Тысяча девятьсот восемьдесят пятый - Бенилов Евгений Семенович - Страница 44

—  — Как ты там устроишься без документов?

—  — Там видно будет … на месте разберусь.

Из кухни доносились мерные звуки капель, падавших из плохо закрученного крана.

—  — Если ты будешь вести себя, как раньше, то долго в живых не продержишься.

—  — Я знаю.

—  — И?…

Прежде, чем ответить, Эрик сделал паузу, прислушиваясь к себе.

—  — Я могу измениться, но переделать себя — не могу. — Он помолчал, не в силах выразить сказанное более ясными словами. — Как и любой человек, я могу стать другим лишь под воздействием …

—  — Я поняла. — перебила Лялька.

Тяжелая бархатная штора еле заметно колыхалась в такт дуновений кондиционера. Стрелки стенных часов светились в темноте.

—  — Ты помнишь свою мать, Эрька?

—  — Да.

—  — Сколько тебе было, когда она исчезла?

—  — Четыре года.

—  — Ты похож на нее или на отца?

—  — Не знаю … у меня не осталось их фотографий.

Эрик закрыл глаза, наслаждаясь чистотой, теплом, сытостью, чувством безопасности и почти полным отсутствием боли.

—  — Ты думаешь, надежда есть? — спросила Лялька.

—  — У кого?

—  — У нас всех — у тебя, у меня, у Мишки … у наших будущих детей …

Прежде, чем ответить, Эрик помолчал.

—  — Думаю, что нет.

—  — Почему?

—  — Мне кажется, что систему разрушить невозможно. Во всяком случае, изнутри и снизу.

Наступила тишина. Маячивший за решеткой оконной рамы уличный фонарь казался узником совести. Видневшаяся в проеме туч полная луна наводила на мысль о волках-оборотнях.

—  — А если наверху появится желающий изменений человек?

—  — Откуда?… Вероятность положительной мутации в династии Романовых равна нулю.

Лялька не ответила. Снова наступила тишина. Маленькая искуственная елка блестела в углу комнаты мишурой игрушек. Насупленный Дед Мороз стоял возле нее на часах и строго глядел перед собой бессмысленными пуговичными очами. Детское, как мир, новогоднее волшебство пропитывало и исцеляло раны всех душ на свете.

—  — Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? — отголоски лялькиного шепота эхом прошелестели по темной комнате.

—  — В Университете, после отборочного тура на Всесоюзную олимпиаду по математике.

—  — А когда встретились в следующий раз?

—  — В начале первого курса, на дискотеке … я пригласил тебя танцевать.

Невидимая в темноте, Лялька засмеялась.

—  — Мне показалось тогда, что ты вот-вот полезешь ко мне целоваться …

—  — Правильно показалось.

—  — Так чего же не полез?…

—  — Не осмелился. Испугался, что ты меня оттолкнешь.

—  — Правильно испугался. Я тогда была пухлая и чопорная …

—  — Ты и теперь пухлая.

—  — Эрька, я сейчас буду тебя убивать!

Возникшая из темноты лялькина рука легонько шлепнула Эрика по губам … и так и осталась лежать на подушке, слегка касаясь его щеки.

—  — Помнишь, как мы после первого курса всей группой ездили в Крым?

—  — Помню.

—  — А после второго курса — на Памир?

—  — Помню.

—  — Как хорошо тогда было — несмотря на комсомольские собрания, ленинский зачет, политинформации и всю эту ерунду!… Почему мы не можем так сейчас?…

—  — Возраст. — Эрик помолчал, потом добавил, — Мы потеряли самый главный ингредиент счастья — молодость.

Лялькина ладонь рядом со щекой Эрика чуть шевельнулась. Стало слышно, как где-то далеко едет поезд.

—  — То, что у тебя со Светкой, — серьезно?

—  — Нет.

—  — С твоей стороны или с ее?

—  — Она думает, что только с моей, но на самом деле — с обеих. Ей нужен муж — умный, привлекательный и престижный … не обязательно я.

—  — Почему ты никогда не заводил ни с кем серьезных отношений?

Шум поезда затих вдалеке. Тиканье часов, гуденье кондиционера и капель кухонного крана возобновили свою неустанную работу.

