Прокаженный король - Бенуа Пьер - Страница 34

Как видишь, мои самые худшие опасения уже начали сбываться. У него был тон даже не экзаменатора, а скорее тон следователя. Но между простым подозрением и уверенностью существует некоторая дистанция. Что в сущности мог знать этот старикашка?

— Господин главный инспектор, я весь к вашим услугам.

— Отлично. Итак, первый пункт: уезжая, господин Тейсседр оставил список, где перечислены все его работы и текущие изыскания, в порядке их спешности и значительности. Надеюсь, вы с ним уже ознакомились?

— Разумеется, — сказал я, не прибавив, однако, что я и не думал совать свой нос в записи и доклады моего предшественника, предоставляя все это всецело на усмотрение Максенс.

— Предупреждаю вас, что господин Тейсседр направил в школу копию этого списка, — сказал он с улыбкой, пытаясь изобразить в ней коварство.

— Господин Тейсседр всегда слыл за отличного работника.

— Не только за отличного работника, но и за образец честности и порядочности, да-с, сударь. Я возвращаюсь к его текущим работам. Среди них находилась опись статуй и барельефов Прах-Кхана, она была почти закончена, когда господин Тейсседр уезжал. Надеюсь, у вас было время закончить ее в течение двух с половиной месяцев, что вы здесь находитесь?

Я вынужден был признаться, что этого времени у меня как раз не оказалось.

Мой палач засмеялся язвительным смешком.

— Очевидно, вы не считали нужным продолжать эту опись, ибо она могла вам помешать…

— Что?

— Я знаю, о чем говорю.

— Ах, господин главный инспектор, я уже вам сказал, сколь я завидую этой вашей способности.

— Сударь, прекратите шутки, — сказал он, сильно покраснев. — Вы, кажется, не совсем отдаете себе отчет в значительности тех фактов, за которые вы обязаны отвечать.

— Вот уж этот тип, — подумал я, — уйдет отсюда не раньше, чем выведает у меня все.

Но все же по причинам, о которых говорилось выше, я высказывался с самой почтительной вежливостью.

— Господин главный инспектор, я вам признался, что еще не закончил этой описи. Я хотел приняться за нее только что, как раз перед вашим приездом. Но, пожалуйста, учтите и то, что я здесь всего лишь два месяца, а дел — по горло. Установление деловых связей, административные доклады, доклад по одному очень тонкому архитектурному вопросу…

Он усмехнулся.

— Ах, да, кстати, этот знаменитый доклад! Поговорим о нем, раз уж вы первый о нем упомянули.

— Неужели вы оказали мне такую честь и прочли его? Вместо ответа он вытащил из одного кармана пачку листов

бумаги, напечатанных на пишущей машинке, зачеркнутых и перечеркнутых вдоль и поперек красным карандашом.

— Прочитать? Вот видите, сударь, как я его читал!

— И моя работа не имела счастья вам понравиться? — спросил я, не смущаясь.

— Понравиться? Я ограничусь лишь тем, что скажу вам, как и мои коллеги в Ханое, что никогда еще, слышите ли, никогда нам не приходилось читать набора подобных глупостей.

— О-о! — сказал я себе. — Это уже плохо!

Заметь, кстати, что ко всему этому у меня отнюдь не примешивалась профессиональная гордость. Я отлично сознавал, что, несмотря на восемь недель беспрерывных усилий, мои познания в кхмерском вопросе были далеко не без пробелов. Но тут была замешана миссис Вебб. Миссис Вебб взяла на себя труд просмотреть и перепечатать на машинке мою работу. Она внесла в нее частицу своих знаний и находила мою работу совсем неплохой. Я не допускал мысли, что эти люди, знавшие меньше, чем она, могли бы сомневаться в ее познаниях.

Этот старикашка нашел недурной способ вывести меня из себя. Мне приходилось сражаться не только за присутствующую Апсару, но и за отсутствующую Максенс.

Господин д'Эстенвилль перелистывал мои бумаги с видом иронического отвращения.

