Маска власти - Бессонов Алексей Игоревич - Страница 5

Я зевнул и потянулся. Разберемся мы с этим Покусом, и не такие пожары тушили… ого, уже почти полночь! Ох, и упился ж я в горьком своем одиночестве! Вроде как и не пьян, но в то же время явно нетрезв.

Я сбросил халат и голышом забрался под теплое пуховое одеяло. Завтра меня ждет сухое горячее лето. В столице сейчас непереносимая жара. Даже как-то странно: сегодня сражался с метелью, а завтра буду глушить ледяное пиво, спасаясь от жары.

В дверь номера кто-то тихонько поскребся. «Крысы у них тут, что ли? – сквозь дрему лениво подумал я. – Что? Крысы?! Какие, к дьяволу, крысы?»

Я подскочил на кровати. Точно, в дверь моих апартаментов кто-то еле слышно постучал. Я прислушался. Пансионат уже спал… стук повторился.

«Открою – ствол в рыло, – пьяно размышлял я, – и ищи потом… или тряпку с паралитиком». Любопытство, однако, пересилило осторожность. Я вытащил из-под подушки любимый табельный «тайлер», снял его с предохранителя и бесшумно двинулся к дверям. Осторожно отомкнул замок и мягким кошачьим прыжком переместился назад, держа оружие на уровне глаз. Теперь входящий не имел и тени шанса. Дверь медленно отворилась…

– О Боже, – выдохнула Натали, – ты всегда так встречаешь гостей?

На ней был розовый полупрозрачный пеньюар, не скрывавший почти ничего, но в то же время делавший ее нестерпимо желанной. В руке она держала бутылку дорогого шампанского.

Я почувствовал предательское шевеление в известной части туловища, и, покраснев как рак, использовал офицерский бластер в роли фигового листка.

– О-о-о, – одобрительно прошептала Натали, запирая дверь на замок, – это мне начинает нравиться…

– Заходи, – выдавил я и метнулся в спальню, где поспешно натянул халат и кое-как привел в порядок свои локоны.

– Откровенно говоря, миледи, я вовсе не нуждаюсь в такого рода благодарности, – с умным видом заметил я, возвращаясь в гостиную.

– Ничего себе, – перебила меня она, поднимая с пола почти пустую емкость из-под «Старого Биндера», – ты один это уделал? Все ясно. Сейчас ты вывалишь нечто вроде «Так поступил бы любой офицер, миледи». Тогда я предпочту общаться напрямую с твоим младшим братишкой – он, похоже, соображает лучше.

– С чего ты взяла, что я офицер?

– Не смеши меня, дорогой. И, чтобы развеять твои сомнения, скажу, что я пришла к тебе не только из благодарности. Поэтому брось притворяться и стань наконец самим собой, таким, каким ты был в лесу, то есть крепким, уверенным в себе воякой.

Я сел в кресло и потер лоб.

– Но в самом деле?..

Она достала из бара бокалы и воркующе рассмеялась:

– Бизнесмены Метрополии ругаются совсем не так, как военные. И, как правило, не имеют таких уверенных рук. Да и вообще, ношение оружия поражающей способностью свыше сорока условных единиц есть тяжкое преступление, а? Кроме как для тех, конечно, кому это оружие носить положено.

– Ладно, – я примирительно махнул рукой, – наливай. Мне уже, в сущности, плевать – я завтра уматываю.

– Ты серьезно?

– Вполне. Тебя это огорчает?

– Вот черт… А может, останешься?

– У меня срочные дела… Натали, девочка, да что с тобой?

Она присела на подлокотник моего кресла и заглянула в мои глаза.

– Я не знаю, что со мной, не спрашивай… но в тебе есть что-то, что я искала в сотнях мужчин… я понимаю, что это глупо, но что я могу с собой сделать, если это так?

Я вылез из кресла и подошел к окну. Метель уже улеглась, в бездне ночного неба висел привычный звездный узор.

– Натали, – не оборачиваясь, произнес я, – ты непохожа на романтическую девочку.

Она едва слышно рассмеялась.

– Непохожа… Ты веришь в судьбу, Алекс?

– И да и нет.

– Ну а если да?

– Если да – то она очень меня баловала. И очень больно казнила. Если да, то я стал ее бояться.

– Бояться судьбы?

– Бояться боли. Не физической, разумеется.

– Тогда ты живешь в аду.

– У каждого свой ад, Натали. Я свой ад ношу в себе.

– Почему ты не можешь его забыть?

