Кенигсмарк - Бенуа Пьер - Страница 29

До этого времени я шила себе туалеты в Астрахани. Папа открыл мне неограниченный кредит, и я через два дня уехала с м-ль Жоффр. Но у меня были свои планы.

Я вернулась из Астрахани и заявила, что ничего там нет. Я плакала и уверяла папу, что я не хочу явиться ко двору одетой, как какая-нибудь дикарка. Вы понимаете, что я ни за что не хотела упустить такой прекрасный случай повидать Париж. Нужно лишь было суметь уломать папу. Я сразу поняла, что и ему доставит удовольствие повидаться со своими старыми парижскими знакомыми.

В первых числах марта мы уехали. Мне так прожужжали уши Парижем, что, приближаясь к нему, я одного только боялась — как бы меня там не приняли за ошалевшую от изумления провинциалку, а потому я, наоборот, решила прикинуться эксцентричной девицей.

У папы сразу оказалась куча необходимых визитов и масса деловых разъездов по Парижу. У Ритца, где мы остановились, я видела его только за обедом, да и то изредка. Он хотел, чтобы я отправилась к Редферн, но я, одержимая духом противоречия, пошла к Дусе. Никогда я не видела более забавной картины, чем м-ль Жоффр со своим пенсне, в чёрном атласном платье со стеклярусом, среди этих красивых девиц, проходивших передо мною по нескольку раз и кланявшихся, чтобы я могла остановить свой выбор.

— Что вам показать, ваше высочество?

— Всё, что у вас есть, — холодно отвечала я.

Мигом я заказала себе шесть вечерних туалетов, дюжину костюмов тайер, две амазонки и в соответственных количествах всё прочее.

Ни в одном туалете я не находила себя достаточно декольтированной. М-ль Жоффр зеленела от злости.

— Я осмелюсь вам доложить, — решилась сказать мне старшая манекенщица, — для молодой девицы это, пожалуй, будет немного рискованно.

Я попросила её знать свои примерки, и только. Впрочем, папа, заглянув однажды сюда, одобрил мой вкус, причём он посмотрел на меня таким взглядом, что я растаяла от гордости.

В этот же вечер папа, признавая себя виновным предо мною за то, что всё время оставлял меня одну, объявил мне, что мы пообедаем сегодня вместе, и распорядился, чтобы м-ль Жоффр ровно в восемь часов привезла меня на авеню Габриель к подъезду Лорана. Нечего и говорить, что в восемь часов там никого не было. Сев на скамью, я ждала. Чтобы как-нибудь убить время, я кинжальчиком, который был у меня на пряжке пояса, вырезала на скамье моё имя. Должно быть, оно ещё до сих пор там.

В десять минут девятого, увидев какого-то старика, вертевшегося возле нас, и желая несколько разрядить свои нервы, я велела м-ль Жоффр сходить на аллею Матиньон купить мне в табачной лавке коробку «Мерседес». Она немного заартачилась, но пошла. Тогда старик подошёл. Он был в клетчатых брюках и в сером котелке. Он стал мне болтать всякие глупости, заговорил о маленькой отдельной квартирке на улице Оффемон. Я отвернулась, чтобы он не заметил, что меня разбирает смех, но тотчас же услышала треск ужасной пощёчины. Оглянувшись, я увидела папа. Старик удалился с достоинством, проворчав, что, мол, нельзя даже и пошутить. При свете луны я увидела его серый котелок, превращённый в лепёшку.

М-ль Жоффр возвратилась с «Мерседес»в руках. Папа сухо сказал ей, чтоб она пошла обедать к Ритцу и легла спать.

У Лорана обедают на открытом воздухе, под роскошными деревьями, за маленькими столиками с абажурами. Была масса народа. Папа чувствовал себя там как у себя дома, лучше даже, чем в своём волжском дворце. Он представил меня целому ряду знаменитостей: Бюно-Варилла, Шарлю Деренню, де Боннефону, принцессе Люсьене Мюрат, Морису Ростану. Последний мне очень понравился: он был похож на мальчика из хора во время розовой мессы. Мы постоянно переписываемся, и он должен приехать ко мне сюда, в Лаутенбург.

В одиннадцать часов папа отвёз меня обратно к Ритцу, сказав, что ему нужно ещё в посольство на улицу Гренель. Но вы хорошо понимаете, как мне хотелось спать после всего этого? М-ль Жоффр храпела, как нюренбергский волчок, и я не думала, что мне удастся её разбудить. Можете себе представить её до крайности изумлённую физиономию, когда я объявила ей, что папа назначил нам свиданье в полночь, и что ей нужно встать.

