Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар - Страница 50

— Мы сидели за одним столом у короля Харальда, — сказал Орм, — в тот раз, когда ты рассказывал о сыне конунга, что повис на своих волосах. Но там сидело много народу, и с тех пор произошло немало. Меня зовут Орм сын Тосте, и мой корабль пришел вместе с кораблями Торкеля Высокого. А сюда я прибыл, чтобы креститься и забрать свою невесту.

— Прежде он служил Мухаммеду, — поспешно сказал брат Виллибальд. — Но теперь желает избегнуть дьявола. Это его я лечил после Рождества у короля Харальда, когда они бились на мечах в палатах перед пьяными конунгами; и это он и его приятель угрожали копьем брату Маттиасу, чтобы не слушать Христова учения. А теперь он хочет креститься.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — воскликнул епископ. — Ты служил Мухаммеду?

— Он уже очищен и окроплен епископом Лондонским, — успокоил Поппона маленький священник. — И злого духа в нем не оказалось.

— И я хочу увезти Ильву — дочь Харальда, — сказал Орм. — Она мне обещана — и ею самой, и королем Харальдом.

— Теперь он мертв, — сказал маленький священник, — а язычники передрались между собою в Дании.

— Святейший епископ, — сказал Орм, — я хотел бы видеть ее немедля.

— Вы многого хотите, — сказал епископ и предложил им сесть.

— Он приехал креститься со всем своим кораблем ради нее, — сказал брат Виллибальд.

— И он служил Мухаммеду! — сказал епископ. — Это великое и; удивительное знамение, и Господь дарует мне радость, когда я сижу тут изгнанником и все мои труды пошли насмарку.

Он велел принести пива и принялся выспрашивать все, что те знали о Дании и о том, что было при Мэлдоне.

Брату Виллибальду было что рассказать, и Орм помогал, отвечая на вопросы как мог, несмотря на свое нетерпение, ибо епископ был человек кроткий и достойный уважения, и было трудно не пойти ему навстречу в том, что он так хотел узнать.

Наконец епископ услышал все новости, что у них имелись. Тут он повернулся к Орму.

— Так ты теперь пришел отнять у меня мою крестницу Ильву? Нешуточное это дело — пожелать себе королевну. Но кое-что об этом я слыхал и от нее самой, а она поистине знает, чего хочет, помоги Боже всем нам!

Он покачал головой и улыбнулся.

— Это такая подопечная, что любой от нее может состариться прежде срока, — сказал он. — Уж если ты с ней справишься, ты сможешь больше, чем покойный король Харальд, и больше, чем я. Но пути Господни неисповедимы, и когда ты крестишься, я не стану тебе, перечить. А ее замужество снимет с моих старых плеч тяжкое бремя.

— Мы с нею долго были в разлуке, — сказал Орм. — Позволь мне ее увидеть.

Епископ, казалось, заколебался и сказал, что подобная горячность свойственна молодости, но что теперь поздно и, быть может, стоит подождать со встречей, покуда он не будет окрещен. Но он был все же растроган и позвал дьякона из своей свиты и приказал тому взять четверых людей и посетить госпожу Эрментруде и передать ей епископское благословение и просить ее отпустить сюда дочь короля Харальда, несмотря на поздний час.

— Я попытался сберечь ее ненадежнее, — сказал он, когда дьякон вышел, — а это порой нужно таким девицам, как она, и в таком месте, когда и король, и его придворные, и все войско собралось тут. Она живет у монахинь блаженной королевы Берты, здесь неподалеку, там от этой гостьи одни хлопоты, хотя монахини и любят ее. Дважды она пыталась бежать, поскольку очень заскучала, как она сама сказала, а однажды — не так давно — она склонила двоих молодых людей хорошего рода, видевших ее в саду обители и переговаривавшихся с нею через стену, забраться к ней с утра со слугами и дружиной и в битве на мечах посреди огородных грядок монахинь решить, кому из двоих к ней посвататься, а сама сидела и смеялась и смотрела, пока обоих не унесли — окровавленных и израненных. Худо пускать таких девиц в женскую обитель, ибо оттого может быть большой вред благочестивым душам сестер. Но верно и то, что сие происходит более от недомыслия, нежели от злого умысла.

— И оба умерли? — спросил Орм.

