Нечаянный поцелуй - Беннет Сара - Страница 64

Генрих узнал его. С тошнотворной волной узнавания он увидел перед собой мальчика, которого ненавидел и боялся, но который в те жуткие месяцы его пребывания в Шато-де-Нюи был его другом.

– Я обгорел, – сказал Сури. – Я думал, что умру. Я лежал среди руин и думал, что ты бросил меня умирать. Я знал, что ты ушел. Анри, карающий ангел! Только ты мог сжечь Шато-де-Нюи.

– Ты должен был умереть.

Генрих не чувствовал жалости к Сури, во всяком случае теперь.

Сури крепкой рукой держал жеребца. Корабельная команда закончила подготовку к отплытию, и судно собиралось сниматься с якоря.

– Эй, священник! – Капитан подошел ближе, с опаской косясь на лошадь. – Нам пора отчаливать. Если не раздумали плыть с нами, немедленно поднимайтесь на борт. Я возьму вас, но животина должна остаться. Она ранила одного из моих людей.

Сури метнул в капитана мрачный взгляд:

– Я не оставлю коня. Он мой друг.

Капитан равнодушно пожал плечами и, отвернувшись, дал команду отдавать швартовы.

– Сури… – Генрих сделал еще одну попытку.

Сури повернулся к нему, и его обезображенный рот исказился.

– Я бы умер! Я бы умер! А знаешь, как я спасся? О, ты будешь смеяться, Анри, когда я тебе расскажу. Пришли деревенские жители, эти бедные создания, которых мы столько лет травили. Они пришли на пепелище Шато-де-Нюи, преодолевая страх и отвращение, чтобы убедиться, что нет живых. И нашли меня. Я слишком сильно обгорел, чтобы они могли меня узнать. Да и вряд ли им было известно, как я выглядел. Найдя мальчика, они приняли меня за тебя, Анри! Своего друга, который пытался им помогать и даже спасал кое-кого из них от моего отца и его своры. Я не стал их разубеждать. Я посчитал это благоразумным. Они отнесли меня в деревню и выходили. Сказали, что это Господь спас меня, потому что я святой. Они отправили меня в монастырь, чтобы я стал священником, потому что считали меня святым. – Сури хохотал до слез. – Теперь ты понимаешь, почему мне смешно, мой друг?

Генрих покачал головой, чувствуя еще большее отвращение.

– Тебе следовало воспользоваться случаем, Сури, чтобы изменить жизнь к лучшему. Как сделал я. Но ты потратил ее на ненависть и злобу.

– Не потратил. Я получил удовольствие от нашей встречи после стольких лет, Анри.

– Ты должен вернуться со мной в Ганлингорн, Сури. Настало время заплатить за свои преступления.

Сури улыбнулся. Ветер трепал полы его черного плаща. Зловещая фигура. Печальная фигура. Они смотрели друг на друга в молчании, и вдруг Сури запустил в небо свой капюшон. Подхваченный ветром, он темной птицей пролетел над головой Генриха.

– Уж если мне суждено умереть, то я умру таким, какой я есть! – крикнул он.

И прежде чем Генрих успел его остановить, он пришпорил жеребца, изо всех сил ударив его в бока пятками, и устремился на край причала.

В шоке Генрих помчался за ним, но опоздал. Сури уже достиг обрыва, и жеребец прыгнул. На какое-то мгновение они словно зависли в воздухе – могучее животное и всадник в плаще, – потом с громким всплеском вошли в серую воду.

Соскочив с седла, Генрих кинулся к краю и склонился над бездной. Человек и лошадь вынырнули на поверхность и теперь барахтались в ледяном море. И в тот момент, когда ситуация перестала казаться Генри безвыходной, когда мелькнула мысль, что маленькая лодка, сброшенная капитаном, успеет подобрать Сури, Генрих увидел блеск лезвия. И расплывающееся пятно крови на воде.

Секундой позже ослабшую лошадь поглотила набежавшая волна, а вместе с ней и седока, припавшего к ее спине.

Генрих выпрямился, смахивая с лица водяную пыль. Все кончилось. Шато-де-Нюи и все с ним связанное окончательно кануло в прошлое. Теперь Генрих может начать жизнь заново.

