Путь шута - Бенедиктов Кирилл Станиславович - Страница 41

Хачкай пожал плечами. Забыть, как голая Мира сидела верхом на Олафе и погоняла его хлыстом? Не понимает она, что ли, что такие вещи забыть нельзя?..

— Ладно, — нехотя ответил он. — Я постараюсь… А кто-нибудь еще к тебе придет?

Мира едва заметно улыбнулась.

— Возможно. Но больше ты в чулане сидеть не будешь. Отправишься на улицу. Хватит с меня подглядываний в замочную скважину. — Она прошла в комнату, села на кровать и вытянула ноги в черных ботфортах. — Помоги снять сапоги, Арди!

Ардиан автоматически шагнул вперед, но внезапно остановился, словно налетев на невидимую стену. Он будет помогать снимать сапоги шлюхе?

Но сейчас она была совсем непохожа на ту Миру, которая издевалась над Олафом. Перед Ардианом сидела очень уставшая, очень красивая девушка, которой явно хотелось поскорее забыть о последних двух часах своей жизни.

— Мира, — сказал он жалобно, — я не понимаю…

— Не нужно ничего понимать, — голос у нее тоже изменился, стал хрипловатым и тихим, — просто помоги мне, я жутко вымоталась. А потом мы с тобой напьемся. Плохо, конечно, спаивать маленьких, но сдается мне, ты тут взрослеешь прямо на глазах…

Тогда он подошел и крепко обнял ее, зарывшись лицом в рыжие пахнущие фиалками волосы.

Глава 8

Монтойя. Бремя Белых

— У меня сегодня играют в покер, — небрежно роняет комиссар Шеве, когда мы возвращаемся с патрулирования. — Присоединяйся, капитан.

— С удовольствием, комиссар.

Жизнь на базе скучна и монотонна, развлечения у нас все больше простые и незамысловатые. Многие миротворцы предпочитают бордели, но я не из их числа. Возможно, я чересчур брезглив, хоть это и странно для человека с моей биографией.

А вот покер я люблю, да и вообще не представляю себе, как можно его не любить. Тем более что у комиссара обычно собирается хорошая компания. Пьют, как правило, немного, и это мне тоже по душе. Я не трезвенник, но никакого удовольствия в том, чтобы надраться до синих свиней, не нахожу. А вот посидеть пару часов за стаканчиком старого доброго скоча для меня истинное наслаждение. Комиссар, даром что француз, знает толк в настоящем шотландском виски. Впрочем, у него имеется также большая коллекция коньяков, которую он пополняет после каждого отпуска, но к коньякам я отношусь с прохладцей. Вот босс — тот, как мне иногда кажется, способен продать мать родную за бутылку какого-нибудь Otard Extra из погребов Паради Шато де Коньяк. Но босс, к счастью, появляется у Шеве редко. К счастью — потому что лучшего игрока в покер я в жизни не встречал. По его сонной одутловатой физиономии, по его фирменному взгляду утомленной рыбы не только нельзя догадаться, какой расклад у него на руках, но и вообще понять, следит ли он за игрой или просто дремлет, как это порой случается на совещаниях. Однако заканчивается партия с участием босса всегда одинаково: босс неизменно встает из-за стола несколько богаче, чем за него садится.

На всякий случай я уточняю у Шеве, будет ли там генерал. Комиссар со значением смотрит на меня и медленно качает головой.

— Зато будет кое-кто, с кем тебе полезно познакомиться, Луис.

Я поднимаю брови, но Шеве больше ничего не добавляет, и я предпочитаю не лезть к нему с расспросами.

На КПП нас маринуют минут десять. Два дня назад босс распорядился ввести усиленный порядок несения службы, и сразу же выяснилось, что необходимость выполнять все пункты инструкций, разработанных для режима усиления, съедает чертову уйму времени. С чем связана эта активность, никто толком не знает, но меня не оставляет ощущение, что виной всему наш позорный прокол в «Касабланке».

Кстати, никаких репрессий за провал операции по поимке хаддаровского эмиссара не последовало. Босс мрачно выслушал доклад Шеве, подвигал белесыми бровями, пожевал бескровными губами, словно порываясь произнести что-то в наш с комиссаром адрес, но, по некотором размышлении, раздумал. Ограничился коротким распоряжением рыть землю дальше. А на следующий день приказал ввести усиление.

