Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар - Страница 83

Когда Орм умолк и сел на свое место, выборные посмотрели друг на друга, и было слышно, что многие из них одобрительно зашептались между собой. Первым взял слово Соне Ясновидящий.

— Приятно слышать, — сказал он, — что разумные люди еще есть, и мудрость не уйдет в могилу вместе со мной и Угге. Ты, Орм из Овсянки, говоришь разумные речи, хотя ты и молод. И я скажу не только то, что само предложение хорошее, но и то, что я сам тоже готов участвовать в выплате последней третьей части. Многим покажется это странным. Ибо всем известно, сколько у меня детей. Однако такое доброе дело будет всем на пользу. И даже если мне придется выплатить четвертую часть из этой третьей части, все равно я смогу сделать это: эту часть я потом вычту у своих шестнадцати взрослых сыновей, которые промышляют в лесу. Даже если я возьму у каждого из них всего по две шкурки, все равно я покрою выплату с лихвой, и еще останется на мою долю. А тем самым я помогу Агне из Слевена, так как его мать была троюродной сестрой моей четвертой жене. Так что не стесняйтесь, каждый волен высказаться и завоевать себе уважение на тинге.

Сразу же поднялся Токе сын Грогулле и заявил, что он не привык жадничать перед такими щедрыми людьми.

— Я говорю это, хотя сам всего лишь бедный торговец мехом, который никогда не имел богатства и не наживет его. Об этом знают все те, кто брал у меня хорошие деньги за свои негодные шкурки. Но все же и у меня найдутся деньги, а потому я хочу быть вместе с Ормом и Соне и внесу столько же, сколько внесли они.

Угге Заика силился что-то выговорить: с ним всегда так случалось, когда он начинал волноваться. Наконец он выговорил, что это будет к чести и Гёинге, и Веренда, и что сам он тоже хочет уплатить такую же часть, как и остальные.

Двое выборных от Гёинге, Черный Грим и Торкель Заячье Ухо, закричали, что пусть Веренд не думает быть первым и что они тоже присоединяются к выплате выкупа. Тогда Улоф Летняя Птичка заявил, что и он не желает отдавать честь другим, и поэтому хочет выплатить свою часть в двойном размере.

— Вот вам мой совет, — сказал он, — куй железо, пока горячо. Надо собрать выкуп прямо сейчас, на тинге. Возьмите мой шлем, а ты, Токе сын Грогулле, как купец, правильно взвесь-ка все доли.

Токе послал своего слугу за весами для взвешивания серебра, а тем временем все больше и больше выборных, как от Веренда, так и от Геинге, изъявляли желание участвовать в сборе выкупа. Ведь теперь им было легче снискать к себе уважение, ибо доля выкупа все уменьшалась и уменьшалась, раз многие пожелали выплатить причитающееся. Но Улоф Летняя Птичка обратил внимание на то, что пока еще никто не слышал самого Гудмунда с Совиной Горы, собирается ли тот выплачивать свою долю, как и другие родичи Слатте и Агне.

Гудмунд нехотя встал. Выглядел он весьма озабоченным и наконец объявил, что дело пока терпит. Ведь на него и на его родичей ложилось слишком тяжелое бремя — целая шестая часть всего выкупа.

— Это верно, что я не отношусь к скупым, — сказал он, — но хуже всего то, что я бедный человек, и у Орма из Овсянки ложное мнение на этот счет. Серебро в моем доме не водится, да и у других родственников Слатте тоже. И для нас эта доля прямо-таки непосильна, и если бы у нас взяли половину этой самой шестой части, то мы, может, и потянули бы остаток. Здесь сидят многие знатные и уважаемые люди, у которых пояса туго набиты серебром, так что им не составит труда отстегнуть еще и половину шестой части, помимо их трети. От этого честь их только увеличится, да и мне, бедному человеку, они оказали бы помощь.

При этих словах и судьи, и выборные, и даже все остальные громогласно захохотали. Ибо всем было известно, что у Гудмунда жадности еще больше, чем богатства. И теперь, когда он обнаружил, что не вызвал к себе сочувствия, он вынужден был уступить. И еще двое из родичей Агне заявили, что готовы выплатить эту шестую часть.

— Будет лучше, — сказал Соне Гудмунду, — если ты внесешь свою долю сейчас, ибо здесь присутствуют многие из твоих родичей и друзей. А родичей Агне я обойду сам.

