Завещание ночи - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 83

— Буду. Как Лопухин?

— Лучше всех! — рявкнул он. — Ты пропустил страшный кризис, твоего дружка три часа откачивали в реанимации… Теперь он вполне в норме, но если ты когда-нибудь скажешь ему, что принял в нем хоть каплю участия, а он не расквасит тебе морду, твою наглую морду…

— Заткнись, — перебил я. — И дай, наконец, выпить.

Хоть ДД жив, подумал я, но облегчения не испытал. Саганян, удачно маскирующийся под оскорбленную добродетель, подал мне чашку со спиртом. Я взял ее, чувствуя, как трясутся руки.

Скрипнула позади дверь.

— А вот и те, кто действительно принимал в больном участие, — патетически провозгласил Вадик. — Сидели у койки, гоняли медсестер и прочий медперсонал, меняли судно…

Я обернулся, и чашка выпала у меня из рук — пальцы перестали держать ее, она грохнулась об пол и разбилась.

— Спирт! — воскликнул Саганян.

А я медленно, преодолевая страшное сопротивление давящего на меня воздуха, поднялся со стула.

— Привет, Ким, — сказала Наташа.

— Да, — сказал я. — То есть, привет. Доброе утро.

— Где это ты пропадал? — спросила она. — Я была у тебя дома, Пашка пытался мне что-то объяснить, но я ничего не поняла… Какой-то маленький Китай, что это?

— Потом, — непослушными губами прошептал я. — Давай… в коридор выйдем.

— Сэр! — крикнул Саганян. — А кто будет убирать? Спирт, положим, испарится, но осколки?

— Я уберу, — заверил его я, взял Наташу за локоть и вытащил за двери.

— Ты живая?

— Нет, — она недовольно освободилась от моего захвата, — я уже три дня как разлагаюсь в фамильном склепе…

Конечно, она была живая. Самая обыкновенная живая девчонка в джинсах и желтой маечке, с самой обыкновенной копной ореховых волос, спадавших на плечи, с самыми обыкновенными зелеными глазами в мелкую коричневую крапинку… Самая прекрасная девушка на свете…

— А Хромец? — спросил я, хотя и не хотел этого спрашивать. — Разве он…

И остановился, потому что не смог заставить себя произнести эти слова.

— Он завез меня в какие-то дебри и выкинул там посреди болота..,

— Наташа брезгливо сморщила носик. — Любая другая там бы и осталась, но я ведь геолог… Короче, через день я была в Москве, зато в каком виде! Конечно, ни к тебе, ни к Димке я такой страшной явиться не могла, поехала к девчонкам в общагу и привела себя в порядок… А потом начался какой-то кошмар: звоню тебе — никто не отвечает, звоню Диме — тоже… Приезжаю к нему, вижу вывороченный замок, разгром, нахожу записку: «Дима в Институте Склифосовского». Ужас! Звоню его маме, еду сюда, к нему не пускают, он, видите ли, в состоянии клинической смерти… Еду к тебе, нарываюсь на Пашку, он вообще начинает рассказывать какие-то сказки… Потом здесь сижу как приклеенная, армянин этот твой пристает со своими дурацкими шуточками. Тебе не кажется, что это больше, чем может вынести нормальная девушка за неполные трое суток?

— Больше, — согласился я. — Значит, с тобой все в порядке?

— Если ты называешь это «все в порядке», то да, со мной все о'кей. Я прекрасно отдохнула и замечательно себя чувствую. Вот, значит, что такое отдых в твоем понимании: похищения, лысые маньяки, искалеченные друзья…

— Наташка, — беспомощно сказал я, — да не заводись ты…

— Не заводись? А ты представляешь, сколько я за это время натерпелась? Этот упырь лысый… знаешь, я же все время боялась, что он меня изнасилует…

— Но ничего же не было? — быстро спросил я.

— А если бы было? Что бы ты сказал? Не волнуйся, Наташа, в жизни всякое случается? И пообещал бы мне, что при встрече набьешь его поганую рожу?

— Я убил его, — сказал я.

Она запнулась. Зачем-то поправила рукой челку.

— Молодец, — произнесла она неуверенно. — Давно пора было… Подожди… Как это? По-настоящему убил?

Я кивнул. Теперь все события этой ночи казались просто сном — очень ярким, страшным, но все же сном.