Я сдаю оружие, расписываюсь за боекомплект и отправляюсь к себе на квартиру. База «Лепанто», доставшаяся нам в наследство от итальянских военных моряков, не слишком велика — командный пункт, административный блок, два жилых корпуса. И, разумеется, столовая — длинное одноэтажное здание, в плане напоминающее вертикальную черту в большой букве Т. Путь из оружейки в жилой корпус с неизбежностью пролегает мимо дверей столовой, и каждый раз после дневного патрулирования я подвергаюсь нешуточному испытанию. Я имею в виду запахи.

Если вы любите острое и жирное, то есть шанс, что албанская кухня вам понравится. Албанцы, не стесняясь, заимствовали многие блюда из итальянской и греческой кулинарных традиций, обобрали соседей-югославов и даже турок. За годы своей службы в этой стране я нашел с десяток изумительных ресторанчиков, в которых подают действительно очень вкусную еду. Например, в заведении «Азур» в трех километрах ниже по побережью готовят бродетто дель Адриатико, которое я не променяю ни на какое фирменное блюдо итальянских рыбных ресторанов. Но все это, к сожалению, не имеет ни малейшего отношения к ассортименту столовой нашей базы.

Основная проблема заключается в том, что все ее работники крадут продукты. Не то чтобы туда набирали каких-то особенно вороватых людей, просто для албанцев такое поведение вполне естественно. Бороться с этим злом бесполезно; на моей памяти поваров и официанток неоднократно меняли, но ситуация с каждым разом только ухудшалась. Вопрос о наведении порядка в столовой неоднократно ставился на офицерских собраниях, но босс, умудренный многолетним опытом службы в различных забытых богом странах, только пожимал плечами и цитировал «Бремя Белых» Киплинга. И правильно, в общем, делал: в конце концов, миротворцы Совета Наций находятся в Албании не для того, чтобы бороться с бытовой коррупцией.

Можете себе представить, какими запахами тянет с кухни, где свежее оливковое масло давным-давно заменено старым прогорклым, а половина морепродуктов куплена на роскошном рыбном рынке Дурреса с огромной скидкой, не фигурирующей, однако, ни в одном финансовом документе. Эту часть пути до своего корпуса я предпочитаю проходить быстро, по возможности задерживая дыхание.

Однако сегодня сквозь проем раскрытых дверей я вижу картину, которая заставляет меня забыть о чудовищном амбре из подгоревшего жира, машинного масла и активно пованивающей рыбы. Ну, не то чтобы совсем забыть — это невозможно, — но, по крайней мере, перестать обращать на него внимание.

Посередине пустой в этот час столовой стоит на коленях наш повар, толстый усатый хитрован Шариф. Над ним возвышается незнакомый мне офицер — собственно, я вижу только его туго обтянутую форменным кителем спину, но у меня достаточно хорошая зрительная память, чтобы с уверенностью сказать, что такой спины ни у кого на базе «Лепанто» нет. В руке у офицера зажат стек — старомодная тонкая трость, какие встречаются нынче только в исторических фата-морганах, — и этим стеком он методично обрабатывает голову, плечи и спину коленопреклоненного Шарифа. Повар сносит экзекуцию с поразительным терпением, даже не пытаясь прикрыться руками, и только еле слышно поскуливает. Зрелище кажется настолько невероятным, что минуту или две я тупо стою столбом, глядя на то, как стек гуляет по плечам тихо повизгивающего повара. Потом наконец в мозгу щелкает какой-то переключатель, я врываюсь в столовую и перехватываю руку со стеком в тот момент, когда офицер уже начинает оборачиваться на звук моих шагов.

Разумеется, я не нахожу ничего лучшего, чем задать совершенно бессмысленный в сложившейся ситуации вопрос:

— Что вы здесь делаете?

Он улыбается открытой, располагающей улыбкой. Великолепные зубы — один к одному, крупные, очень белые, такими можно перекусить ствол автомата. Вообще лицо у него хорошее — северный тип, светлые волосы, светлые глаза, не поймешь, то ли серые, то ли льдисто-голубоватые, высокий лоб, густые пшеничные брови и пшеничные же усы над твердой верхней губой. Если бы не стек в руке, которую я все еще сжимаю за запястье, он выглядел бы классическим хорошим парнем из старинного боевика. А со стеком он напоминает кого-то другого, не менее узнаваемого, но куда более неприятного.