—  — Сначала я сам был несерьезным. А потом понял, что отмечен … что могу принести только несчастье … — он замолчал, чувствуя, что его слова высокопарны, непонятны и слепы.

—  — Я понимаю, что ты хочешь сказать. — сказала Лялька.

Ее рука невесомо провела по щеке Эрика, потом погладила по волосам.

—  — А ты знаешь, что я … — Лялька кашлянула, маскируя смущение и нерешительность, — … что я … — она замолчала.

—  — Знаю.

—  — Знаешь что?

—  — Что ты в меня влюблена. — Эрик помолчал, — Начиная с той поездки на Памир … может, даже раньше.

—  — Намного раньше. — на этот раз голос Ляльки прозвучал ровно и спокойно, — Я влюбилась в тебя с первого взгляда … вернее, с первого слова … на том самом отборочном туре олимпиады. — она усмехнулась, — А когда на Всесоюзную не прошла, то месяц рыдала — думала, не увижу тебя больше …

Ее рука возле щеки Эрика вздрогнула и исчезла в темноте.

—  — Значит ли это, что, если б я полез-таки целоваться тогда на танцах, то ты бы меня не оттолкнула?

—  — Нет, не значит.

Они рассмеялись. Лежавший под одеялом у Эрика в ногах Кот завозился и недовольно мяукнул. Наступило долгое молчание.

—  — А ты?… — неожиданно хрипло спросила Лялька, — Ты меня … — она запнулась, не решаясь произнести бесповоротное слово.

—  — Да. — коротко ответил Эрик.

—  — С каких пор?

—  — С тех же, что и ты, — с самого начала.

Лялька издала странный звук — будто вынырнула на поверхность моря после затяжного пребывания под водой.

—  — Так какого же черта?!… — Она захлебнулась словами и начала снова, — Почему ты?!!… — слов не хватило опять, и она замолчала в беспомощной ярости.

Прежде, чем ответить, Эрик помолчал.

—  — Сначала я боялся, что ты меня оттолкнешь. Потом думал, что еще успею … А когда понял, что отмечен, — не хотел тащить тебя за собой.

Он взял лялькину ладонь и приложил к своей щеке. Вздрогнув, Лялька вырвала руку.

—  — Как ты смел?… — спросила она страшным шепотом, — Как ты смел так со мной поступить?… — она привстала на локте, и ее распущенные волосы буйным ореолом заметались на фоне окна. — Из-за твоего идиотизма у меня не осталось теперь ничего … ни воспоминаний, ни ощущений, ни детей!… — Она упала на подушку и закрыла лицо руками.

Потревоженный шумом Кот вылез из-под одеяла, спрыгнул с кровати и бесшумно растворился во тьме.

—  — Лялька! — позвал Эрик.

Ответом были всхлипывания.

—  — Я ничего не мог сделать.

—  — А спать с этой толстомясой развратной сукой ты мог? — Лялька отбросила одеяло и села на постели по-турецки, — Знаешь, сколько я мучилась из-за твоих баб? — она яростно натянула на колени подол ночной сорочки.

—  — Я … — Эрик поискал подходящее слово, но не нашел, — … не связывался с тобой ради твоего же собственного блага!… — он почувствовал, что объяснения бессильны, — И, кстати, ты тоже не святая — вспомни хоть проходимца Петровского или этого … как там его?… Пападжианопулоса …

—  — Петровский не был проходимцем! — лялькина сорочка распахнулась, обнажив ложбинку между ее грудей. — Если хочешь знать, Петровский был …

—  — Перестань. — тихо сказал Эрик, садясь на постели. — Нам просто не повезло …

Несколько секунд Лялька молча смотрела на него, потом протянула руку и погладила по плечу … потом по щеке … потом обхватила за шею … Эрик обнял ее за талию — и удивился, насколько та оказалась тонкой. Сердце его заколотилось в горле, дыхание перехватило. Теплое и податливое тело Ляльки покорно таяло под его руками, пушистые волосы щекотали лицо и плечи. На какое-то мгновение он почувствовал себя ее полным и нераздельным властелином … нет, властелином целого мира! — огромного, удивительного и прекрасного мира, состоявшего из двух ранее независимых, а теперь слившихся, половин.

На какое-то мгновение Эрику показалось, что у них еще остался шанс к спасению.