Токе получил наконец весы и принялся считать.

— Выкуп собран с тринадцати человек, — сказал он, — и каждый уплачивает одинаковую долю, кроме Улофа Летней Птички, который платит вдвойне. Значит, получается четырнадцать частей. Какой же будет одна четырнадцатая часть от одной трети из семи и одной четверти марок серебра, сказать трудновато. Даже самые опытные купцы с Голанда вам сразу не скажут этого. Но умные люди знают, как надо подсчитать, и нам проще будет вычислить это в шкурках. Это будет четырнадцатая часть от шести дюжин шкурок куницы. И это седьмая часть трех дюжин. Это следует посчитать для всех шкурок, ибо я всегда теряю немного при взвешивании, я — то уж знаю это. И тогда доля каждого из нас составит в серебре цену шести шкурок, так что тринадцать человек на тинге задешево снискали себе большой почет. Вот перед вами весы и гиря, и каждый может их проверить, пока я не начал взвешивать.

Знающие люди тщательно проверили весы: ибо весы у торговцев частенько бывают очень хитро устроенными, и потому проверка необходима. Но гиря могла быть проверена только на ощупь. И когда пара присутствующих высказали сомнение по поводу ее правильности, то Токе тотчас изъявил готовность встретиться с таким сомневающимся лицом к лицу в честном поединке.

— Ибо это дело торговцев — биться за точность своих весов и гирь, — сказал он, — и тот, кто не осмеливается начать поединок, показывает себя ненадежным торговцем.

— Нечего даже и спорить об этом, — решительно оборвал его Угге. — Все серебро, собранное в шлем, тут же будет отдано Глуму и Аскману. И что за выгода для Токе обвешивать нас, когда и его собственное серебро находится там же?

Каждый теперь вынул серебро из-за пояса и взвесил свою долю. Некоторые отдавали маленькие кольца, другие — плетеные серебряные цепочки, третьи — четырехугольные серебряные пластины. Но большинство вносили свою долю серебряными монетами, и там попадались монеты со всех концов света, из таких далеких стран, что никто не смог бы угадать их название. Орм заплатил андалусскими монетами, ибо их у него оставалось еще предостаточно. А Улоф Летняя Птичка — красиво украшенными византийскими монетами, на которых был изображен великий император Иоанн Цимисхий.

Когда все было собрано, Токе переложил серебро в мешочек и взвесил его. Все оказалось правильно, искомая третья часть была собрана верно, и даже немножко больше, чем положено.

— Но избыток слишком мал, чтобы делить и возвращать его владельцам, — сказал Токе, — ибо на весах такую малость взвесить почти невозможно.

— Что же нам с этим делать? — спросил Угге. — Мне кажется, что нет никакой нужды отдавать Глуму и Аскману больше положенного.

— Давайте отдадим эту разницу вдове Гудни, — предложил Орм. — Пусть и она получит что-нибудь в возмещение своих страданий.

Все согласились с ним. А вскоре пришли Соне и Гудмунд со своими шестыми частями, собранными у друзей и родичей на тинге. Шестая часть Соне весила правильно. Но у Гудмунда немного недоставало, хотя он и принес целый тюк шкурок и два медных котелка, наполненные серебром. Он начал громко жаловаться и клясться, что больше у него ничего нет и что он просит взаймы у какого-нибудь богатого человека из выборных. Но никто не пожелал дать ему в долг. Ибо дать взаймы Гудмунду — это все равно что бросить свое серебро в море.

— Ты упрям, Гудмунд, и мы знаем это, — сказал наконец Соне Ясновидящий. — Но все равно тебе придется уступить, как и остальным. Я вот думаю, что же я слышал такое о том, как Орм сын Тосте из Овсянки, приехав в наши края, сумел уговорить тебя, когда ты не хотел продавать ему зерно и корм для скота по умеренной цене. Что-то там такое произошло вокруг колодца. Но я позабыл, что именно мне рассказывали, ибо начинаю уже стареть. И пока ты теперь, Гудмунд, сидишь и думаешь о том, как бы тебе возместить свою шестую часть целиком, ты, Орм, расскажи-ка нам, как все-таки тебе удалось тогда уговорить его. Это всегда полезно узнать.