Пратт номер пятый, — следите, пожалуйста, за Урием. Он только что уронил кусочек рагу на свои воскресные штанишки. Должен также с сожалением констатировать, что у Вооза нет салфетки. И подумать, — сказал он, подымая руки к небу, — что нам в вину ставят многоженство. Я беру вас в свидетели, брат мой: вот у меня пять жен, а все ли у меня идет как следует?

— Вопрос не в том, — сказал Гуинетт.

— Да, — продолжал епископ, — подумать только, что всюду: в Вашингтоне, в Сан-Луи, в Индианаполисе — всюду нас обвиняют, что мы ведем роскошную и развратную жизнь, жизнь фарисеев и саддукеев. А вот вы, брат мой, можете констатировать: бедные, очень бедные люди. И еще сегодня — воскресенье. А вот завтра к завтраку, предупреждаю вас, будет только одно блюдо. По крайней мере, если вы захотите...

— Повторяю вам, не беспокойтесь обо мне, — сказал, выведенный из терпения, Гуинетт. — Вы мне напомнили, впрочем, что завтра я не буду иметь чести присутствовать у вас за завтраком. Я получил приглашение.

— А! — сказал мормон. — Вы, без сомнения, приглашены к его превосходительству губернатору Каммингу?

— Нет, — ответил Гуинетт. — Я приглашен к миссис Ли. Вы, может быть, знаете ее?

Так как в разговоре он не терял из виду Сары, он уловил еле заметное дрожание век молодой девушки.

«Эге, — подумал он, — кажется, я нашел средство привлечь ее внимание».

Он повторил.

— Вы знаете миссис Ли?

— Ну, понятно, — сказал Ригдон Пратт. — Все в Соленом Озере знают миссис Ли, владелицу самой красивой виллы. О, хорошо, что вы будете завтракать у миссис Ли, тогда я за вас не беспокоюсь. Она богата, очень богата.

— А! — сказал пастор.

— Она в большой дружбе с губернатором Каммингом и с генералом Джонстоном. Не далее как вчера, она обедала с ними.

— А! — сказал все более и более заинтересованный Гуинетт.

— Она богата, чрезвычайно богата. Мы, мы бедные люди, в поте лица добывающие хлеб свой. Она...

— Она? — спросил Гуинетт.

Ему показалось, что он замечает блеск зависти во взгляде мормона. Он круто повернул разговор в другую сторону.

— Вы, — сказал он своим прекрасным голосом, которому умел придавать такую убедительность, — вы во всяком случае честные люди. Благодаря знакомству с вами, я уже изменил наскоро составленное мнение о многих вещах: мне просто не терпится, хочется прославить ваши достоинства, и я это сделаю, как только представится случай.

В особенности не терпелось ему остаться поскорее одному в своей комнате; он хотел толком разобраться в некоторых мыслях.

«К черту солдат и воскресное богослужение! — сказал он самому себе. — У меня есть получше чем заняться. Пусть эти дурни сами читают Библию! Если они в ней что-нибудь поймут, тем лучше для них».

Все послеобеденное время он не двигался с места. Часов в шесть к нему постучали.

Вошла Сара Пратт. Он этому не удивился сверх меры. Тем не менее он инстинктивным жестом хотел спрятать стоявший на столе рядом с «Прощанием Адольфо Моно» стакан с виски.

Она презрительно улыбнулась.

— Если она стоит там, так это для того, чтобы ее выпили, — сказала Сара, указывая на стоявшую под столом бутылку.

«О! — подумал пастор, — с ней надо играть в открытую». Тем не менее он считал, что должен сказать какой-нибудь комплимент. Он искал.

— Не нужно ли вам чего-нибудь? — спросила молодая девушка. — Мы обедаем в восемь часов. Мне поручили предупредить вас об этом.