Эшелон - Шкловский Иосиф Самуилович - Страница 12

Бал обещал быть роскошным, что по замыслу устроителей должно было в какой-то степени скомпенсировать подлость погоды. Жильцы отеля с истинно тропическим темпераментом готовили обширный концерт самодеятельности, участвовать в котором пригласили и иностранцев. И тут мне пришла в голову необыкновенно коварная идея.

Дело в том, что в составе нашей экспедиции был некий «освобождённый товарищ», который должен был обеспечить – как бы это поделикатнее выразиться? – идейную выдержанность нашего поведения. Звали его Михаил Иванович, был он худой и длинный. Дело своё делал ненавязчиво, без энтузиазма, и на том, как говорят, спасибо. Правда, водилась за Михаилом Ивановичем одна маленькая слабость – обладая жиденьким тенорком, он до самозабвения любил петь.

– Всё-таки нехорошо, Михаил Иванович, – вкрадчиво сказал я ему, – что наши люди совсем не участвуют в предстоящем концерте самодеятельности. Здесь подумают, что советские учёные – сухари и роботы. По этой причине возможны даже всякие антисоветские инсинуации!..

– Но у нас нет талантов. Кто из наших смог бы выступить? – клюнул Михаил Иванович.

– А вот вы, например. У вас же прекрасный тенор!

Собеседник мой был явно польщён.

– Что же им спеть? – робко спросил он.

– Только классический репертуар! Всякие там самбы и румбы – не наш стиль. Почему бы вам не спеть арию Ленского?

В этом была вся идея – я хорошо помнил советы Дуката (см. выше). В общем, я его уговорил.

И вот наступил вечер бала. С невероятным шумом прошли выборы «мисс эклипс». Хотя голосование было тайное, выбрали почему-то неуклюжую плосколицую девицу – дочь здешнего богатого плантатора. Как говорится, «их нравы». А сколько было красоток! Потом пошло пение. Я заранее предупредил своих верных друзей, что будет цирк. И вот на эстраде появилась нелепая долговязая фигура нашего «искусствоведа», который по этому поводу облачился в строгий чёрный костюм. Жиденьким козлетоном он заблеял: «Куда, куда, куда вы удалились…» Боже, что тут началось! Всех сеньорит как ветром сдуло. А сеньоры ржали, как жеребцы, бурно аплодируя и что-то крича. Даже я не ожидал такого. М.И. всё это посчитал за бурное одобрение и усилил звучок. Остальные номера уже никто не смотрел и не слушал 11.

Странно, но вот уже почти 40 лет я собираюсь заглянуть в достаточно полный португальский словарь, дабы наконец-то достоверно узнать, что означают на языке Камоэнса слова «куда» и «пирог». Похоже на то, что до конца своих дней так и не соберусь это сделать…

На следующий день мы отправились в очаровательный, совершенно гриновский городок со сказочно-красивым названием Белу-Оризонти– столицу штата, гостями которого мы были. Запомнился базар, где прямо на земле «бунтами» красовались огромные пирамиды спелых ананасов – совсем так, как на моей родной Черниговщине укладывают бураки. А какие цветы, какие пряные запахи!

А ещё мы затеяли поездку на машинах, за сотни километров, посмотреть «минас» – самые глубокие в мире золотодобывающие шахты. По дороге я был свидетелем довольно забавной сценки. Но – по порядку. Дело в том, что мы были объектом внимания не только «изнутри», но и, так сказать, «снаружи». Откуда-то появились субъекты, хорошо говорившие по-русски и навязчиво пристававшие к нам с предложениями всякого рода сомнительных услуг. Среди них явно выделялся представившийся профессиональным певцом некий украинец, даже не скрывавший своей связи с местной полицией. Похоже было, что в его задачу входило оградить трудящихся Бразилии от тлетворного влияния «красных». В автобусе, по иронии судьбы, этот тип сел рядом с нашим Михаилом Ивановичем. Почувствовав пикантность ситуации, я сел точно позади них, посадив рядом с собой Славу Гневышева, По дороге они разговорились, касаясь преимущественно профессиональных (я имею в виду вокальных) тем – на чисто русском языке, конечно.

– А у вас сейчас много новых песен? – спросил бразилоукраинец.

– Разумеется, – отвечал наш.

– И какую же песню поют чаще всего?

– Я думаю, что чаще всего поётся «Широка страна моя родная».

– А я этой песни не знаю – научите, пожалуйста.

И всю дорогу два представителя одной из наиболее древних профессий очень дружно пели песню Дунаевского. У «тутошнего» оказался совсем неплохой баритон. Весь автобус замер – дошло до всех. А они пели, пели увлечённо, совершенно не чувствуя полного идиотизма ситуации.

