Черное колесо - Бок Ханнес - Страница 32

Куэлу отправили за море на остров Испаньолу[9], которым владели алчные испанцы, враги мусульман. Мы собрались на этот остров, хотя раньше никогда не видели ни моря, ни кораблей. Испанцы не знали, зачем нам Куэла, а с ним мы были бы неуязвимы. И даже если бы после испанцы узнали об этом и поверили, они не могли бы повредить нам.

К нашему хозяину, королю, пришёл белый торговец. Мой спутник видел его и сказал, что волосы у него, как яркое пламя. Его звали… звали Раф… Рафферти. Он испытал много страданий во время войны и не занимался работорговлей. Он торговал за золото, слоновую кость и шелка с народом… ашанти.

Мы пришли к нему и рассказали о своём положении. Отчасти его тронуло наше горе, отчасти – соблазнили драгоценности. Всего лишь небольшая часть наших сокровищ, но для него – огромная ценность И хотя он торопился домой, к своей возлюбленной, он согласился отвезти нас на Испаньолу.

И мы отплыли. Мы никогда не бывали в море, были беспомощны и страдали, и я не видела своих богов: этому мешала болезнь. Путь был долог, а припасов мало. Рафферти… да, я уверена, что так его звали… забываешь, пребывая среди богов… Рафферти все больше тосковал по своей возлюбленной. И пил слишком много вина, чтобы развеять своё горе.

В экипаже его корабля были разные люди, но в основном пираты. Они удивлялись нашему присутствию, и один из них, выдававший себя за друга Рафферти, любопытствовал больше других. И вот он, когда Рафферти был пьян, выведал у него о драгоценностях, которые тот от нас получил, и что он с ними собирается делать.

Друг, который вовсе не был другом, рассказал об этом остальным. Последовала короткая схватка, пьяный Рафферти и мы, беспомощные, были схвачены и заперты. И так велики были наши сокровища, что злодеи, схватив нас, насмешливо швырнули обратно то, что мы дали Рафферти.

Потом самый злобный из них, его имени я не знаю, вспомнил о песчаном острове недалеко от Испаньолы, затерянном среди множества других, где прятали свою добычу пираты. Там они собирались спрятать сокровища, а потом на Испаньоле продать нас в рабство. А мы по-прежнему были слишком слабы, чтобы помешать им.

Мы приплыли к этому острову, и наши сокровища были спрятаны в пещере, Но мы снова оказались на суше; мы ели зелень, и силы наши вернулись. Один из нас, Чукур, из земли создал слепящую пыль, а другой покрыл ею сокровища, так что никто, кроме нас, не мог их видеть, не потеряв зрения. Злодеи ослепли и искали нас со своими шпагами и дымящимися палками… пистолетами.

Рафферти крикнул, что нельзя отдавать им корабль, иначе он уплывут, а мы умрём на этом необитаемом острове. Мы взяли корабль и плыли среди множества песчаных островков, пока снова не оказались в море. Рафферти надеялся добраться до обитаемых земель и с тем немногим, что у нас осталось, получить помощь и вернуть остальные сокровища: без них Куэла будет навсегда потерян, наши страдания пропадут всуе, а наше намерение освободить Гану никогда не осуществится.

Но с корабельной пищей к нам вернулась болезнь. Мы хотели вернуться и выгнать злодеев колдовством из пещеры. Но ветер, который я вызвала, не слушался меня, и нас пронесло мимо цели. Припасы кончились. Смерть скользила по водам и смеялась над нами. Никаких других кораблей мы не встречали: мы плыли в пиратском районе куда не заходят честные корабли.

Море держало нас, как смола – насекомое. Мы нуждались в пище, а ещё больше – в воде. Когда я вызвала дождь, нас отнесло ещё дальше в пустынные воды. И тогда мы дали клятву на крови, что если кто-нибудь из нас погибнет, остальные продолжат наше дело до конца, и Куэла узнает, что мы не отказались от него. В знак нашей клятвы Бамир вырезал наши руки на рулевом колесе корабля,

М’Комба высох и умер, но мы не отдали его тело морю. Нет, Чукур своим искусством задержал душу М’Комбы в теле, чтобы он и после смерти служил нам. Рафферти испугался, но из-за клятвы, которую дал вместе с нами, должен был терпеть. Он обезумел. Команды, которые он отдавал, стали бессмысленны.

