Черное колесо - Бок Ханнес - Страница 22

– Нам не нужна реклама, – сказал он. – Вдруг на борту есть и другие ранние пташки.

И как раз в этот момент рядом с ней показался Смитсон. Пен беспокойно оглянулась на него и отодвинулась. И тут увидела колесо. Глаза её широко раскрылись, губы сжались, она стукнула по поручню маленьким кулачком. Небесный налёт исчез из её красоты: теперь она трепетала, как белое пламя ярости.

Смитсон подозвал вахтенного, велел ему спуститься и удерживать нашу шлюпку, которая коснулась корпуса «Сьюзан Энн». Большой Джим передал вахтенному колесо. Тот чуть его не выронил – вероятно, его поразили вырезанные на нём руки, и вёл он себя так, словно дерево жгло его. Но он тут же пришёл в себя и передал колесо Смитсону.

Пен бросилась к Смитсону, который наклонился, принимая колесо.

– Отец, ты не должен был приносить это на борт!

– Тише, девочка, – мягко, но решительно ответил Бенсон. – Я знаю, что делаю.

Она крикнула нам:

– Майк! Доктор Фенимор! Чед! Я навсегда вас возненавижу, если вы позволите ему!..

Бенсон сделал короткий жест Смитсону, тот подхватил девушку под локти и отставил в сторону. Мактиг кашлянул, я покраснел. Пен стояла, прижав ладони ко рту, и недоверчиво смотрела на Смитсона. Он перестал её замечать и принял колесо. Девушка топнула ногой, но прежде, чем она смогла выразить своё негодование, Бенсон ласково сказал:

– Ну, девочка, не нужно мятежей. Иначе… – он усмехнулся, – я закую тебя в цепи.

Она упрямо выпрямилась. Он продолжал ластиться:

– Я принёс тебе кое-что. Тебе понравится…

Я видел, как Смитсон бросил вопросительный взгляд на Чедвика, отходя от борта с колесом. И мне не понравилось подмигивание, которым ответил Чедвик. Нужно это запомнить.

Бенсон неторопливо поднялся по трапу. Мактиг взбежал за ним. Я следом. За мной поднялся Чедвик. Вахтенный занялся шлюпкой.

Пен прижалась к Мактигу, спрятала у него на груди лицо. Она больше не удерживала слезы; он робко гладил её волосы. Чедвик остановился возле них; Мактиг отдёрнул руку и застыл. Наступила неловкая пауза.

Пен отступила от Мактига, отвернулась, вытирая слёзы. Она снова повернулась к нам, холодно разглядывая Чедвика; на Мактига она смотрела с сомнением, на меня – как смотрит ребёнок на обманувшего его взрослого. Я покраснел от стыда, будто на самом деле предал её.

Она отчаянно выпалила:

– О, это бесполезно, вы все вместе, все заодно!

И, резко повернувшись, побежала к своей каюте.

Смитсон осторожно трогал колесо пальцем, как будто ощущал нечто незнакомое. Бенсон ревниво оттолкнул его. Поднял колесо, но не очень ловко – он устал. Пошёл к своей каюте, подозвав нас повелительным кивком головы.

Смитсону же резко сказал:

– Ни слова об этом, понятно?

Тот небрежно кивнул. Пройдя несколько шагов, я обернулся. Смитсон выпрямлялся, словно нагибался за чем-то упавшим.

Майк отошёл, чтобы убрать инструменты. Я положил свою ношу на стол Бенсона. Он хрипло сказал:

– А теперь лучше отправляйтесь на койку.

– В таком случае спокойной ночи, сэр. – Он кивнул. Я закрыл дверь, оставив его наедине с Чедвиком. Последним взглядом увидел Бенсона, склонившегося к колесу, как скупой склоняется к своим сокровищам.

Глаза старого капитана на портрете, казалось, тоже не отрывались от колеса.

10. ОБЛАКА

Коллинз разбудил меня очень рано, придя убирать мою каюту. Он небрежно извинился и ушёл, но я не смог снова уснуть, оделся и пошёл на завтрак.

Очевидно, Чедвик спал не больше меня, а может, и совсем не спал. Он в одиночестве сидел в столовой с чашкой кофе и сигаретой. Когда я подошёл, он равнодушно взглянул на меня.

Вежливость требовала, чтобы я сел рядом, но мне не хотелось этого. Как всякая встреча с Мактигом увеличивала мою привязанность к нему, так и всякий контакт с Чедвиком усиливал некое интуитивное недоверие.