— Оправились, хоть раны и были тяжелые, — ответил епископ. — Я и сам за них молился. Я был тогда изнурен и болен, и тяжко мне казалось иметь такую подопечную; и я много порицал ее и просил ее выйти за одного из них, раз уж они так горячо сражались ради нее и были хорошего рода. Я говорил ей, что мне будет спокойнее умирать, если я сперва выдам ее замуж. Но она тогда вспылила и сказала, что если оба юноши остались в живых, значит, мало было настоящего в их поединке, и она не желает их знать. Она сказала, что предпочитает таких мужчин, после удара которых уже ни бинты, ни молитвы не нужны. Тогда-то я и услышал кое-что о тебе.

Епископ ласково кивнул Орму и попросил его не забывать про пиво.

— У меня были оттого и другие огорчения, — продолжал он, — ибо из-за этого поединка аббатиса, благочестивая госпожа Эрментруде, хотела наказать ее розгой. Но поскольку моя несчастная крестница все же гостья в обители и помимо всего королевская дочь, то я этого не допустил, хотя и с великим трудом; ведь аббатисы неохотно слушают советы и мало доверяют уму мужчины, будь он даже епископом. Ибо, разумеется, госпожа Эрментруде — женщина с крепкой волей и могучей силой, посильнее многих; и все же одному Богу ведомо, чья спина бы болела.; осуществи она свое намерение и попытайся взяться за розги. И тогда случились бы новые мерзости хуже прежних.

— Когда мы впервые с нею говорили, — сказал Орм, — мне по— казалось, что она никогда не пробовала розг, хоть это, быть может, было бы ей не во вред. Но с тех пор я никогда больше такого не думал, когда ее видел; и я надеюсь, что смогу с нею справиться в дальнейшем, хоть иногда это и будет хлопотным делом.

— Так говорил мудрый конунг Соломон, — сказал епископ. — Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная. Это, должно быть, так и есть, ибо мудрый конунг Соломон в женщинах понимал; и порою я сокрушенно повторял сии слова, когда она причиняла мне огорчения. Но удивительно, что я никогда не сердился на нее. Ибо мне хочется думать, что все это лишь заблуждения по молодости и недомыслию; и быть может, ты управишься с ней без наказания, даже когда вы поженитесь.

— Стоит иметь в виду еще одну вещь, которую я не раз сам замечал, — сказал брат Виллибальд. — Родив троих-четверых детей, многие женщины мягчают нравом. Я слышал от многих женатых мужчин, что не устрой Господь все так мудро, было бы трудно выдержать.

Орм с епископом кивнули; и тут послышались шаги, и вошла Ильва. В покоях было темно, свечи еще не зажигали, но она мигом заметила Орма и с криком кинулась к нему. Несмотря на преклонные годы, епископ проворно вскочил и встал между ними, широко расставив руки.

— Ну не так же, не так! — взмолился он. — Успокойся, во имя Господне! Не висни у него на шее в присутствии клира и в святых стенах обители. Да он и не крещен покуда, сама подумай!

Ильва попыталась оттолкнуть епископа, но тот устоял, брат же Виллибальд кинулся ему на подмогу и ухватил ее за руку. Она уступила, счастливо улыбаясь Орму из-за епископского плеча.

— Орм! — сказала она. — Я видела, как шли на веслах корабли с нашей родины. И видела, как на одном из них среди гребцов мелькнула рыжая борода. И тогда я заплакала. Потому что мне показалось, будто это ты, но ведь могло оказаться, что это вовсе и не ты. А старуха меня не пускала.

Она уткнулась в плечо епископа и содрогалась от рыданий. Орм подошел и погладил ее волосы, но не много сумел сказать, ибо плохо разбирался в женских слезах.

— Хочешь, я выпорю старуху, — сказал он, — только чтобы ты не горевала.

Епископ попытался оттолкнуть его и усадил Ильву, говоря ей слова утешения.

— Бедное дитя, не плачь, — сказал он. — Ты была одинока среди чужих людей, но Господь явил тебе милость. Сядь сюда на скамью и подкрепись вином с медом. Виллибальд сейчас принесет его, там много-много меда; и еще принесет прекрасные свечи. И ты отведаешь удивительных орехов из стран Юга, называемых миндаль, что дал мне брат мой аббат. Угощайся сколько хочешь.