На улице Де-ла-Пэ мы взяли таксомотор.

— В «Грело», — скомандовала я шофёру. Название это слышала я у Лорана.

«Грело» — это на Белой Площади. Сомневаюсь, чтобы ты, мой дорогой друг, столь серьёзный, вечно занятый науками, бывал когда-нибудь в этом злачном месте. Когда мы туда вошли, я несколько позавидовала успеху, который выпал на долю стеклярусного корсажа м-ль Жоффр. Один прожигатель жизни, совсем уже опьяневший, закричал: «Это м-м Фалльер». И вот вся зала стала петь хором знаменитую песенку с этим припевом:

Тётя Жюли, Дядя Феодул,

Тётя Октави, Дядя Фразибул,

Тётя Софи, Кузен Тибул,

Кузен Леон, и Тимолеон.

Я смеялась от всей души, и моя естественная весёлость передавалась всей компании, которая к моменту нашего появления, по-видимому, порядком скучала.

Мы пили шампанское, пили без меры. Потом стали танцевать. Нашёлся только один цыган, который сумел приличным образом протанцевать со мною вальс. Нам устроили настоящую овацию.

Музыкант-негр подошёл пригласить м-ль Жоффр. Хотите — верьте, хотите — нет, она согласилась. После шампанского это была совсем другая женщина. Ко мне подсели две танцовщицы, одна брюнетка, Зита, в синем платье с серебром, другая — Креветта, вся в розовом, она стала называть меня княжной, не зная, что я действительно княжна. Они ели моё печенье и выпили моё шампанское, а я, я была счастлива, счастлива и уже будучи изрядно под хмельком, повторяла: «Как прекрасен, как прекрасен Париж».

Вдруг я обратила внимание, что у многих из этих бедных девушек шёлковые чулки над лакированными ботинками были заштопаны. Тогда я закричала: «Внимание!»и швырнула им целую горсть луидоров. Они все бросились их поднимать, большую часть подняли, но я видела, как на пять или шесть монет очень шикарные мужчины наступили ногой.

Я готова была провести здесь всю ночь, как вдруг в соседней зале громко закричали:

«Лили, Лили, вот Лили! Да здравствует Лили!»Я оглянулась. Смотрю, папа. Это его так прозвали — Лили, по его имени Василий. Он тоже был очень и очень навеселе, и вёл под руки двух девиц, столь красивых, что меня даже ревность взяла.

Он слишком был занят, чтобы меня заметить. Моментально я решила удрать. Но не так-то легко оказалось увести м-ль Жоффр. Вышла целая история. Ей не хотелось расставаться со своим негром. В таксомоторе она во всё горло распевала:

Эрнестинка,

Эрнестинка

Надевай свои ботинки.

Вдруг она уткнулась носом в оконное стекло, и горько рыдая, стала жаловаться, что я отношусь к ней без всякого уважения.

От Дусе папе прислали счёт в тридцать восемь тысяч шестьсот франков. Он не протестовал. Я решила, что требования его дочери были скромнее, чем требования некоторых других особ, и мне стало досадно.

Возвратившись в Россию, мы застали новое письмо царя, уведомлявшее, что прибытие кайзера в Санкт-Петербург назначено на 15 мая.

Петербург — большой город, с казармами и церквами и огромными садами. Сразу видно, что человек, который некогда начертал план этого города, имел идеи ясные и точные.

Через два дня после нашего прибытия в Петербург возвестили о приближении эскадры кайзера. Царь и великие князья выехали ему навстречу в Кронштадт.

С тех пор я столько видела прибытий коронованных особ, что у меня почти изгладилось из памяти это торжество, но всё же скажу, что оно было очень красиво.

С моего балкона я видела, как блестящий кортеж подъехал ко дворцу. Белые кирасиры галопировали около дверец колясок. Почётный караул нёс Преображенский полк.

Под нежным, покрытым облачками небом Ботнического залива латы и сабли отливали синим и жёлтым.

Начался бесконечный приём. Я имела успех.

Кайзер взял меня за руку и подвёл к императрице.

Старая наседка, вся в кружевах и страусовых перьях, поцеловала меня и сказала, что очень любила мою бедную маму. Фридрих-Вильгельм и принц Альберт всё время пялили на меня глаза, чтобы не сказать больше.