– Забыть нельзя ничего. Мой персональный ад – это плата. Плата за смысл.

– Ты уверен в том, что смысл этот есть?

– Он дает мне силы. Я могу умереть в любую минуту. Смысл укрепляет мою руку.

Я вернулся к креслу, взял со столика сигару.

– Ты сильный человек, Алекс. Но почему в тебе столько грусти?

– Я слабый человек, Натали. То, что ты привыкла считать силой, – всего лишь непонимание природы силы. Моя сила – это воля. Она держит меня.

– Твои рассуждения нехарактерны для офицера. Это росская философия. Философия Гор, если мне не изменяет память. Кто ты?

– Воин.

– Воин без имени?

– Просто воин.

– Я пришла к тебе, воин.

– Я твой, женщина.

Она выскользнула из моей постели в половине шестого утра.

– Не прощайся со мной, умоляю… быть может, ты прилетишь на Кассандану…

Я попал на хренову Кассандану гораздо раньше, чем думал.

Глава 2

Лето кончилось дождями, мерзкий сырой ветер гнал листья вдоль улиц, а я тоскливо глядел на мир сквозь витрину небольшого бара на 54-й авеню. Начало осени не предвещало ничего хорошего. Я чувствовал себя усталым и опустошенным. Вчера мой любимый кот Эрик наложил мне в туфлю, чего с ним не случалось уже много лет. Мерзкий тип отомстил мне за то, что я неделю не покупал ему свежей рыбы. Возвращаться в пустой дом и общаться с мохнатым террористом мне не хотелось, и я сидел в баре за кружкой пива, лениво обозревая крепкие задницы пары ушлых красоток, торчавших у стойки, и размышлял, не стоит ли свистнуть их обеих. В желудке моем сонно переваривался недавно съеденный обед, красавицы не обращали внимания на мрачного типа в дорогом плаще, с вызывающе ценным перстнем на правой руке, и я вдруг подумал: а чем, собственно, я отличаюсь от куска говядины, на сей момент обитающей в моем брюхе? Ей, поди, так же тоскливо, как мне, говядине этой. Подраться, что ли, с кем-нибудь?

В кармане плаща ехидно заулюлюкал телефон.

– Але, – отозвался я, поднося к уху плоскую коробочку.

– Королев, – полковник Каминский, похоже, был на грани истерики, – давай бегом к нам. Бегом, Санька!

– Да что стряслось-то?

– Потом, потом! И… кстати, где Детеринг?

– Без понятия. А вы где?

– Мы все у Нетвицкого. Давай.

Я бросил на столик монету и пулей выскочил из бара. Девули за стойкой недоуменно глянули мне вслед, но меня они уже не интересовали. Я прыгнул за руль своего «Лэнгли», включил ручное управление и с пробуксовкой колес сорвался с места. Через десяток минут я бросил машину на тротуаре у входа в Третье управление. Почти бегом миновав идентификационный щит, взлетел в лифте на сороковой этаж, промчался по коридору и рывком распахнул дверь с надписью «Джозеф Нетвицкий».

В огромном, шикарно отделанном кабинете плавал дым – его не успевали вытягивать вентиляторы. Сам хозяин кабинета восседал на краю необъятного письменного стола и курил с отсутствующим видом. Ремер, Каминский и подполковник Варакин бегали по кабинету, аки тигры в клетке, роняя на шикарный ковер пепел своих сигарет.

– О, – вскричал Ремер, завидев меня, – вот он!

Я закрыл за собой дверь кабинета.

– Все ж таки, господа офицеры…

– А, – сказал Ремер, – он не знает.

– Сегодня утром, – скрипуче перебил его Нетвицкий, – сегодня утром изволил застрелиться милорд Майкрофт Фарж.

Я сунул руки в карманы плаща в поисках сигарет.

– Час назад, – продолжал Нетвицкий, – на Кассандане, на территории собственной усадьбы обнаружен труп генерала Ярга Максимилиана Фаржа. Этого достаточно?

– Ты знаешь, где искать Детеринга? – с отчаянием спросил Ремер.

– Но, ребята, он же в вашем заведении числится.

– Числится, – словно эхо, повторил Варакин, – числится…

Хлопнула дверь. В кабинет влетели Макс Потапенко и Ларс Фишер – люди из Второго управления.

– Ху-у, – перевел дух Фишер, – всем привет… Так, слушайте меня ушами: дело милорда Майкрофта взято на исполнение третьим отделом прокуратуры Метрополии.