— А как.., — Наташа смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и я видел в них страх и уважение, — а как это у тебя получилось?

— Не знаю, — ответил я. — Взяло да и получилось. Не все ли равно теперь, как?

Я протянул к ней руки и обнял за плечи. В этот момент дверь за моей спиной распахнулась, и гортанный голос Саганяна спросил:

— Не наворковались, голубочки? Ким, у меня сейчас пятиминутка, это как минимум на час, так я просто хотел напомнить, что теперь с тебя два коньяка.

— Ящик! — рявкнул я. — Только исчезни!

— Жестокосердия позорный образец, — прокоментировал Саганян, и дверь закрылась. Я попытался привлечь Наташу к себе, но она отстранилась.

— Ким, — тихо произнесла она, — и что теперь будет?

Я пожал плечами.

— Все. Теперь будет все. Проклятия больше не существует. Мы свободны.

Она отступила на шаг.

— Но ты же… ты же убил того человека… Это же преступление, Ким…

— Послушай, — сказал я терпеливо. — Я сам толком не понимаю, как мне удалось это сделать. Физически я его и пальцем не тронул. Ну, то есть я стрелял в него и не попал. Но потом я разбил Череп, разрушил Триаду, и вот это-то, мне кажется, его и погубило. Помнишь, в пророчестве было сказано, что Хромец погибнет, если только змея ужалит его в третий глаз? Так вот, у него на этом месте, — я постучал себя по лбу, — был камень, вделанный в корону, а после того, как я разбил Череп, он исчез… Я думаю, он или взорвался, или просто с силой ударил его в лоб — во всяком случае, Хромец умер. Я понимаю, что все это очень сложно объяснить, но там было столько всего необъяснимого.

— А Димка? — спросила она. — С ним что случилось?

— Димка… Он один поехал на встречу с Хромцом, повез ему Чашу в обмен на твою жизнь. Запер меня в квартире, а сам поехал, даже Дария не взял. Дурак, прости Господи…

— Он смелый, — сказала Наташа. — Настоящий рыцарь.

— Тебе видней… Как он?

— Ничего, сейчас уже лучше. В сознании, даже улыбается иногда.

— К нему можно?

— Вообще-то он уснул. Вот когда проснется…

— В таком случае я поеду домой, — решительно сказал я. — Мне тоже необходимо отдохнуть и привести себя в порядок.., — тут я запнулся и посмотрел на Наташу.

— Да, конечно, — кивнула она. — Конечно, поезжай… Устал, наверное?

— А ты? — спросил я, понимая, что уж этого-то делать не стоило ни в коем случае. Не спрашивать надо было, а брать за руку и вести за собой. Домой, в Крым, в церковь венчаться… Это было утро моей победы, а победители не спрашивают, они действуют. Все это я подумал и спросил. — А ты… разве ты со мной не поедешь?

Наташа улыбнулась — кротко и чуть виновато, — и у меня заболело сердце.

— А как же Дима, Ким?

И снова у меня был шанс все исправить — сказать, что с Димой останется его мама, что за него головой отвечает Саганян, да мало ли что можно было сказать и увести свою девушку за собой. Но вместо всего этого я довольно глупым образом поскреб переносицу и сочувственным голосом произнес:

— Да, действительно, как же Дима… Ну ладно, до встречи.

Повернулся и пошел по длинному зеленому коридору, понимая, что совершил самую страшную ошибку в своей жизни. Что утро моей самой большой победы закончилось сокрушительным поражением. Что я сам, своими руками разрушаю то, что никогда уже не восстановится. Понимая это, я дошел до холла и вызвал лифт. Постоял на пороге — еще не поздно было вернуться — и вошел в кабину.

Выйдя на улицу, я обнаружил, что мир вновь стал цветным и объемным. Раннее июньское солнце загоралось в серебристых окошках Склифа. Я с треском застегнул молнию на куртке, сунул руки в карманы и зашагал по чистой и пустынной утренней улице.

— Эй, рейнджер, — окликнули меня сзади.

Я оглянулся. За мной вдоль кромки тротуара медленно полз давешний белый «жигуленок».

— Садись, подвезу, — сказала Лиза, высовываясь из окна. Я покачал головой.

— Зачем ты меня ждала?

— Поговорить надо. Как друг-то твой?

— Лучше всех, — повторил я характеристику Саганяна. — О чем разговаривать будем, Елизавета Константиновна?