Мы быстро… умерли. Я тоже. И всё же я не была мертва. Пальцы её дрогнули.

– Да, я не была мертва. Я снова была с богами. В экстазе… но когда я вспоминала боль, бывали мгновения, когда я спускалась с высот вневременного царства чёрного ликования… на палубу корабля. И бродила среди остальных… и мне казалось, что я их… знаю. И мы приветствовали бы друг друга, но горла у нас… они стали такими сухими…

Леди Фитц беспокойно зашевелилась; я протянул руку, опасаясь, что она упадёт. Дурной сон и рассказ о нём – тяжёлая задача. Она успокоилась. Вздохнула.

– Я не могу ясно вспомнить. Вода… смочить иссохшую плоть. Я призывала ветры и дождь. Потом, не знаю через какое время, я услышала голоса… язык, на котором говорили соплеменники Рафферти. Меня коснулась рука. Я услышала крик, попыталась заговорить, но моё горло…

Потом я услышала другой голос. Он говорил на языке племени короля Манти, назвал меня злым духом и просил уйти. А я не могла ответить, защититься.

Я пыталась сопротивляться, но мышцы мои застыли, одеревенели. Меня понесли, бросили. Послышался стук молотка. Дверь не открывалась. Мы толкали её, все толкали, но мы были слишком слабы, мы были как соломинки, прижатые к стене.

Мы послали проклятие тому, кто забивал дверь, и стук прекратился. Мы слышали, как упал молоток, и знали, что убили его… но нам это уже не помогло.

Потом был гром, сотрясение, словно Шанто-Молотобоец ударил нас с облаков. Медленное ползучее движение. Потом вода… вода! Она облизала губы.

– Солёная вода, которая уничтожает чары земли. Кристаллы соли, рвущие слабые токи земли. Мы больше не могли двигаться. Лежали неподвижно. Но клятва удерживала души в застывших телах. Потом – пробоина, и вода ушла. Но мы по-прежнему не могли двигаться.

Я услышала далёкий голос. Но я могла говорить только силой ветра. Голос приближался, становился все яснее – голос освобождения. Скоро я вернусь к пульсирующим теням, к чёрному великолепию богов. Клятва будет выполнена, если…

Голос её охрип:

– …если…

Неожиданно она откашлялась и самым обычным голосом продолжала:

– Голос свободы – это был ваш голос, доктор, и к нему примешивался голос Деборы. Я обнаружила себя – здесь. Всё это – только видение. Но истинное ли? Зачем дюна звала меня к себе? Чтобы открыть своё сокровище?

Она повернула голову, взглянула мне в глаза. Видимо, то, что она в них увидела, ей не понравилось, и она снова отвернулась. Протянула ухоженную руку ладонью кверху:

– Ещё сигарету.

Лежала и курила.

– Доктор, если это сон, вы сможете объяснить его. Иначе я расскажу все капитану Бенсону, и мы будем разыскивать спрятанное золото. Но… я не хочу вторично выглядеть идиоткой.

Я сказал:

– Основой для вашего сна послужила ссора с Мактигом накануне вечером. Он умеет воздействовать на слушателей; впрочем, для его профессии это вполне естественно. Его слова задели вас за живое и вызвали внутренний конфликт, как и у мисс Сватлов. Вы, вероятно, слышали, что после вашего с мистером Буриловым ухода она прочла нам в несколько рассеянном состоянии свою интерпретацию его лекции. И в том и в другом случае причина была одна.

– Да, я об этом слышала, – задумчиво сказала она. – Но мистер Мактиг ничего не говорил о Гане… или о чёрной жрице…

Что ж, за время рассказа я проанализировал её сон, и теперь, пункт за пунктом, изложил свои рассуждения.

– Когда вы пожаловались капитану Бенсону на поведение мистера Мактига, вы входили в его каюту?

– Я предпочла бы не делать этого, но я входила.

– И что вы там увидели?

– О, много такого, чего не видела раньше. Например, портрет старого капитана, на которого он так похож. И колесо… чёрное колесо! – Она вздрогнула.

– Совершенно верно, леди Фитц-Ментон. Вы увидели там чёрное колесо. Оно особенно подействовало на вас. Возможно, вас поразила резьба на нём.

Она согласилась. Я сказал: