Душою и телом - Беннет Элизабет - Страница 27

– Скажи мне, чего тебе хочется… – сказал Джесон, вновь начиная ее целовать. Но тут же сам позабыл, о чем спросил. Слова не имели сейчас никакого значения. Мысли, чувства – он понимал, что не способен не только точно их выразить, но даже составить самое простое предложение. Неожиданно осмелев, они перешли на язык прикосновений. Он обнажил ее плечи, целуя восхитительные впадинки у шеи. Он ласкал ее шею – нежный теплый островок, простиравшийся от подбородка до ключиц. Его язык гостил там, а руки страстно гладили ее плечи.

Счастье захлестнуло Касси, словно океанская волна, и она долгое время не могла издать ни звука. Она никак не реагировала на ласки Джесона, наслаждаясь этим захватившим ее неизвестным ей ощущением полного восторга. Он даже растерялся и на мгновение отстранился.

Тогда она взяла его ладонь и положила себе на левую грудь – его жесткие пальцы коснулись ее тоненького лифчика. Он уложил ее на постель, внимательно вглядываясь в ее лицо в темноте. Сев подле нее на край кровати, он водил правым указательным пальцем по ее щекам, губам. Она поймала его палец зубами и взяла его в рот, не отрывая взгляда от его лица. Он осторожно расстегнул ее простенький хлопчатобумажный лифчик и прильнул губами к ее груди.

Сам того, не осознавая, он мысленно сравнивал ее с Мирандой. Они были совсем разные, хотя, казалось, очень походили друг на друга – обе высокие, стройные, идеально сложенные. Но если тело Миранды состояло из прекрасных гладких углов, то у Касси – из сотни тайных пещер и было оно значительно мягче. Груди оказались больше и полнее. Ее соски становились роскошными холмиками от одного его прикосновения. И он целовал их, совершая счастливое путешествие от одного к другому.

Она обвила руками его шею, ласкала пальцами волосы, вдыхала его глубокий мужской запах теплой кожи, дорогого лосьона после бритья, какого-то пряного аромата волос. Она будто погрузилась в сладчайший густой туман и даже испугалась, когда услышала свой собственный хрипловатый голос:

– А эта… – Она нетерпеливо потянула за воротник его рубашки. – Эта вещь вообще снимается?

– Да… да… еще как быстро. – Он моментально расстегнул две пуговицы, через голову снял рубашку и отбросил ее. Потом он так же быстро разделался с белой футболкой. И повернулся к ней.

– А это снимается каким-либо образом? – спросил он, осторожно дотрагиваясь до ее платья. – Нет, я сам, – добавил он, когда она начала расстегивать замшевый ремешок на талии. Его неуверенность исчезла, осторожность сменилась страстью. Через несколько секунд ремень уже валялся на полу, платье – в дальнем углу кровати, а он стягивал с нее колготки и тоненькие трусики. Он целовал ее ступни, бедра, поднимаясь все выше, пока, наконец, не достиг треугольника светлых волос, таких светлых, что они едва выделялись на фоне кожи. И, прижавшись к ним, Джесон зарылся в них губами, а его язык проскользнул в желанную неизведанную долину.

Касси всегда относилась к сексу, как к удовольствию вроде здорового спорта. Она была стройна, хорошо сложена, никогда не стеснялась своей наготы и редко когда не достигала оргазма; если удовлетворение не наступало, она считала, что просто игра немного не удалась. Занимаясь с Кеннетом любовью, она за последний год все реже и реже получала удовлетворение, но и не думала искать этому объяснений. Постоянное физическое удовлетворение, говорила она себе, ничто в сравнении с ощущением полного душевного и физического слияния с любимым человеком. Но сейчас, почувствовав прилив неизъяснимого удовольствия от теплого проникновения в нее языка Джесона, она поняла, каким это было заблуждением.

Это… о, это было совсем не похоже на то, как ласкал ее Кеннет. Его прикосновения всегда были сугубо профессиональными, хирургическими, такими, словно он относился к их любовной игре как к очередной операции. Нет, то, что она чувствовала сейчас, были отнюдь не спорт и даже не игра, это было прекрасно, бесконечно, так хорошо, что невозможно передать словами. Она чувствовала, как легко поднимаются и опускаются ее бедра. Она гладила голову Джесона и словно направляла его, хотя, кажется, он гораздо лучше, чем она, знал дорогу. А дорога эта вела в джунгли прикосновений, первобытный лес ощущений. Она никогда не была там раньше – здесь пела каждая клеточка ее тела, бешено циркулировала кровь, сердце стучало, словно молот. Она услышала, что кричит.