— Я умышленно прохожу мимо некоторых грубых пробелов. Например, вы упустили упомянуть довольно известный труд вашего покорного слуги об «Ирригационных работах в государстве Шампа вX веке», упоминая труды, которыми, как вы

говорите, вы пользовались для справок и о которых вы сочли нужным дать в конце самый элементарный отзыв. Так как Шампа в это время находился в постоянных сношениях с Камбоджей, то было бы вполне естественно, если бы вы себе задали вопрос, не воспользовались ли властители Ангкора для своих работ приемами, встречающимися в работах их соседей. Вот где кроется здоровый исторический метод. Но вы не обязаны знать… Повторяю, пропустим это.

— Охотно приношу вам мои извинения, господин главный инспектор.

— Я не буду также останавливаться на некоторых неточностях в деталях. Вы разделяете гипотезу Коммэйя о пребывании военного флота Ангкора в восточном Барэйе. Вы вмешиваетесь в знаменитый спор о Мебоне и утверждаете, что именно Ясоварман, а не Раиевандраварман построил это здание. Разумеется, вопрос этот спорный, но так как и некоторые выдающиеся авторитеты тоже поддерживали этот тезис, то я и предоставляю вам, из уважения к ним, право сомневаться. Но меня повергают в совершеннейшее негодование ваши умозаключения относительно фантастического истолкования памятника-колонны Ват-Нокора.

— Колонны Ват-Нокора?

— Вы даже не помните, о чем вы тут написали. Прочтите же!

Он сунул листки мне прямо в нос. Он был прав! Я говорил там о колонне Ват-Нокора. Черт возьми, однако…

— Наконец, есть одно место, о котором, с согласия моих коллег, я должен получить от вас самые точные объяснения; это то, где вы говорите лично обо мне и говорите самым оскорбительным образом в вопросе о нориях6, проводивших воду из сиемреапской реки в Барэй и рвы Ангкор-Вата.

Я испугался, что начинаю догадываться.

— Позвольте, — сказал я, вырывая у него из рук доклад. Я тебе уже говорил — я впервые слышал имя этого д'Эстенвилля. Как же я мог раньше говорить о нем? Но он был прав — его имя буква в букву красовалось на страницах, подписанных мною. Я понял все. А именно то, что миссис Вебб понимала под «маленькими неточностями», которые она исправила в моей работе, прежде чем ее отправить в Ханой. По мере того как я читал этот доклад, я то застывал как в столбняке, то еле удерживался от дикого хохота. Ах! Поистине можно было признать, что Максенс не промахнулась! И надо же было, чтобы от этого человека, с которым она обошлась столь дерзким образом, зависела теперь моя судьба!

Я с небрежным видом отдал доклад господину д'Эстенвиллю.

— Да, некоторые выражения, я согласен, не продуманны. Но ведь я полагаю, что в научной дискуссии допускается некоторая свобода?

— Что? — сказал он. — Что? Вы называете это научной дискуссией, это термины — глупости, вздор, старческие выдумки, которыми награждены заключения по моим исследованиям, касающимся рек, впадающих в Сием-Реап. Это было бы слишком просто! Но в этих вопросах я предоставляю административные санкции тому, кому это ведать надлежит. А с археологической точки зрения дозвольте уж расправиться мне самому за столь наглые доводы.

Он вынул из другого кармана записную книжку, полную каких-то заметок.

— Ах! — подумал я, — этого еще не хватало! Диспут… Как раз в этот момент занавеска зашевелилась: Апсаре тоже,

очевидно, показалось, что время идет слишком медленно.

— Что это? — спросил главный инспектор.

— О, ничего! — сказал я равнодушно. — Это молодая пантера, которую я воспитываю. Бедняжка, ей пора пить молоко. Разрешите, я пойду ее успокою.

— Это невообразимо, неслыханно, — пробормотал несчастный.

Не теряя спокойствия, я подошел к занавеске и приподнял ее. Я обменялся с Апсарой быстрым взглядом.

— Тише, Фоллетт! Ну, будь умницей! И я вернулся к господину д'Эстенвиллю.

— Я вас слушаю, сударь.

— Очень вам признателен, — произнес он, стараясь говорить уверенно. — Итак, мы говорили, я говорил…

Он уже изъяснялся не столь уверенно.

— Надеюсь, вам знакома работа Адольфа Бастиана, вышедшая в 1868 году в Иене?