В Ганлингорне.

Эпилог

Часовня в Ганлингорне утопала в диких розах и жимолости. От их густого аромата, пропитавшего маленькое помещение, у Генриха кружилась голова. Хотя, возможно, она кружилась от ощущения счастья. Он венчался со своей настоящей любовью, единственной женщиной, которую любил и будет любить вечно.

С Дженовой.

Рядом с ним переминался с ноги на ногу Рейнард. Генрих скосил на него глаза и увидел, что он обменивается взглядами с Роной. Они обвенчались на Пасху и сразу после свадьбы Генриха и Дженовы уезжали из Ганлингорна. Они не говорили точно, куда направляются, но, влюбленные друг в друга до безумия, видимо, считали это несущественным.

Алфрик после нападения отца выжил и все еще находился в замке Хиллдаун. Узнав о его ранении, Агета пришла в неистовство и потребовала, чтобы ее доставили к нему. Она выходила его, и, ко всеобщему удивлению, Алфрик и Агета сочетались браком.

Болдессар умер от рук Сури. Так что свою тайну Генрих мог при желании похоронить в себе. Но он сознавал, что не исцелится окончательно до тех пор, пока полностью не очистит совесть. Король Вильгельм вернулся в Англию вскоре после Пасхи, разгневанный известием о коварном заговоре графов. Но к этому времени Ланфранк уже подавил попытку мятежа, так и не охватившего широкие массы.

Генрих рассказал Вильгельму правду о себе. Случилось это как-то поздним вечером за бутылкой доброго французского вина. Вильгельм как будто понял все правильно. К тому же он не мог не простить Генриха, потому что последний помог ему накануне разбить две сотни датчан, прибывших с запозданием оказать поддержку мятежным графам. Так что пока все складывалось хорошо.

В дальней части часовни раздался шепот, привлекший его внимание. Генрих обернулся. К алтарю шел маленький мальчик в тунике и штанах цвета зеленого мха с золотой окантовкой. Приблизившись к Генриху, Раф широко улыбнулся, и его лицо засияло от счастья. Генрих улыбнулся в ответ и подмигнул ребенку, но, когда увидел за его спиной Дженову, наряженную в белый бархат, потерял дар речи.

Дороже этой ткани в Англии не было, да и достать ее не представлялось возможным. Красота Дженовы ошеломляла. Она выглядела настоящей королевой.

Бархат, словно кожа, облегал ее роскошную фигуру. Платье с глубоким вырезом подчеркивало полную грудь, стягивало изящную талию и бедра и, ниспадая тяжелыми, переливающимися складками до земли, касалось каменных плит пола. Приблизившись, Генрих увидел, что бархат расшит сотней маленьких жемчужин.

Ее распущенные волосы свободными локонами вились по плечам и спине. Теплые темные пряди также были украшены жемчужными нитями. Ее прелестное лицо светилось счастьем, как и у ее сына, а зеленые глаза были с любовью устремлены на Генри.

Генрих не догадывался, что может испытывать подобные чувства. Но теперь, когда сам все это пережил, больше не будет смотреть на своих друзей с удивлением и завистью. Дженова была его жизнью, и он знал, что никогда не пожалеет, что оставил кичливую пустоту, в которой видел прежде смысл существования. Здесь, в Ганлингорне, он наконец обрел дом.

Дженова поравнялась с ним. Ослепленный ее красотой, он увидел, что в ее волосы вместе с жемчугом вплетены еще и цветы. Гирлянды кремовой и золотистой жимолости. Дженова пахла весной, началом новой жизни. Ему захотелось увести ее в луга, как когда-то, много лет назад, в Нормандии. Только теперь он не ограничился бы одними поцелуями.

– Мне можно поцеловать невесту? – спросил он, и в его голубых глазах появился знакомый лукавый блеск.

Дженова подалась вперед и жарко шепнула ему в ухо:

– Через мгновение ты сможешь поцеловать свою жену.

Он улыбнулся.

Священник, пряча улыбку, начал церемонию венчания.