И тогда Джесон оказался там уже вместе с ней, внутри нее, и они помчались вместе. Он наполнил ее всю, умело двигаясь в ней. Она почувствовала, что он хочет сбавить темп, на мгновение остановиться, но тут, словно острое чувство голода вновь охватило ее.

– Пожалуйста, пожалуйста, – бормотала она, прижимаясь к нему все крепче и помогая управлять их общим движением. Он колебался секунду, стараясь оставаться спокойным, но теперь, когда она направляла их путь, они стремительно понеслись в желаемый край. И он уже не в состоянии был отступить, да и не хотел этого больше. Яростно, счастливо, мчался он вперед, к горизонту, увлекая ее за собой. Он набирал скорость – все быстрее и быстрее, пока вдруг неожиданно не потерял над собой контроль и не впал в состояние сладостного самозабвения.

16

Они не стеснялись смотреть друг другу в глаза. Джесон улыбался загадочной улыбкой, даже тогда, когда, нажимая на газ, набирал скорость и обгонял на 17-ом шоссе ехавший впереди грузовик.

– Папа, ты слишком разогнался! – кричала с заднего сиденья Хивер. Она удобно расположилась там вместе со всеми своими подарками, полученными в день рождения, – куклами, играми и прочими радостями детской жизни, среди которых была и привезенная ей Джесоном из Германии волшебная музыкальная шкатулка. Все это ей разрешили взять с собой, чтобы девочка могла скоротать время по дороге в Беркшир-коттедж, как его все называли. А езды туда было часа три, не меньше.

– Да, мэм, – сказал Джесон, снимая ногу с педали газа. Сам того, не осознавая, он торопился: ведь чем быстрее они доедут до места, тем раньше он и Касси вновь смогут заняться любовью. В Джесона, словно демон вселился: с трудом заставляя себя смотреть на дорогу, а руки держать на руле, он думал только о том, как бы дотронуться до Касси. Они обменивались иногда легкими рукопожатиями и многозначительными взглядами, но в тишину их взаимности без конца врывался нетерпеливый голос Хивер.

– А Минди Фаберстейн хочет, чтобы я приехала к ней на следующей неделе, – тараторила она, уже в десятый раз, заводя шкатулку. Звуки «К Элизе», казалось, заполняли все пространство, когда она открывала крышку.

– Слушай, Хивер, ты ее доломаешь, если будешь без конца заводить, – глядя на дочку в переднее зеркало, говорил Джесон.

Интересно, это оттого, что он сам так безумно счастлив, или Хивер действительно веселая? Обычно не особенно разговорчивая, сегодня она уже в течение нескольких часов трещала как сорока, в который раз рассказывая ему о своем дне рождения. И выглядела она лучше. Миранда вечно напяливала на дочь платья с оборками и заставляла няню завивать ей волосы в локоны, Касси же разрешила ей надеть джинсы и простой зеленый свитерок. А волосы девочки, от природы густые и слегка волнистые, были зачесаны назад и не лезли ей в глаза, поскольку держались при помощи симпатичного обруча. Несмотря на все предупреждения Джесона, Хивер вновь завела шкатулку. Раздалось несколько нот… и музыка прекратилась.

– Она сломалась! – заревела Хивер. – Уже сломалась! Ненавижу ее! – Слезы хлынули у нее из глаз.

– Папа же говорил тебе, что нельзя без конца ее заводить, – повернулась к ней сидевшая на переднем сиденье Касси. – Ты сама виновата, что не послушалась. И не говори, что ты ненавидишь шкатулку. Ты только посмотри, какая она красивая. Сейчас же попроси у нее прощения.

– Ненавижу ее, и тебя ненавижу, – твердила Хивер сквозь слезы.

– Плакса, вакса, гуталин, – смеясь, дразнила ее Касси. – Ну-ка, дай мне шкатулку, я попробую починить ее. Но учти, она не захочет к тебе вернуться, пока ты перед ней не извинишься.