Он выпустил струю голубого дыма и вежливо улыбнулся, когда я поздоровался и сел. Чедвик не оглядывался на дверь, но явно знал, что мы с ним одни. Наклонился ко мне, очевидно, собираясь сказать что-то очень конфиденциальное. Но прежде чем он произнёс хоть слово, появилась леди Фитц без обычно сопровождавшего её Бурилова. Чедвик отодвинулся от меня, словно мы с ним планировали убийство.

– Доброе утро, доброе утро! – пропела леди Фитц, глядя на нас; тем не менее, место она выбрала довольно удалённое. На ней было что-то очень спортивное и светло-голубое, хорошо сочетающееся с её рыжеватыми волосами. И одежда, и причёска были в лёгком беспорядке, но – тщательно продуманном. Я представил себе, как она добавляет эти последние штрихи к работе Деборы, не только чтобы выглядеть лёгкой и цветущей, но и чтобы сказать последнее слово в споре с шотландкой.

Она защебетала:

– О, какое удивительное сегодня солнце! Как пламенная жёлтая птица. Парит над миром, как пришелец Извне!

Если бы тут присутствовал Мактиг, он бы обязательно ехидно заметил, что надеется – оно не поведёт себя, как всякая птица, ибо, применительно к солнцу, это вызвало бы катастрофические последствия.

Англичанка посмотрела в пространство, словно проглотила что-то неприятное.

– Я вам скажу! Поэма! Какое счастье – так начинать новый день! – И с сомнением поглядев на нас, бесстрашно продолжала: – Я проснулась с сердцем, полным песен, но вряд ли смогу выразить это.

И прежде чем мы смогли спросить, как она намеревалась их выразить, её манеры изменились, она стала деловой и холодно практичной.

– Прошлой ночью я слышала странный треск, а утром заметила, что дюна за нами обвалилась. Загадочно, не правда ли? Можно заподозрить, что остров населён духами. Надо бы пойти туда и посмотреть, что случилось.

Чедвик вежливо ответил:

– Во время бури дюна пропиталась водой, леди Фитц-Ментон, и её частично размыло. Оставшееся не смогло удержаться и, высохнув, обвалилось. Вот и все.

Она недовольно спросила: «Неужели?» – и следующие несколько минут диктовала заказ стюарду; при этом она так долго описывала, как и что именно нужно ей приготовить, что проще было бы ей самой отправиться на камбуз и заняться этим.

Чедвик допил кофе, погасил сигарету и встал. С особенно яркой улыбкой извинился – я бы назвал его улыбку очаровательной, не будь она такой фальшивой, – и на мгновение задержался у двери, глядя на меня.

Леди Фитц, убедившись, что он вышел, удивила меня замечанием:

– Лицемер! Ничтожество! Так не похож на вас, мой добрый доктор!

Должно быть, взаимоотношения с русским и его предшественниками обострили её проницательность. Теперь она получила возможность неофициально посоветоваться со мной по различным медицинским проблемам. Как только позволили приличия, я извинился и поднялся на палубу.

Пен стояла у поручня, мрачно глядя на капитана Джонсона и Маккензи, гичка которых продолжала вчерашние исследования, отыскивая подходящую бухту, где можно поставить «Сьюзан Энн» на ремонт.

Я сказал:

– Мисс Бенсон, я не забыл ваш взгляд сегодня утром и ваши слова. Надеюсь, они были вызваны досадой и не отражают вашего истинного отношения ко мне.

– Вы имеете в виду мои слова о том, что вы заодно с остальными? – Она повернулась. – Я беспокоилась. Не спала. Сердилась. И, боюсь, была немного расстроена. Доктор, вы знаете, я верю вам. – Взгляд её добавил, что если бы она мне не доверяла, то не пришла бы в мою каюту вчера вечером. И, без всякого сомнения, это был самый прекрасный взгляд, какой я только надеялся увидеть.

Я серьёзно ответил:

– Я не хочу вмешиваться в ваши дела. Но что-то вас тревожит, что-то большее, нежели страх перед черным колесом. И я вовсе не из любопытства хочу, чтобы вы мне доверились.

Она задумчиво кивнула:

– Вероятно, я так выгляжу. Я не люблю распространяться о своих чувствах, хотя среди других это не очень заметно. – Потом, подняв голову и улыбнувшись, сказала: – Я думала об отце и этом проклятом колесе. Он совсем не спал. Сидит в каюте, гладит колесо и что-то говорит ему, словно вновь обретённому старому другу. Сейчас он, наверное, изучил его во всех подробностях, но это ему не мешает.