В шахты нас не пустили – это была собственность какой-то английской компании, и она тоже боялась «красных».

В Рио мы попали впервые уже после того, как добрые две недели прожили в бразильской «глубинке». Мы прилетели туда из Белу-Оризонти на «Дугласе». Я первый раз в жизни летал на самолёте! Незабываем вид Рио с высоты птичьего полёта. Недаром сами бразильцы свою бывшую (а тогда настоящую) столицу зовут «Сиуаджи Миравельоза», что означает «удивительный город». Окружённая скалистыми, заросшими тропическим лесом берегами сверкала на солнце огромная бухта Гванабара. Для меня было неожиданностью, что восточный берег Южной Америки так скалист и изрезан – я по зелёному цвету карты представлял его низким и плоским. Довольно высокие скалистые кряжи есть и в самом центре города, рассекая его на несколько отдельных частей, связанных туннелями. Над красавцем Рио господствует 700-метровая скала, вершину которой венчает 40-метровое мраморное распятие. Это – знаменитая Корковадо, видимая с любой точки города в виде белого креста. Впрочем, иногда она скрыта облаками. Мы побывали у подножия распятия, и я никогда не забуду вида, который оттуда нам открылся. Кроме Корковадо над Рио высятся и другие красавицы-горы. Запомнилась великолепная, 400-метровой высоты, «Сахарная Голова», куда мы поднимались на фуникулёре. И, конечно, никогда не забыть невиданной красоты и огромности пляж Капокабана. На этом знаменитом пляже мы провели целый день. Нашим гидом был славный малый по фамилии Калугин – корреспондент ТАСС. Во время посещения Капокабаны мы ещё раз столкнулись с удивительными местными обычаями. Оказывается, абсолютно недопустимо подойти к Атлантическому океану, раздеться и окунуться в воду – полиция за такое дело тут же оштрафует. По тамошним понятиям совершенно неприличен процесс раздевания. На пляж нужно прийти уже вполне готовым для купания. Между тем общественных раздевалок на всем гигантском пляже мы так и не заметили. Люди раздеваются у своих знакомых, которые живут в приморском районе, но, естественно, за много кварталов от пляжа. И вот по воскресеньям толпы людей разного возраста и пола в одних плавках и купальниках шагают по раскалённому городскому асфальту – это считается вполне приличным!

Но боже мой, какой это пляж! На много десятков километров тянется полоса шириной не меньше сотни метров. Пляж песчаный. Впрочем, это даже не песок, а чистая золотая пыль, К пляжу за автострадой примыкает линия небоскребов (20-30 этажей), стоящих в окружении кокосовых пальм сравнимой высоты, что создаёт непередаваемой прелести гармонию. А впереди – Атлантический океан. Даже в самую штилевую погоду в десяти метрах от берега высится стена прибоя – ведь до африканского берега 4000 километров, а океан дышит…

Я залюбовался купающейся, а больше играющей молодёжью. Как они красивы! Весь спектр цветов кожи – от агатово-чёрного до розово-белого. Кстати, никаких признаков расовой нетерпимости никто из нас в Бразилии не заметил.

А как здешние мальчишки играют в футбол, прямо на пляже! Вот откуда рекрутируются Пеле, Жаирзиньо и прочие чародеи бразильского футбола, спустя 11 лет потрясшие спортивный мир на шведском чемпионате!

Лежа на этом действительно золотом (не то что под Ялтой) пляже, мы, в частности, обсуждали вопрос, чем бы занялся Великий Комбинатор, если бы мечта его детства осуществилась и он оказался бы здесь, в Рио. Было высказано несколько соображений. Например: он непременно занялся бы упорядочением купания на Капокабане, организовав сеть раздевалок. Или взялся бы за создание ателье по развивке волос у здешнего населения. А вообще, братцы, не заложить ли нам основание памятника Остапу Бендеру именно здесь! Благо случай на редкость подходящий: присутствуют представители советской власти (первый секретарь нашего посольства), советской печати (упомянутый выше корреспондент ТАСС), советской общественности (мы, пассажиры «Грибоедова») и широкие слои местной общественности (пляжники Капокабаны с разным цветом кожи). Сказано – сделано! Мы соорудили пирамиду из песка, пригласили нескольких наиболее чёрных бразильеро, произнесли подходящие к случаю речи и сфотографировались. Я храню эту фотографию до сих пор и изредка любуюсь ею. Следует заметить, что в те времена Ильф и Петров были если и не под официальным запретом, то, во всяком случае, в подполье.